Я выбираю шпагу

Виталий АНДРЕЕВ

Фото Николая ШАРУБИНА

Сегодня в Русском культурном центре театр «Гротеск», только что добавивший к своим многочисленным наградам первую премиюна Международном фестивале «Ялта-2005», играет премьерный романтический и музыкальный спектакль, поставленный по «Алым парусам» Александра Грина. Наверное, только таким и мог быть спектакль,которым театр отмечает юбилей своего художественного руководителя Татьяны Буйновой.

- Татьяна Алексеевна, уже немало лет режиссура, театр, репетиции, сцена, одним словом, составляют главный смысл вашей жизни. При этом вам самой приходилось выходить на сцену?

- Не уверена, что это будет ответом, которого вы ждете, но уже в 7 лет меня наградили за индийский танец на взрослом смотре художественной самодеятельности. Тогда я увлеченно танцевала, пела, у меня ведь и мама замечательно пела, играла на многих инструментах, особенно любила гитару, так что у нас дома всегда звучала музыка. Однажды за первое место на вокальном конкурсе маме вручили в качестве главного приза набор столовых серебряных ложек. Маме очень хотелось, чтобы я пошла на сцену. У нее это не сбылось, ее родители были против, настояли, чтобы стала экономистом, и во мне мама видела продолжение своей мечты.

У меня тоже был переломный момент, когда поступила на юридический факультет, на спор с мужем поступила, он все говорил, что в артисты, конечно, пойти хорошо, только при чем тут семья. Ну что ж, сказала, не нравятся артисты - поступлю в юристы. И поступила. Но потом мы уехали из Хабаровска далеко-далеко, и с юриспруденцией по семейным обстоятельствам не получилось.

- А если бы получилось?

- Стала бы юристом, но в душе, не сомневаюсь, осталось бы на всю жизнь щемящее чувство несбывшегося. Ведь выбор, который мы втайне делаем однажды для себя, остается с нами навсегда.

- Получается, вам не о чем жалеть?

- Получается. Я вообще много успевала - быть старостой класса, комсоргом, стихи писать, вот такой букет-комплект. А еще тогда много занималась спортом, очень серьезно гимнастикой, имела первый юношеский разряд. Правильно говорю, это так называлось? Любила брусья, вольные упражнения, а вот бревно, честно говоря, не очень.

- Там нужно уметь держать равновесие. В режиссуре ведь тоже это нужно уметь?

- Как раз здесь его иногда никак не получается держать. Слишком тугой узел разных обстоятельств - эмоциональность, нервное напряжение, ответственность перед теми, кто тебе доверился и кому доверилась сама, перед спектаклем, который ставишь, потому что сейчас он для тебя самый главный, прежние в расчет не идут, только этот. Утверждение, что режиссура - мужское дело, всегда было расхожим, главное, мол, в ней - искусство логики, а женщины как бы живут и существуют вне логики. Но чтобы там ни говорили, а в душе слабый пол все равно чувствует себя сильным, а жизнестойкости женщин мужчинам остается только завидовать. Так что мужское или женское дело режиссура - еще большой вопрос.

- Спектакли вашего театра отличают лиричность, романтичность, элегичность, а название театр носит всему этому мало соответствующее - «Гротеск». Тут нет противоречия?

- Есть противоречие. И опять же причина в предлагаемых обстоятельствах, только банальных. Наверное, сейчас я бы назвала нас по-иному, но когда однажды пришла пора вновь регистрировать театр, то романтическое название, предложенное нами, регистраторам не показалось, сказали, что звучит непонятно для уха, порекомендовали, чтобы на всех языках понятно было. Так и возник «Гротеск», и почему нет, он тоже имеет к сцене непосредственное отношение. И на всех языках понятно.

- Репетиционная комната «Гротеска» буквально увешана дипломами и грамотами за достигнутые упехи. Для вас это имеет значение, вы тщеславны?

- А почему бы и нет, если это здоровое тщеславие? Когда оно нездоровое, то и результат другой, вы начинаете изменять себе и тому, ради чего пришли заниматься искусством.

- Случалось ли так, что зритель от восторга ладошки сбивает, а вам самой свой спектакль не нравится? Или наоборот - зритель остается равнодушным, а как раз вам сделанное по душе?

- Дайте подумать, за 10 лет столько воды утекло... Конечно, случалось. На самом деле режиссер никогда не бывает до конца доволен - то времени не хватило, то денег, так много иногда хочется вложить, такие возможности в материале, но не получается все до конца реализовать. Зрителю эти режиссерские муки неведомы, что видит, то, кажется ему, так и должно быть, он же входит в спектакль с парадного входа, к тому же, что делать гостю на кухне. Если зрителю что-то не нравится - это его право, но и у режиссера тоже есть свое право слышать пьесу, которую он выбирает, в которую столько вкладывает. Потому и вмешиваться в его труд не стоит. Судить потом - пожалуйста, художник всегда обречен на суд, пусть он будет любым, но только благожелательным.

Важнее для меня другое - обратить в свою веру артистов, повести их, влюбить в материал, который предстоит сделать живым. Если я не буду им интересна, они просто уйдут и будут правы. Профессия режиссера - комиссарская, его обязанность и крест - вести за собой. Петер Штайн, знаменитый режиссер, не зря говорил, что главное в театре - суметь включить интеллект в эмоциональный праздник. Потому мне так важно видеть в своем театре людей близких по духу, интеллекту, и, поверьте мне на слово, как замечательно работается на одной волне. В нашей профессии я больше всего боюсь людей случайных, Боже, как я боюсь ошибиться, глядя на человека, которого предстоит принять в труппу. Я понимаю, что иногда выбирать не приходится, но все же выбирать стараюсь, лучше, считаю, не обнадеживать ни себя, ни того, перед кем всегда должен быть в ответе. Уверяю вас, неталантливых людей нет, надо только угадать, к чему лежит душа, но, возможно, это и есть самое трудное. Да, я очень люблю работать с людьми одаренными, но ведь и зрителю больше всего хочется видеть на сцене как раз таких. И пусть они будут трудными, я, между прочим, тоже не сахар. Думаете со мной легко? Но у нас все, как в большой семье, мы знаем собственные достоинства и недостатки, знаем цену друг другу. Да, я могу вспылить, врезать так, что мало не покажется, но пожалеть и приголубить в нужный момент, а моменты бывают всякие, это тоже мое дело. И ребята это хорошо знают.

- Насчет врезать так, что мало не покажется, кто-то может понять неверно...

- Ну, это фигурально выражаясь... Хотя в последнее время воевать, к счастью, приходится все меньше. Конечно, теперь с годами мы стали лучше понимать друг друга. Ребята растут, взрослеют на глазах, начинают чего-то уметь, иногда смотрю на них из зала и ловлю себя на том, что испытываю радость, становлюсь счастливой.

- Вам и театру не тесно в сугубо романтических одежках?

- Наши последние «Алые паруса» к романтичным можно отнести с большой натяжкой. Драматизм здесь перемешан с юмором, гротеском, не зря же Вахтангов говорил когда-то, что актер обязан уметь выразить себя в гротеске, теперь пришла пора и нам учиться этому. Что мы и попробовали в романтической, на первый взгляд, затее.

- Но почему все же «Алые паруса»?

- Глубоко убеждена, что в наше прагматичное, жутко рациональное время человек все равно должен жить ожиданием алых парусов. Алые паруса - только символ, к девушке, что ждет, любовь может и на белом коне прискакать, на пригородном автобусе приехать. Ради Бога - лишь бы мечта осуществилась, вот без нее жить никак. То, что в жизни стало меньше поэзии, по-моему, большая беда, нельзя ее вычеркивать, так что между кухонным ножом и шпагой на сцене я все же выберу шпагу.

- Почему для того, чтобы стать счастливым, надо обязательно размахивать шпагой, а то - неровен час - и погибать?

- Во-первых, юная Асоль в «Алых парусах» свое, как это принято говорить, трудное счастье все-таки обретает. Вот Эсмеральда в спектакле по Виктору Гюго действительно погибает. Но ведь и в жизни также, у каждого свой билет. Но кто рискнет назвать несчастными Асоль, Эсмеральду? Те, кто любит и кого любят, несчастными не бывают. Может, потому наши «Алые паруса» так нравятся молодому зрителю, каждому хочется почувствовать себя обреченным на счастье.

- Могу предположить, за что вам могут быть благодарны ваши артисты. За что благодарны им вы?

- За то, что люблю их, о чем они знают. Даже не стану уточнять, за что, обожаю - и все тут. Думаете, им просто? У каждого же своя жизнь, учеба, у кого в школе, у кого в вузе, но они все равно бегут на репетицию в дождь и мороз. А что им делать, если тут выросли? Если теперь тут свои свадьбы играют. В прошлом году одна, в этом две. Я теперь только и успеваю, что по их свадьбам ходить. Когда-то маленьким гномиком прыгал, а теперь институт оканчивает, женится. Письма и открытки сейчас получаю отовсюду - из Германии, Америки, везде теперь наши ребята учатся.

- Однажды вы за руку привели в «Гротеск» собственную дочь. Она вам это простит?

- Думаю, простит. Оля - профессиональный художник, окончила нашу Художественную академию, помимо этого училась и в России, она полезный в театре человек, у которого свой очень важный участок. Повторюсь, что случайных людей у нас нет.

- А на сцену Оля выходит?

- Вышла один раз и чуть от страха не умерла. Мы играли в Германии «Соловья и розу», поехать могло ограниченное количество актеров, вот ей и пришлось мелькнуть на сцене, пробежать из одной кулисы в другую. До сих пор прийти в себя не может...