"МЭ Среда" | 26.04.06 | Обратно

Особое мнение

С доктором экономики, исполнительным директором Эстонского союза местных самоуправлений, членом Комитета Евросоюза по регионам Уно СИЛБЕРГОМ беседует Татьяна ОПЕКИНА

Фото Александра ГУЖОВА

— Г-н Силберг, вы были среди евроскептиков, когда большинство населения Эстонии поддержало идею вступления Эстонии в Евросоюз и участвовало в процессе подготовки к этому вступлению. Исполнилось почти два года полноправного членства Эстонии в ЕС. Жизнь стала ярче, интереснее (увы, для немногих), но не стала легче (увы, для многих). Наверное, Эстония поступила правильно, вступив в ЕС, но головной боли от этого не убавилось, ибо место одних проблем заняли другие. Об этом и пойдет наш сегодняшний разговор. Но скажите сначала: вы до сих пор остаетесь евроскептиком? И если да, то градус вашего скептицизма все-таки понизился? Или наоборот, повысился?

— Для начала уточню: я не евроскептик, ибо не был ни «за», ни «против» вступления в Евросоюз. Я был за себя, за свою страну, за Эстонию.

— И что это означает в ситуации, когда можно было выбирать только между «да» и «нет»? Какой такой третий вариант? Какое особое мнение?

— Статья 1 Конституции Эстонской Республики гласит: Эстония — самостоятельная и независимая демократическая республика, где носителем верховной власти является народ. И далее: самостоятельность и независимость Эстонии непреходящи и неотъемлемы. Точка. Значит, все, кто хотел вступить в Евросоюз, кто осуществил это вступление, — а оно не может не означать утрату некоторой доли суверенитета, — не могли не понимать, что две эти ипостаси одновременно юридически корректно существовать не могут. Так я думал несколько лет назад. И сегодня занимаю ту же позицию.

— В редакционной почте одной из эстонских газет было письмо крестьянина-пенсионера из Вырумаа, который считает, что цена вступления Эстонии в ЕС была слишком высока: уничтожение традиционной сельской жизни, демографический кризис, наркомания, СПИД, вернувшийся туберкулез, преступность, проституция, алкоголизм, роющиеся в мусорных контейнерах бомжи и т.д. Согласны ли вы с такими выводами? Или все перечисленное — это цена перехода к либеральной рыночной экономике и Евросоюз здесь ни при чем?

— Прежде всего, это эмоциональная реакция на бурные перемены в нашей жизни. Названные негативные явления — скорее, издержки перехода к рыночной экономике. Но, может быть, эти процессы ускорились и углубились оттого, что одновременно Эстония готовилась к вступлению в Евросоюз, что потребовало немалых сил и средств.

— Внутригосударственные проблемы двадцати пяти стран — членов Евросоюза во многом отличаются в силу разного уровня развития экономики. Недавно вновь избранная президентом Финляндии Тарья Халонен, подчеркнув, что для финнов, помимо демократии, ценностями являются также справедливость и общая ответственность, указала на такие сегодняшние проблемы Финляндии, как рост неравенства доходов, появление новых бедных, нехватка доходов от работы на полную ставку для содержания семьи. Тарья Халонен считает необходимым прибавить социальности в политике. Думаю, что крестьянину из Вырумаа, о котором мы только что говорили, импонирует идея финского президента, он предложил бы и нашим политикам больше думать о социальности, справедливости, общей ответственности. У нас же все наоборот: недавно реформистам «досталось» от объединяющихся Исамаалийта и республиканцев за то, что они, реформисты, будто бы идут на поводу у сегодняшних своих партнеров по правящей коалиции в ущерб либеральной, правой политике. Что вы думаете об этом?

— Политики рассматривают действительность под углом зрения своего мировоззрения. И дают разные оценки. Я бы согласился с теми, кто считает, что, начиная с девяностых годов, и до последнего времени в Эстонии преобладала правая политика, чрезмерно накренившая государственную лодку на одну сторону. Только нынешней правящей коалиции, состоящей из реформистов, центристов и народников, удалось несколько сбалансировать ситуацию, улучшив положение пенсионеров, семей с детьми, повысив не облагаемый налогом минимум. Хотя понятно, что за год-два ликвидировать все перекосы невозможно. Так что лозунг «больше социальности» — это не только финский, но и эстонский лозунг.

— А вот во Франции, которую нередко называют страной победившего социализма, похоже, система уже не выдерживает высокого уровня социальности. Хотя сотням тысяч демонстрантов, темпераментным, энергичным, крушащим все подряд, нет до этого дела. Так недавно студенты протестовали против «договора первого найма». Поддержанные профсоюзами, они добились своего. Президент Жак Ширак принял решение отменить договор, найти другую форму поддержки молодежи, имеющей проблемы с трудоустройством. Некоторые аналитики действительно видят во французских событиях кризис системы, превратившейся в кормушку для нерадивых. Выходит, социальность должна иметь границы?

— Французский пример — особый, крайний пример, а «договор первого найма» просто стал катализатором бурных событий, подобно карикатурам в Дании, когда на улицу вышли те, кто этих карикатур ни вблизи, ни издали не видел. Проблемы во Франции накапливались десятилетиями, с послевоенных времен, наслаивались одна на другую, превратившись в такой клубок, который обернулся кризисом самой системы — ее социальной сферы, экономической, экологической... В результате Франция сказала «нет» на референдуме, посвященном проекту Конституционного договора Евросоюза. А вслед за нею такое же «нет» сказала и Голландия. Но ведь это же кризис Евросоюза, скажете вы. Конечно. Не первый и не последний. Но я бы выделил два основных кризиса. Первый — кризис идентичности самого ЕС (ведь Конституционный договор должен был означать качественное его изменение). И второй — кризис доверия. Народ слабо участвует в выборах, демонстрирует низкую поддержку своих политиков, власти в целом.

— Национальные правительства стран — членов Евросоюза оказались в сложном положении. Как слуга двух господ, они испытывают давление как со стороны своего народа, так и со стороны руководства ЕС. Вот и делаются попытки уклониться от взятых обязательств, добиться временных уступок, отсрочек, исключений. К примеру, пришла пора открыть рынок услуг, предоставить свободу передвижения рабочей силы, но ведь это чревато тем, что поток рабочей силы устремится преимущественно в одном направлении — из стран Восточной Европы в Западную. А там своих безработных предостаточно. И что же делать?

— Находясь внутри системы, нельзя действовать так, чтобы все постоянно выигрывали. Один всегда может выиграть только за счет другого. А поскольку в старых странах ЕС проблем накопилось очень много, они и пытаются решать их с каждым новым расширением союза.

— Вроде бы все происходит с точностью до наоборот: это новички открыто и настойчиво требуют помощи, хотят воспользоваться своим членством в ЕС для ускорения экономического развития.

— Не будем рисовать картину только в черно-белых тонах. Она многоцветна. Но пока что система может существовать только за счет постоянного расширения. И потому ведутся переговоры и с Турцией, и с Болгарией. И с Украиной. Для нас главный вопрос заключается в том, готова ли Эстония освоить всю эту проблематику, чтобы, играя по правилам ЕС, действовать на пользу своему народу — и безработицу сокращать, и зарплаты увеличивать, и с демографическими сложностями справляться. Короче, сделать так, чтобы Эстония выиграла.

— Но ведь и остальные страны-члены ЕС стремятся к тому же — не проиграть, а выиграть. Вот и возникает пока малозаметное, но уже вполне ощутимое напряжение между странами-старожилами и новичками ЕС. Старая Европа ворчит, что новички не принесли ожидаемых новых идей, новой энергии, что они выдвигают на первый план свои интересы, нередко противоречащие интересам общим.

— Противоречия действительно существуют. С одной стороны, население старой Европы высказывается против дальнейшего расширения. Но руководство ЕС все-таки продолжает переговоры с Болгарией, Турцией. Ибо расширение запрограммировано, маховик не может остановиться. Но, конечно, однажды процесс остановится. Быть может, не при нашем поколении.

— Еще одна головная боль ЕС — иммигранты, мусульманизация континента. Не в том головная боль, что они приезжают, а в том, что не интегрируются. Более того, не признают, не уважают европейские ценности и решительно против них выступают.

— Тут явно просматривается двойная мораль. Правительства прекрасно знают, что народ против чрезмерной иммиграции, но они опутаны разного рода договорами, обязательствами и, повторяю, хотят с помощью расширения ЕС развязать многие узлы. К примеру, западноевропейцам лучше, удобнее, проще, если трудоустраиваться к ним приедут работники из Латвии, Литвы, Эстонии. А в этих странах, если они будут испытывать нехватку рабочей силы, появятся те же мусульмане.

— В этот своеобразный прогноз трудно поверить, потому что у тех же мусульман не так плохо с географией, и они хорошо представляют, куда хотят ехать, а куда нет. А теперь попробуем обрисовать ситуацию с ратификацией проекта Конституционного договора ЕС, второе чтение которого и окончательное голосование в Рийгикогу планируется на май.

— Действительно, правительство Эстонии призвало парламентариев ратифицировать этот документ, хотя 1 ноября, как предполагалось, он не сможет вступить в силу, ибо Франция и Голландия его не одобрили. Что означает ратификация проекта для самой Эстонии? Это проблема, которую сегодняшний корпус юристов не решается адекватно оценить. Нужна дистанция во времени, чтобы понять, куда ведут запрограммированные процессы. Быть может, через сорок-пятьдесят лет новые поколения назовут эту ратификацию ошибкой, противоречащей нашей Конституции.

— Вот вы и вернулись к тому, с чего начали, к Конституции. Круг замкнулся. Хотя не удержусь от реплики, что Конституция — не священная корова, она рукотворна и прикосновенна, и при необходимости в нее можно вносить поправки. Спасибо за беседу.