"Молодежь Эстонии" | 21.02.06 | Обратно

«Лучший вид от ворот Систерфордских»

Лев ЛИВШИЦ

В декабре 1820 года в Ревель на Рождество приехал погостить молодой офицер Александр Бестужев. Бродил по узким улочкам средневекового города, рассматривал старые дома, крепостные стены и башни, посещал храмы, стоял у подножия Вышгорода, дивился на древности, а по вечерам записывал свои впечатления. Вернувшись в Петербург, написал книгу о поездке в Ревель. По сути дела это был первый подробный рассказ не только о самом городе и его истории, но и о людях, их жизни.

Любой рассказ о Старом городе основан на архивных документах, изученных, препарированных и изложенных историками в солидных научных трудах, и на воспоминаниях современников, рассказанных в хрониках, очерках, книгах, гравюрах и рисунках. Ревель ХIII века - это «Хроника Генриха Латвийского», ХVI столетия - «Хроника Ливонской провинции» - пастора церкви Пюхавайму Бальтазара Руссова, ХVII века - книга Адама Олеария, посетившего наш город по пути в Москву, и, наконец, путевые заметки «Поездка в Ревель» Александра Бестужева, изданные в Петербурге в 1821 году. Вот несколько строк из этой книги: «Лучший вид на Ревель от ворот Систерфордских. На отвесной скале, над бездной висит дом графа Штейнбока, и печальный цвет подножия делает разительный контраст с его бездной».

Где это место, где этот дом?

За без малого два столетия многое изменилось в том месте, где в декабре 1820-го стоял будущий писатель и декабрист, - исчезли Систерфордские (нем. Susterporte) ворота, находившиеся в начале современной улицы Нунне. Нунн - монахиня, и эти городские ворота местное эстонское население называло Нуннавярава (ворота монахинь). Дом графа Штейнбока (Стенбока) и сегодня возвышается на краю склона Тоомпеа, и так же, как и тогда, когда на него смотрел Бестужев в начале ХIХ века, выглядит сегодня после капитальной реконструкции светлым и нарядным над темным склоном холма.

Бестужев был в Ревеле в декабре и вряд ли знал, что в ХVII веке перед западной стороной холма Тоомпеа, судя по гравюре 1652 года, были огороженные регулярные сады, а в начале ХIХ столетия обширные луга. Через полстолетия после его поездки в Ревель на месте этих лугов появился железнодорожный вокзал, зато исчезла конно-почтовая станция у ворот Нунна, которая играла в жизни города немаловажную роль. В Ревеле в первой половине ХIХ века было несколько почтовых станций, но у Нуннавярава была главная почтовая контора. Это был начальный пункт сообщения со столицей России и с другими губернскими городами. Именно через нее шли государственные депеши, ездили чиновники и курьеры, отправляли частные письма. Во вместительных конюшнях стояло до сорока лошадей, а в сараях около двух десятков почтовых карет, в одной из башен передних ворот жили гонцы, почтальоны и рассыльные. Эта главная почтовая контора смотрителя Аланда упоминается многими гостями Ревеля в их путевых заметках и письмах. На гравюре ХVIII века за мостом через ров видны ворота в крепостном валу и дома этой конторы.

Такое удобное средство связи - почта. Письмо сегодня можно отправить, опустив его в почтовый ящик, можно передать послание электронной почтой. Но слово «почта» от позднелатинского - posita, что означает - остановка, станция, и до середины ХIХ столетия почта доставлялась адресатам через сеть конно-почтовых станций.

В начале первой главы романа А.С.Пушкина «Евгений Онегин» есть такие строки: «Так думал молодой повеса,/ Летя в пыли на почтовых…» На Руси уже в Х веке существовал «повоз» - особая повинность поставлять лошадей с повозками для княжеских гонцов. В ХIII столетии была организована служба для пересылки письменных сообщений т.н. «ямская гоньба». На дорогах, отходящих от Москвы, были построены ямские дворы для смены лошадей, через них столица была связана с городами княжества, а с ХV столетия со всеми землями российского государства. В 60-е годы ХVII века были организованы почтовые маршруты из Москвы в Ригу и Вильно (Вильнюс), что давало возможность обмена корреспонденцией со странами Европы. С начала ХVIII столетия ямские почтовые станции были созданы и на дорогах Эстонии. Они исправно доставляли почту до второй половины ХIХ века.

Тоомепарк

Место перед началом улицы Нунне особое - оно первым встречает тех, кто прибывает в Таллинн поездами. Людской поток увлекает в лабиринт узких улочек, сохранивших очарование средневекового города, но не дает времени оглядеться, заметить, что по сторонам этого, если хотите, городского портала раскинулись парки, охватившие почти трехкилометровым полукольцом старый Таллинн.

Если смотреть на город со стороны вокзала, то справа от улицы Нунне вдоль подножия Вышгорода раскинулся на площади более одиннадцати гектаров Тоомепарк, один из самых привлекательных парков столицы Эстонии. Повторяя очертание подножия холма, парк прорезает водная полоса пруда Шнелли, бывшего крепостного рва, а по его внутренней стороне тянется высокий вал, по верху которого проложена извилистая дорожка. По ней в летнюю пору любят гулять и таллиннцы, и гости города.

Слова, как и вещи, уходят из обихода за ненадобностью. Гласис, вольганг, контрэскарп. Вряд ли что-либо говорят неспециалистам эти слова. А между тем дорожка, что идет по верху вала, и есть тот самый таинственный гласис, внизу под ним на внутренней стороне крепостного рва были укрепления, которые называли контрэскарп, а за рвом находился вольганг - открытое, простреливаемое пространство.

Человек наделен удивительным даром, принципиально отличающим его от других приматов, воображением. И не так уж трудно представить эти некогда боевые сооружения такими, какими были они в канун Северной войны, но право же, в нашем мирном городе не хочется говорить о войнах - лучше о парках, в которые превратило время бывшие бастионы, редуты, валы и рвы.

После исключения Ревеля во второй половине ХIХ столетия из списка сухопутных, а затем и морских крепостей посадили на склонах холма, на бывших земляных укреплениях и свободном пространстве перед ними липы, каштаны, клены и другие деревья, проложили дорожки, построили мостики. В наши дни Тоомепарк красив в любое время года.

Памятник жестокости, но и таланту человека

Если дойти по одной из аллей Тоомепарка до юго-западного его окончания, то перед вами откроется впечатляющая панорама средневековой крепости с тремя сохранившимися башнями.

186 лет назад Александр Бестужев писал в своих путевых заметках: «Огромная стена замка Вышгородского дремлет на превысоких утесах. На ней смелые башни инде полуразрушившиеся, поросшие дикими растениями, возвышают зубчатые главы свои, запечатленные непогодами шести веков». Не думал блестящий гвардейский офицер, стоя у подножия скалы, что всего через несколько лет будут томиться за этими грозными стенами те, кто был рядом с ним на Сенатской площади Петербурга 14 декабря 1825 года. Вышгородский замок не избежал судьбы многих европейских цитаделей - от Бастилии до Петропавловской крепости. Когда они перестали служить нуждам защиты городов и людей, в них оборудовали тюремные казематы.

1826 год. Замерла в напряжении огромная империя. Отгремели пушки у «Медного всадника», шел скорый суд над участниками декабрьского мятежа. Кого на виселицу, кого на каторгу или в крепости, кого в солдаты.

«Посылаемых при сем Кавалергардского полку офицеров Арцибашева, Муравьева, Анненкова, - гласил приказ Николая I, - отправить всех в крепости - в Нарву, Ревель и Выборг». В Ревель доставили Александра Муравьева и заключили в один из казематов Вышгородского замка, в караульном помещении Вируских ворот содержали под строгим надзором морского офицера Бориса Бодиско. «Повинен в том, - было сказано в приговоре, - что лично действовал бытностью на площади». Весной 1831 года после шестилетнего содержания в одиночных камерах разных крепостей в Ревель доставили Вильгельма Кюхельбекера и поместили «за строгим присмотром в особый покой Вышгородского тюремного замка».

Как же много видели камни этих простоявших многие столетия стен и башен, сколько превращений испытали они, свидетелями скольких событий довелось им быть! Стоит эта вознесенная на скалу крепость памятником жестокости, но и таланту человека.