Чувствовать, помнить и... жить!

Любовь СЕМЕНОВА

Фото Николая ШАРУБИНА

Последнюю книгу доктора медицинских наук, профессора Натана Эльштейна «Волшебство Парижа. Размышления» я, нев силах оторваться, читала в купе поезда по пути в Москву. А через несколько дней вернувшись в Таллинн, неожиданноузнала, что Натан Владимирович, которого вот только что, на днях, видела в редакции «Молодежки», из этой жизни ушел...

Признаюсь, раскрыв книгу в попытках постичь «Волшебство Парижа...», я поначалу решила, что она настолько «о личном», что читать ее мне не будет интересно. Во-первых, потому что перипетии чьей-то личной жизни меня волнуют очень мало и заглядывать в чужие замочные скважины привычки я не имею. Во-вторых, ситуации, именуемые «любовными треугольниками», мне не слишком симпатичны, хотя и безнадежной ханжой я себя назвать не могу.

И словно нарочно книга Натана Эльштейна «Волшебство Парижа. Размышления» оказалась целиком и полностью посвященной именно любовному треугольнику, существовавшему в течение (страшно подумать!) двадцати шести лет.

О любви...

«О любви немало песен сложено...» А также написано книг и снято художественных фильмов. Помните фильм «Начало», сюжет которого также вращается вокруг любовного треугольника? Там есть незабываемая интимная сцена, когда герои Куравлева и Чуриковой ужинают.

«Курицу можно руками...» И почти сразу после этого - глаза в глаза - немудреная песня как признание в любви, переполняющее душу. И такое обожание, такая собачья преданность во взгляде героини, что становится неловко за свое неуместное здесь присутствие. Потому что появляется полное ощущение, что не фильм смотришь, а подглядываешь за чужой личной жизнью в замочную скважину. И хочется отвести взгляд. Но... продолжаешь завороженно смотреть.

Потому что это не любовь, а - Любовь...

Примерно с таким же странным чувством читала я «Волшебство Парижа...» Читала и поражалась, как трепетно и неподражаемо нежно, оказывается, можно рассказывать об отношениях героев, попавших в столь нелегкую житейскую ситуацию. Причем рассказывать, не опускаясь до пошлостей, от первого лица, будучи одним из участников «треугольника».

Натану Эльштейну это удалось. Джаси (сокращенное от имени Жасмина), Нати (от Натана), Жерар. В их компании совсем не чувствуешь себя «четвертым лишним», потому что искренне сопереживаешь и восхищаешься способностью героев книги (реальных, не выдуманных) любить и дарить свою любовь другому человеку.

«Искусство быть человеком»

- В одном случае знакомый спрашивает, были ли мы с тобой близки? Это же провинциальная беспардонность. В следующий раз он бы не постеснялся спросить, что нам больше всего нравится в «Камасутре»? Как ты это расцениваешь?

- Как и ты. Такие вопросы не подлежат обсуждению. Превращение спальни для двоих в замочную скважину вызывает во мне отвращение.

- Все время думаю, как ты себя сейчас поведешь? Что с тобой делать? Что тебе отдать? Моя душа, тело, сердце давно твои. Нати, у тебя свои причуды, но ты же разумный человек...

В книге очень много диалогов, которые ведут между собой любовники - Джаси и Нати. Порою даже кажется, что слов этих чересчур много. Но можно ли считать их лишними в контексте того, что речь идет о людях, занимающих в обществе определенное, достаточно высокое положение? Если убрать слова, то что останется? Та самая обнаженная «Камасутра», которой и без того хватает в нашей жизни?

«Одной звезды я повторяю имя»

Из книги «Волшебство Парижа...»: «В моей жизни Джаси - первая женщина, с которой можно рассуждать в подобном ключе. И обо всем. Размышлять вслух, а не спорить.

Нам было даровано счастье познакомиться, жить на расстоянии, но вместе. Жить, растворившись друг в друге...

В книге нет альковных сцен. Избегал сознательно. Сегодня их легко найти в желтой прессе, эротической поэзии и прозе. Меня интересовали эволюция чувств, психология собственных ошибок, путь к осознанию того, что небытие - это не выключение дыхания, сердца, мозга, это неспособность любить, это когда отсутствие рядом той, которая стала частью твоей жизни, - боль, комок в горле, скрываемые слезы...»

И это тоже о Любви. Той самой, от которой перехватывает дыхание и срывается голос. Той самой, о которой снимают чудесные фильмы и пишут хорошие книги. И точнее своих мыслей уже не передать, и выше этого человеческим чувствам уже, наверное, не подняться.

Уйти, чтобы остаться...

Говорят, люди подспудно, каким-то, Бог знает каким по счету, чувством ощущают свою кончину. Профессор медицины Натан Эльштейн, наверное, должен был чувствовать все, касающееся себя, более обостренно, чем обычный человек. И он старался успеть жить: «Времени отпущено очень мало, а жизнь уходит слишком быстро. Как песок сквозь пальцы. Может быть, каждая убегающая песчинка поможет лучше оценить мгновения жизни...»

Из книги «Вошебство Парижа. Размышления»: «...Мы лежали молча. Через окно было видно мерцание звезд парижского неба. Господи, что значит ощущать нежность кожи, дыхание и аромат любимой женщины!

...Я прижался к Джаси. Ее лицо было мокрым от слез. Спросил:

- Почему ты плачешь?

- От счастья за дарованные минуты и дни. А почему твое лицо влажно?

- Тоже от счастья. И от страха. Чтобы не сократить то, что нам осталось. Признаюсь в том, что никому не говорил. Мое советское прошлое сформировало во мне страх перед словом «завещание». На Западе это норма, для меня - символ бренности. Я ведь должен уйти раньше тебя. В завещании есть специальный пункт, касающийся тебя... Ты должна запомнить меня живым...

Жасмина меня прервала.

- Умоляю тебя: никогда больше к этому не возвращайся... Ты же убиваешь нас обоих. Мы обязаны жить. И не один год. Мы заслужили их. Бог нам их подарит. Прошу, обещай, что никогда об этом напоминать не будешь. Обещаешь? Поклянись.

- Обещаю, Джаси...»

Я не подглядывала в замочную скважину, правда! Это просто волшебство Парижа...

P.S. Друзья Натана Эльштейна сообщают, что презентация его новой книги не отменяется - она пройдет позже, после окончания тридцатидневного траура со дня кончины автора.