"Молодежь Эстонии" | 24.04.06 | Обратно С дозиметром не расставалисьК 20-летию со дня чернобыльской аварии, воспоминания специалистаТамара МАКАРОВА 26 апреля 1986 года в Эстонии был по-летнему теплый день. Я тогда работала заведующей отделом радиационной гигиены Республиканской санитарно-эпидемиологической станции. Отдел состоял всего из 7 человек, из них специалистов с высшим образованием было 4. Ни в городских, ни в районных санэпидстанциях специалистов по радиационной гигиене не было. Рабочий день отдела радиационной гигиены был обычным. Как всегда, утром измерили радиационный фон на территории учреждения (имеется в виду гамма-фон) и включили на 2 часа установку, которая прокачивала воздух для исследования радионуклидов. Эти операции по своим функциональным обязанностям выполняла лаборантка. Она же и производила соответствующие записи в журнале. Фильтр, через который прокачивался воздух, согласно действующим в то время методикам, снимался и подвергался исследованиям в конце каждой недели. В случае каких-либо отклонений от обычных показателей сотрудники лаборатории должны были немедленно информировать завотделом, а завотделом - главного врача. Такая практика существовала к тому времени более 20 лет. Радиация в норме Обычно измерения радиационного фона проводились для исключения ошибок параллельно двумя приборами. На этой неделе измерения проводились одним прибором, так как все остальные дозиметрические приборы находились на госповерке, которая в то время проводилась в Ленинграде. Госповерка проводилась обычно в течение недели. Запись, сделанная лаборанткой в журнале, не отличалась от предыдущих записей. Следует отметить, что радиационный фон всегда немного колеблется, а конкретные цифры зависят от того, каким прибором проводятся измерения. Поэтому мы сделали вывод, что радиационный фон (гамма-фон) в Таллинне 26, 27, 29 и 30 апреля был в пределах обычных колебаний. Официальное сообщение об аварии мы получили 30 апреля. Конечно, никаких выходных у нас 1-2 мая не было. Срочно привезли дозиметрическую аппаратуру. Радиационный фон и воду из озера Юлемисте измеряли через каждые 3 часа. Установку по отбору проб воздуха включали уже на целый день, а фильтр снимали и анализировали ежедневно. Докладывали о результатах в Министерство здравоохранения и Штаб гражданской обороны республики ежедневно. В то время в открытой печати оценка результатов не публиковалась. А жаль! Можно было бы избежать очень много ложных слухов и домыслов. Тем более, что страшного ничего не было. В питьевой воде статистически достоверного повышения радиоактивности не наблюдалось. Гамма-фон был в 1,5-2 раза выше обычного в течение недели. Превышение суммарной бета-активности атмосферного воздуха было более ощутимым и продолжалось в течение двух недель. Оценивая воздействие указанных изменений на здоровье населения Эстонии, можно было с уверенностью сказать, что его практически не могло быть, во всяком случае не могло быть соматических детерминированных эффектов. Что касается вероятностных стохастических эффектов (возникает приблизительно 1 случай на 1 миллион населения), то их, конечно, исключить нельзя. Но с учетом населения Эстонии, это тоже не тема для обсуждения. В те годы специалистов по радиационной безопасности в Эстонии было очень мало. Правильно оценить обстановку могли несколько человек. Зато людей, которые что-то слышали и что-то знали, во все времена хватало. Кроме того, уже начиналось время дискредитации специалистов, простым людям внушалось, что специалисты все врут. Воздействие на людей этого внушения мне удалось испытать на себе, когда во время семинара, который проводился на эту тему в бывшем доме Политпросвещения, в меня летели тухлые яйца. Чем мы еще занимались в первые недели после аварии? С Украины и из Белоруссии уезжали туристы, в том числе и жители Финляндии, обратный путь которых пролегал через Эстонию. Были организованы группы дозиметристов, которые работали в Морском порту и в Аэропорту. В их задачу входил дозиметрический контроль как самих пассажиров, так и их вещей. Приходилось работать и рано утром, и поздно вечером, и даже ночью. Помню, что не было выявлено ни одного случая загрязнения ни самих туристов, ни их вещей. Рыба, мясо, молоко Многих, наверное, интересует вопрос, как проводился контроль за продуктами питания. В дочернобыльское время в задачу санэпидслужбы входил контроль за местными продуктами питания или, вернее, продуктами животноводства и растениеводства. По трем контрольным точкам (Таллинн, Тарту, Нарва) отбирались и исследовались на содержание радионуклидов ежеквартально мясо свиное, мясо говяжье, рыба, молоко, хлеб белый, хлеб черный, картофель. Это был обязательный набор продуктов, по которым мы должны были составлять полугодовые отчеты. Кроме продуктов исследовали воду из озера Юлемисте и Нарвского водохранилища. Эти отчеты засекречивались и отправлялись в Москву в Институт биофизики, где они подвергались анализу и печатались в секретном сборнике научных трудов института. Зачем их надо было засекречивать, для меня всегда оставалось неясным, ибо содержание радионуклидов во время моей работы (я работала с 1970 года) всегда было на естественном уровне. Правда, мне удалось ознакомиться с архивными данными и выяснить, что в 60-е годы загрязнение продуктов имело место. Это было связано с ядерными взрывами в атмосфере, которые были запрещены в 1964 году. Но вернемся в постчернобыльское время, когда более актуально стало контролировать то, что могли ввезти из загрязненной зоны. С учетом того количества специалистов, которым мы располагали, проводить исследования местных продуктов по полной программе стало невозможным. Ограничились кратностью 2 раза в год и анализ на радионуклидный состав заменили на измерения суммарной бета-активности. Проверить все привозные продукты, конечно, было невозможно, но большие поступления из районов возможного радиоактивного загрязнения держались под контролем. В настоящее время это сделать было бы значительно труднее из-за огромного числа поставщиков. А в те годы поставки осуществлялись централизованно. Мы сотрудничали с этими крупными поставщиками, как, например, Эстбакалея и Плодоовощторг. Они сообщали нам о поставках из интересующих нас мест (а такие уже были известны). На место выходил наш специалист и проводил измерения больших объемов продукта (ящики, мешки). В то время существовала такая упрощенная методика, чтобы специалисты, которых явно не хватало, могли справиться с необходимым объемом работ. Если измерения на месте показывали отклонения от нормального фона, то отбиралась проба и доставлялась в лабораторию на радиометрический анализ. Летом и осенью 1986 года я не припомню продуктов из мест загрязнения. Вероятно, поставки оттуда не проводились. Однако интересно другое. Проводя измерения на складах Эстбакалеи, мы обнаружили загрязненный грузинский чай. Радиоактивность его была выше допустимой, поэтому мы запрещали его реализацию. Под контроль были взяты все поставки грузинского чая, и почти полгода попадались загрязненные партии, которые снимались с реализации. Интересно, что загрязнение грузинского чая урожая 1985 года никак не могло быть связано с чернобыльской аварией. Проверили мы ради интереса азербайджанский чай. Он был чистый. В 1987 г. мы обнаружили несколько загрязненных партий детского питания, они тоже были сняты с реализации. В последующие годы обнаруживали загрязнение в сушеных грибах, поступающих из Белоруссии и, что интересно, в кофе. Кофе, кажется, поступил из Ирана. Так обстояло дело с контролем за продуктами питания, поступающими централизованно. Труднее было с рынками, их охватить сплошным контролем мы, конечно, не могли. Разослали письма директорам рынков, чтобы они приобрели дозиметрическую аппаратуру. Временно выделили им свои приборы, обучали их людей проводить дозиметрию. В течение года все рынки приборы получили и научились их использовать. Мы проводили на рынках выборочный контроль 1-2 раза в неделю. Не помню случаев выявления загрязненных продуктов. Поля и люди Еще несколько слов стоит сказать о загрязнении почв. Исследованием почв в то время занималась Сакуская агрохимическая лаборатория Министерства сельского хозяйства. Насколько мне помнится, у них было более 20 контрольных точек. Повышенное количество радионуклидов обнаруживалось на полях Кохтла-Ярвеского уезда (теперь Ида-Вирумаа). Связано ли это было с чернобыльской аварией, трудно сказать, ибо в те годы источники загрязнения могли быть и гораздо ближе... Теперь, наверное, последнее, о чем стоит рассказать, это о чернобыльцах. Из Эстонии были направлены и работали в загрязненной зоне около 4000 человек. Наша служба ими не занималась. Направляли их по линии военкоматов. Вернувшись, некоторые из них приходили к нам на консультацию. Из их рассказов мы узнавали, что они, как правило, не знали полученную дозу облучения. Почему? Для меня так и осталось неясным! Из общения со своими коллегами, работавшими на Украине и в Белоруссии, я знала, что дозиметры выдавались всем, работавшим в загрязненной зоне. Вероятно, эти результаты не выдавались на руки работавшим, а отправлялись, как тогда было принято, в вышестоящие инстанции для анализа и обработки. А результаты дозиметрического контроля нужны были здесь, на местах, чтобы лучше понять, какой вред нанесла работа в загрязненной зоне здоровью там работавших и нанесла ли вообще. Все, работавшие в загрязненной зоне, по возвращении были взяты под диспансерное наблюдение специальной комиссией при 4-й правительственной больнице (теперь больница Магдалеэна). По данным диспансерного наблюдения (я знакомилась с ними в течение более 10 лет), ни у одного человека не было обнаружено лучевых поражений. Конечно, многие из чернобыльцев с этим не соглашались и неоднократно указывали на ухудшение состояния здоровья, что медики связывали с обострением хронических заболеваний. Некоторые из чернобыльцев обращались и в другие медицинские учреждения, например, в Институт экспериментальной и клинической медицины. Там их тоже обследовали, брали на анализ кровь, но лучевой патологии не выявили. |