Песня в обороне

Николай ХРУСТАЛЕВ

Игорь Наджиев - российский певец противоречивой творческой судьбы. Фаны знают и любят его не по причине телевизионнойраскрутки, а из-за ее отсутствия. А такое не часто бывает.

Love story

- Мамулька моя тогда только приехала в областной центр из Храповицкого района Астраханской области. Была уже замужем, но брак не заладился. И вот оказалась в Астрахани, ютилась чуть не в землянке, не знала, куда притулиться. Однажды подруга ей сказала: да плюнь ты, давай лучше, как люди, сходим в ресторан. А тогда, в 60-х, пойти в ресторан было вехой в жизни. И вот приходят в «Волну», сейчас «Лотос» называется, а там очередь. Стоим, вспоминает, чуть уже не час, и тут идет такой с усиками, чернявенький - и без очереди. На дверях швейцар расшаркивается: проходите, Михал Михалыч. Мать возмутилась: мы в очереди, а кто-то без. Так он наш постоянный клиент, твердит швейцар. А этот с усиками на мать посмотрел, ничего не сказал и прошел в дверь.

Ну, отстояли они, вошли, сели. И стал к ним приставать тут какой-то мужичонка выпивший, лезть начал. А тот Михал Михалыч как раз за столиком рядом один сидел. Спрашивает у матери: что, надоедает, так пересаживайтесь ко мне. Мать и пересела. Но тот тип все никак не успокоится: моя, мол, я первый познакомился, и вообще вы, чучмеки, понаехали тут... А в ресторане сидели ребята с танкера из Баку, представляете, что началось? Все было, мамулька говорит, как в кино, в боевике американском, - вокруг крик, звон, драка неимоверная, а мы за столиком сидим, и оркестр как ни в чем не бывало «Караван» себе играет. И показалась, что в рай попала, с этим мужчиной хоть на край земли. Везде защитит, ему же даже драться не надо, без него справятся. Влюбилась, словом, с первого взгляда... Папа был иранцем, приехал работать в Россию по договору. Познакомились они с мамой в 66-м, я родился в 67-м. Папулька умер в 95-м, мамулька в 97-м, не смогла долго без него.

Сочи-86

Мамулька мечтала стать певицей, голос был красивый, с этого, наверное, все началось. Девчонкой бегала на сельское кладбище, вставала на какую-нибудь заросшую могилку и представляла, что кресты - это слушатели. Она им пела, стихи Некрасова читала: «Выдь на Волгу, чей стон раздается?». Сумасшедшая была, смеется. Я же тоже сумасшедший, успокаивал ее, только ты мертвым, а я живым пою.

В 8-м классе мы писали сочинение «Кем хочу быть», и я написал, что хочу быть эстрадным певцом. Представляете, как это воспринималось тогда в стране рабочих и крестьян? Какая это профессия - эстрадный певец? Слава Богу, классная руководительница написала в характеристике: склонен к музыкальному образованию.

Петь начал в школе, потом был солистом в самодеятельном ВИА астраханского трикотажного комбината. Все, что пели тогда Мартынов Женя, Антонов, Леонтьев, Боярский, весь этот репертуар и я пел. Это было время прорыва, когда на эстраде с появлением Пугачевой и Леонтьева возникло красочное шоу, люди задвигались, начало что-то происходить.

В 86-м году получил грамоту в Сочи на конкурсе, где определялись лучшие исполнители советской эстрадной песни. Права выступать в заключительном концерте лауреатов и дипломантов грамота не давала, но я так понравился Борису Сергеевичу Брунову, что он сказал: будешь петь на заключительном концерте, плевать, что у тебя только грамота.

Ситуация в Сочи у меня была на самом деле анекдотичная. Сначала досталось за песню «Баллада об Афганистане» - «Не бойся, родная, здесь меня не убьют...», как бы мальчик пишет письмо матери. Вы что, наши войска занимаются там лесопосадками, выговаривали мне, а в Астрахань в это время гробы приходили, так что про лесопосадки пусть бы кому-то другому лапшу вешали. Но втык все равно получил. Хорошо, на мою защиту встали члены жюри - Марк Григорьевич Фрадкин, Гелена Великанова, Борис Сергеевич Брунов, Евгений Птичкин, никого уже нет... В 3 часа ночи звонок в гостиницу, на другом конце провода - Фрадкин, у меня прямо коленки затряслись. «Игорек, вы еще не уехали? И не уезжайте, третий тур кончится - дадим вам грамоту». А меня-то уже со второго отсеяли. Потом вдруг слышу: «Да заткнитесь вы, козлы! Игоречек, это не вам...» Видать, у них там заседание жюри продолжалось. Вот так я впервые вышел на профессиональную сцену. В будущем году, получается, можно отмечать 20 лет.

Монтаж на Первом

- Своим крестным отцом на эстраде я считаю Леонида Петровича Дербенева. Первой сделанной с ним песней была «Потерянная страна». Сначала он хотел отдать ее Киркорову, потом Маше Распутиной, но в конечном счете отдал мне. Леонид Петрович был мудрейшим человеком, одно общение с ним на его кухне уже столько давало. Он многое в жизни знал, видел, пережил. Когда-то сказал мне: «Наступит время, ты будешь востребован, популярен, любим, но обязательно помни, что вознесло тебя на волну этого успеха». Очень многое значила сама встреча с ним, работа над песнями для фильма «Мушкетеры. 20 лет спустя». Потом вместе с Дербеневым были песни к продолжению «Тайны королевы Анны», был еще такой фильм «Ребенок к ноябрю», «Белые ночи» Леонида Квинихидзе. Собственно, вот и все... Мне Вера Ивановна, его жена, говорила потом: так и не успел он для тебя ничего написать, а ты единственный, кто каждый год приезжает на его могилу. Из певцов уже никто не помнит, хотя хоронили все. И Алла, и Филипп, и Маша Распутина.

Не меньше сделал для меня и Максим Дунаевский. Работать с ним - мечта для многих. Мне посчастливилось - и фильмы, и проект в Америке, когда, к сожалению, по ряду обстоятельств не срослось. И не Макс виноват, что меня из телевизионной версии его юбилейного концерта на Первом канале просто вырезали, все прекрасно понимаю, никаких обид. Так же меня вырезали и из вечера памяти Леонида Петровича Дербенева, Вера Ивановна звонила, извинилась вместо телевизионщиков. А все потому, что, по мнению людей с Первого канала, кто на нем появляется, сразу же обречен на всенародную любовь и известность. А я в планы Первого канала в этом смысле не вхожу.

Как и везде на телевидении, теперь любят считать деньги, все сейчас этим измеряется: деньги есть - Иван Петрович, денег нет - паршивец, сволочь! Увы... Нужна финансовая история. Есть она, и тот же Илюша Резник сразу соглашается работать, и любой композитор будет тебе писать. Пожалуй, это и есть самое печальное.

Money, money...

Понятно, что и западная популярная музыка стоит на финансовых вложениях, но это всегда сопровождается появлением очень интересных музыкантов, певцов, групп, там-то догоняют, что не деньги делают человека, а человек - деньги. Почему я твержу, что у нас до сих пор нет шоу-бизнеса? Те гонорары, что имеют наши артисты и их коллеги на Западе, - несопоставимы, небо и земля. Да что музыка, возьмите кинематограф - 15 миллионов за роль снились когда-нибудь нашим великим Смоктуновскому, Миронову, Леонову? А там такой гонорар получает далеко не самый гениальный. В шоу-бизнесе то же самое. Мне говорят: чего обижаешься, был же на экране. Был говорю, но тогда это стоило других денег, мог занять, заплатить за эфир.

Сегодня поющие солисты со сцены исчезли. Самое обидное, что они есть, знаю огромное количество людей, известных московской тусовке, потрясающие певицы поют джаз в каких-то ночных заведениях с живой музыкой, но востребованными их не назовешь. Такое удивительное у нас положение дел, что человек талантливый, одаренный находится в постоянной обороне, должен защищаться. Почему? Если на виду у всех программа «Последний герой», где выживание одного строится на неудаче другого и вообще с ног на голову переворачивается само понятие героя, как человека, жертвующего собой ради других, так о чем говорить, если у нас герой тот, кто всех вытолкнет и останется в гордом одиночестве. Или что значит «звезда»? Это когда проходит время, идут годы, а любовь народа не иссякает. Высоцкий - звезда, Цой - звезда, Окуджава, Визбор, Вертинский - все те, кто пел сердцем. Кого из нынешних «звезд» будут помнить так долго? И будут ли?