"Молодежь Эстонии" | 15.08.06 | Обратно

Год 1995-й: язык мой, паспорт мой

Йосеф КАЦ

Четыре года спустя после распада Советского Союза некогда входившие в его состав нации и народы неожиданным образом проявили редкостное единодушие: именно в 1995 году власти вновь образованных национальных государств взялись, не сговариваясь, за языковую политику.

Законы, в той или иной степени регулирующие статус языка государственного и сферу применения всех прочих, были приняты в 1995 году от Узбекистана и Казахстана до Литвы с Белоруссией. И хотя первый Закон о языке появился в Эстонии на свет за добрых два года до восстановления государственной независимости, «биографию» действующей и поныне его редакции надлежит отсчитывать все с того же 1995-го.

Язык прокормит

На четвертом году после возрождения независимого эстонского государства стало ясно: Закон о языке в варианте 1989 года не то чтобы устарел, но, безусловно, задачи свои выполнил полностью: двуязычные вывески, ценники, бланки и уличные таблички канули в Лету, а официальное делопроизводство было переведено на эстонский как на государственном уровне, так и в большинстве местных самоуправлений. Количество эстоноземельцев, регулярно пользующихся в повседневной жизни госязыком, однако, не увеличилось. Незадолго до истечения срока полномочий Рийгикогу седьмого созыва решил исправить это положение — новая редакция Закона о языке была принята.

Вступивший в силу 1 апреля 1995 года закон шутить был не намерен: требования к знанию государственного языка возросли, а экзамен на получение той или иной категории стал менее формальным. Департамент языка, существовавший до того, был переоформлен во внушающую определенный трепет у части населения нашей страны и по сей день Языковую инспекцию. В прессе появились первые заметки о сокращенных за слабое знание эстонского языка полицейских, а народ вновь потянулся на языковые курсы. Как бы то ни было, но результаты подобных мер не заставили себя долго ждать: согласно данным проведенной пять лет спустя переписи выяснилось, что в той или иной степени эстонским языком владели сорок процентов русскоговорящих — в два с половиной раз больше, чем накануне восстановления независимости.

Кстати, по результатам все той же проведенной в последний год ХХ века переписи населения, количество владеющих русским языком эстонцев снизилось — хотя и не в столь ярко выраженных масштабах. И это, что ни говори, обидно — тем более что именно Закон о государственном языке 1995 года впервые заговорил о статусе языков национальных меньшинств. Будем ждать новой редакции закона?

Но гражданином быть обязан

Где язык, там, как уж повелось, и гражданство — прочность этого тандема 1995 год продемонстрировал в полной мере, преподнеся населению Эстонии вступление в силу новой редакции Закона о гражданстве.

По сравнению со своим предшественником, во многом повторяющим принятый еще в далеком 1938 году, «обновленный» Закон о гражданстве выглядел значительно более продуманным и логичным. А главное — уравновешенным: и «кнут», и «пряник» были представлены в его тексте в равной степени. Первый, соответственно, был представлен запретом на двойное гражданство и усложнением экзамена: теперь наряду со знанием языка потенциальный гражданин должен был продемонстрировать еще и знание Основного закона. Кроме того, языковой экзамен, равно как и пятилетний ценз проживания, был распространен на всех кандидатов в граждане, вне зависимости от их национальности: довоенная, «пятсовская» редакция закона предусматривала поблажку для этнических эстонцев.

И, пожалуй, главное: новшеством 1995 года стала возможность получения гражданства совместно с родителями несовершеннолетними без сдачи экзаменов. В соответствии с действующей и по сей день редакцией Закона о гражданстве, ребенок моложе 15 лет может получить эстонское гражданство одновременно со своим родителем, если ребенок законно и постоянно живет в Эстонии и на момент получения эстонского гражданства не имеет какого-либо другого гражданства.