Человек из звездного класса

Владимиру ЛИБМАНУ, директору завода нерудных материалов, исполняется 50 лет.

Нелли КУЗНЕЦОВА

Директор должен успевать всюду. Его рабочий день продолжается и на карьере (близ Маарду)…

В дни, предшествующие юбилею, когда мы с Владимиром Либманом разговорились о предстоящей дате и о том, что она значит в жизни человека, он, рассмеявшись, повторил слова Михаила Ботвинника: «Я не вижу особой заслуги в том, что сумел вместе с нашей планетой 50 раз облететь вокруг солнца!» Конечно, великий шахматист мог позволить себе столь неожиданные и парадоксальные повороты мысли, но в глубине души он, наверное, как и всякий человек, понимал, что это все-таки некий рубеж, с которого можно оглянуться назад, подвести какие-то итоги, определить, чего все-таки удалось достигнуть в этой жизни, доволен ли ты тем, что сделал, и каким, собственно, ты стал, дойдя до этого рубежа и пережив все, что преподносила тебе жизнь.

В печати, нашей и зарубежной, можно увидеть немало публикаций, в которых пытаются разобраться, что же представляет собой нынешний бизнесмен, удержавшийся на плаву, успешный предприниматель, сумевший не погубить свое предприятие и не погибший сам в тяжелейшие годы ломки, крутых перемен, когда рушились, переставали существовать многие заводы, фабрики, фирмы. Из публикаций явствует, что такой человек как бы постоянно находится в экстремальных условиях, в состоянии войны, когда этика, мораль отодвигаются на второй план, когда остается лишь одно, главное определение: эффективный или неэффективный. И напрашивается вывод: идеальный человек для бизнеса — это не человек, а логическая машина.

Владимир Либман во многом опрокидывает и эти выводы, и эти определения. Он выбивается из этого ряда удивительным своеобразием, неповторимой притягательностью личности, своей человеческой сущностью. Наверное, в том, что он именно такой, каким его знают и любят очень многие люди, немалую роль сыграло то, что он из шахтерской семьи, если можно назвать шахтерской семью горного специалиста, главного инженера, а потом и директора шахты в Сланцевом бассейне Эстонии, что он из города Кохтла-Ярве, города, обладавшего, во всяком случае, в прежние времена, особым характером и особым стилем жизни.

Отцовский завет

…и в кабинете. 2 х фото Александра ГУЖОВА
Сам он говорит, что у него в жизни были хорошие учителя. И самым первым, самым главным учителем был его отец.

Случалось, конечно, что отец прохаживался по нему, мальчишке, ремешком за какие-то мальчишечьи проделки или провинности. Но очень редко. И не это было определяющим. А самым важным для него, Володи, был пример отца, то, как он, отец, вел себя, какие принимал решения в разных случаях и разных жизненных обстоятельствах, как понимал свои обязанности и как относился к своей работе. Отец не был падок на сентенции, нравоучения, воспитательные беседы. Это было не в его характере, да и времени, очевидно, не хватало. Но однажды он посчитал нужным очень серьезно и очень откровенно поговорить с подростком-сыном, и этот разговор остался в памяти Владимира Яковлевича на всю жизнь. «Помни, сынок, — сказал отец, быть может, впервые назвав так подрастающего сына, — помни всю жизнь: если бы не было русского солдата, мы бы сегодня с тобой вообще не могли разговаривать…»

Отец знал, о чем говорил. Сам он шестнадцатилетним мальчишкой попал на войну и прошел ее солдатом до самого конца, до Победы. И еще одну отцовскую мысль сын запомнил навсегда: «Советский Союз — хорошая страна, но мы с тобой здесь все-таки не у себя дома, и чтобы добиться чего-то существенного, должны быть на голову выше».

Сам Либман, как он говорит, впервые почувствовал, что «неладно что-то в нашем государстве», когда пытался поступить в ЛЭТИ, один из престижнейших вузов Ленинграда. У него с его великолепным аттестатом даже не приняли документы на трех факультетах этого института. Это горькое, унизительное чувство он, как мне показалось, помнит и до сих пор. Да и можно ли забыть? Хотя отец не раз говорил ему, что «антисемитизм — это оружие неудачников».

Либман поступил в Ленинградский Политехнический. Тут никаких преград не было. Впрочем, на первом курсе в институте делать ему было, в сущности, нечего. И это — благодаря его учителю Юрию Павловичу Ярцеву, которого он, Либман, считает вторым важнейшим человеком в своей жизни.

Жаль, что сегодняшние ребята этого не знают. А тогда, в прежние времена, одаренных ребят искали, им помогали развить свои способности, их собирали для обучения в вузах знаменитые ученые, академики, преподаватели вузов. Так было, скажем, в Новосибирске, где был известный на весь мир Академгородок. Так случилось и в Кохтла-Ярве, к сожалению, один только раз за всю его историю.

Юрий Павлович Ярцев, преподаватель Таллиннского Политехнического института, создал уникальный класс. Он побывал во всех школах города, встречался со многими ребятами, устраивал для них серьезные проверочные экзамены. И в конце концов собрал во 2-й школе один 9-й класс из учеников разных школ города. Это был, по существу, класс особо одаренных. Сейчас, конечно, его, этот класс, в Кохтла-Ярве подзабыли, новая жизнь все это как-то заслонила, но долгие годы, уже даже после того, как эти ребята разошлись по разным вузам, этот класс вспоминали, называя его «звездным».

Что получилось из «юных гениев»

А они, эти ребята, эти выросшие и состоявшиеся в жизни люди дружат много лет, дружат до сих пор, несмотря на то, что судьба разбросала их по разным городам и весям. Я видела, с каким удовольствием и даже гордостью вспоминает Владимир Яковлевич этот свой класс, эти два года, когда он учился под руководством Ярцева, и то, как «гонял» Юрий Павлович их, юных гениев, которых, казалось, трудно чем-нибудь удивить, которые мнили себя всезнайками и которым море было по колено. Он, как выразился Либман, опустил их на грешную землю, и на всю жизнь они запомнили, как много и серьезно надо работать, чтобы иметь нужные знания, чтобы в будущем стать профессионалами.

Удивительно он все-таки счастливый человек, этот Либман. Счастлив в дружбе… Немногие, наверное, могут похвастаться таким количеством верных друзей в самых разных концах света. К нему на юбилей, насколько я знаю, съедутся друзья по школе, по институту, по стройотряду из городов России, Германии, Канады, Израиля… Это, в самом деле, честь — считаться другом Владимира Либмана, это тоже немалое в жизни достижение, иначе все эти люди не пустились бы в столь длинный и нелегкий путь, чтобы быть рядом с ним в этот важный для него день. И этому можно только позавидовать.

Между прочим, говорят, что крупные предприниматели, те, кто построил свой особый мир, те, на плечи которых ложится огромная ответственность, расплачиваются за это немалыми потерями, в числе которых и дружба. Я спросила у Либмана, так ли это, и он долго молчал, прежде чем ответить. А потом сказал, что поседел в один год. Этот год — 2000-й — был нелегким для завода, но еще более тяжелым для самого Либмана, он потерял друга, работавшего рядом с ним. Да, бизнес требует жертв.

В институтские времена его звали комиссаром. Он действительно был комиссаром студенческих стройотрядов, работавших в Карелии, в Казахстане. Но сдается мне, что под этим прозвищем, отнюдь не шутливым и уж тем более не саркастическим, крылось нечто большее. В нем и сейчас ощущается нечто неуловимое, именно комиссарское. В лучшем смысле этого слова… Быть может, это умение убеждать, заражать людей своим энтузиазмом (полузабытое слово, не правда ли?), своей верой в необходимость того дела, которое они делают? Верность своим убеждениям? Максимализм, который в других давно уже погасили жизненные обстоятельства, а в нем он живет, не делая его ни излишне прямолинейным и уж тем более не одиозным.

Черный сентябрь в «Красном Октябре»

Любопытная, быть может, немного смешная и в то же время трагическая деталь, носящая на себе отпечаток времени: один из стройотрядов, которым руководил Либман, работал в колхозе «Красный Октябрь». В то время как раз проходила Мюнхенская Олимпиада, где зверски была убита большая часть израильской команды спортсменов. В институте тогда вывешивались сводки под общим названием: «Черный сентябрь в «Красном Октябре». Как бы счастливо, легко, весело ни складывалась студенческая жизнь, то, что происходило за порогом института, в стране и за ее пределами, не могло быть не замечено, не пережито, не прочувствовано умом, сердцем…

После окончания института Либман вернулся в Кохтла-Ярве. Был электромехаником экскаватора, заместителем главного энергетика, потом главным энергетиком на разрезе «Октябрьский».

Вот тогда, в те годы он и женился. Либман и сейчас четко помнит день, когда впервые увидел свою будущую жену. Это было 29 декабря 1979 года… Друзья собрались на предновогодний вечер, а он не мог поехать, потому что у него случилась авария. Небольшая, правда, но все-таки… Раздраженный, усталый, голодный, он мечтал лишь об одном: оказаться дома. Но друзья по телефону безапелляционно заявили ему, что без него вечер — не вечер и что без его взноса — бутылки водки — они не обойдутся. Не привыкший обманывать друзей, он занял у кого-то эту бутылку и поехал в Кохтла-Ярве на этот вечер. Там он и увидел Клавдию… Уже потом, много позже он узнал, что друзья все сделали для того, чтобы познакомить двух этих незаурядных людей. Они были убеждены, что эти двое не смогут не заметить друг друга…

Между прочим, некая дама однажды кокетливо спросила Либмана, какие женщины, брюнетки или блондинки, ему больше нравятся. И он коротко, пресекая дальнейшие вопросы, ответил, что любит умных женщин.

Его жена как раз такая — умная и красивая. Она врач и заведует отделением интенсивной терапии в крупнейшей из больниц — Северо-Эстонской. Многие еще помнят, что так называются теперь реабилитационные отделения, палаты, где выхаживают, вытаскивают иной раз с того света самых тяжелых больных.

Говорят, что жены крупных начальников, крупных бизнесменов, ярких фигур как-то пропадают в тени своих мужей. Наверное, так оно и есть. Во всяком случае, очень часто… Но о жене Либмана этого не скажешь. Сам он по этому поводу шутит: «Еще неизвестно, кто в чьей тени…» И в самом деле, видно, как он гордится ею. Счастливый человек, он счастлив и в любви…

Уметь учиться

Он счастлив и своими наставниками, своими старшими товарищами. В сущности, весь его рассказ о себе — это рассказ о тех, у кого он учился. Это и Юрий Николаевич Егоров, и Дмитрий Николаевич Светлов, и Леонид Александрович Ананич, которого нет сейчас в республике, но которого многие в Эстонии помнят. Это и Пеэтер Карлович Палу… Он называет имена безбоязненно, не стесняясь и ни на кого не оглядываясь, не руководствуясь ни новыми политическими реалиями, ни какими-либо конъюнктурными соображениями. И он весь в этом… Если уж уважает людей, то верен им до конца.

Так хочется рассказать об этой его кохтла-ярвеской жизни, какой она была в те времена. Но увы… Газетная площадь не беспредельна. А так нужно было бы поговорить о Совете молодых специалистов, о кавээновских играх, в которых участвовали все молодые инженеры, техники, врачи, химики, учителя. В обеих российских столицах — в Ленинграде и в Москве — КВН был под запретом, а здесь он процветал, разрастался, захватывая все новые массы людей. Здесь это называлось так: «А ну-ка, шахтеры!» Либман был там главным заводилой, капитаном команды, ведущим игр. На старых фотографиях его можно увидеть и в костюме старика Хоттабыча, и в одеянии Комара, тогда они ставили рок-оперу-балет «Муха-Цокотуха».

Было вообще множество забавных выдумок, невероятных замыслов, блистательных экспромтов. Часто собирались компании, ходили друг к другу в гости. И это не были запойные посиделки, это было интереснейшее общение. Целый город, город молодых специалистов жил весело, жил дружно, жил общаясь, рождая новые идеи и новые таланты. Такого, наверное, нигде больше не было и, наверное, уже не будет.

Либману было 29 лет, когда он стал директором завода нерудных материалов в Таллинне. Завод был в таком провале, в такой страшной, даже по советским меркам, яме, что первые два года Либман вытаскивал, вытягивал его чуть ли не на своих плечах. Сам он говорит, что у него была команда, на которую он мог опереться. И это, конечно, важно. Но директор ведь остается директором. Он всему голова, и на нем вся ответственность, вся тяжесть принятия решений. Сейчас он вспоминает об этом времени, как о годах каторги… Я, между прочим, спросила, видел ли он по телевидению известный сериал «Охота на изюбря» и могло ли быть здесь у нас что-либо подобное? Он покачал головой: нет. Когда в начале 90-х в Эстонии был передел собственности, завод нерудных материалов был в таком тяжком состоянии, что, как выразился Либман, на него никто не польстился. Но тут, я думаю, он слегка лукавит. Завод выстоял, не перешел в руки зарубежных хозяев, хотя многие предприятия в Эстонии «сдавались» порой даже без борьбы, недаром в эстонской прессе появлялись тогда статьи под названием «Эстония, разделенная и проданная иностранным инвесторам». Так вот этот завод выстоял, потому что его директор и руководимый им коллектив решили идти иным путем, путем самостоятельности, сложным путем, требующим постоянной борьбы, смелости, сложных экономических расчетов. Бывали моменты, когда производство было на грани остановки, когда судьбу завода решали буквально несколько дней. Но ведь выжили, все-таки выжили…

«Русский бизнес чище любого другого…»

Кстати, вспоминая о тех тяжелейших временах, Либман привел слова Федора Бермана, директора БСРЗ, который в ответ на чьи-то обвинения горячо заявил, что русский бизнес в Эстонии гораздо белее, чище, чем любой другой. И это правда, добавил Либман. «Если бы было иначе, нас давно бы «закопали»… Кстати, нигде и никогда не было столько проверок, самых разных, в том числе, разумеется, и экологических, сколько на этом заводе. Иные конкуренты под иностранными именами, делающие фактически ту же работу, даже не подозревают, что можно так долго, так упорно и так жестко подвергаться такому контролю.

Мы так много рассказывали на страницах газеты об этом заводе, что, быть может, не стоит повторять, не стоит рассказывать о золотых медалях, полученных заводом на разных международных выставках, о Кубке правительства Бельгии и прочих многочисленных наградах. Быть может, стоит только сказать, что завод в этом году в 4 раза увеличил объемы производства по сравнению с 92-м годом, что куплена новая, мобильная, в высшей степени современная технологическая линия, что скоро вступит в строй новый карьер под Пайде, а это новые возможности и новые перспективы…

Больше 20 лет руководит заводом Владимир Либман, спасает его, расширяет, ведет вперед. Чего это стоит ему, можно только догадываться.. Но он не перестает удивлять всех. Новизной решений, новыми идеями…

И теперь ему — 50. Но он по-прежнему горяч, азартен, хотя и осторожен, умен и безупречно честен, хотя и изворотлив, по-прежнему неисправимый оптимист, по-прежнему упрям, порой даже жесток, но беспредельно искренен и верит в свое дело, в свой завод, в свою команду. Жизнь многому его научила, и при этом он ухитрился не потерять своих лучших, своих драгоценных качеств…