Здесь ищут новое…

Нелли КУЗНЕЦОВА

Антон Баршай. Фото Александра ГУЖОВА

Я не узнала Антона Баршая на снимках, сделанных во время большого международного турнира по современным спортивным танцам. Неужели этот загорелый мачо, с гривой светлых волос, одетый в черное с ног до головы, изогнувшийся в страстном, стремительном танцевальном движении, и есть Антон, этот сдержанный, элегантный молодой человек, которого я вижу перед собой? Казалось бы, этого просто не может быть. Слишком уж разительны отличия, слишком уж велика разница между тем мачо на снимке и этим живым, настоящим Антоном.

Впрочем, наблюдая за ним во время длинного нашего разговора, я не могла не почувствовать, что в нем живет танцор. Не такой, конечно, каких часто можно видеть на танцевальных площадках, а танцор настоящий, мастер, человек высокого искусства. Было в нем что-то совершенно особенное — в этих движениях рук, то плавных, то стремительных, в этих выразительных, как будто говорящих руках, в том, как он вставал и садился, как двигался по кабинету, совсем не так, как это делаем все мы, простые смертные, не отмеченные высокой и чистой гармонией танца.

Он вырос в музыкальной семье. Отец его, Андрей Баршай, долго был первым гобоистом в знаменитом оркестре, который в Москве, да и во всей России знают как Некрасовский, а в последние годы стал и его директором. А мама, Сийри Ниеландер, пианистка и педагог, работала и продолжает работать со многими известными вокалистами, музыкантами. Родители Антона и познакомились в Москве, где юная Сийри училась в Центральной детской музыкальной школе, а потом оба они в Гнесинском институте, консерватории.

Будущая звездная пара Михаил Волков и Диана Курилович.
Конечно, родители хотели, чтобы Антон продолжил музыкальные традиции семьи. Он и окончил музыкальную школу и по классу фортепиано, и по классу ударных инструментов. Конечно, теперь он говорит, что без музыки не стал бы высококлассным танцором. Но все-таки она, музыка, ему надоедала. Он даже утверждает, что и танцами стал заниматься, чтобы «не сидеть по 5-6 часов в день за пианино». Впрочем, это такая у него шутка. Очень веселая и совсем не отражающая реальность, тем более, что и музыкой он занимался всерьез, а уж танцы вообще потребовали огромного напряжения сил, не говоря уже о времени.

В одном из интервью он как-то сказал, что танцевальная жизнь несет в себе не только радость и желание совершенствоваться, но и стремление подчас «послать всех подальше». Впрочем, это понять можно. В Советском Союзе, да и в постсоветской России, в первые годы было немного специалистов, способных вывести ученика на европейский, мировой уровень. Тогда ведь в СССР в том, что касалось бальных танцев, не было столь сильной, устойчивой традиции, как, скажем, в фигурном катании, которое, кстати, многие называли «государственным видом спорта». Тогда, как мы помним, все первые места, да зачастую и весь пьедестал на европейских, мировых состязаниях, были нашими. С бальными танцами, увы, дело обстояло иначе. Нужно было, набивая себе шишки, страдая от поражений, упорно пробиваться вперед, по лестнице, ведущей вверх. Нужно было добиваться направления за границу, на международные турниры, где только и можно было сравнить себя, свой уровень с другими, получить, как говорит Антон, новую информацию. Нужно было, по собственному его выражению, пробивать лбом стену, что, конечно, не всегда удавалось.

Тем более, что оценки в мире танца чрезвычайно субъективны. Даже еще больше, быть может, чем в фигурном катании… Очень часто оценка танцора, танцевальной пары, впрочем, и их дальнейшая судьба в мире спортивных танцев, зависит от судей, их отношения к танцорам, тренерам, их взгляда на танцевальное движение. И очень часто оценки судей и зрителей совершенно не совпадают. Антон даже сделал своим собственным, внутренним, так сказать, лозунгом фразу из известного голливудского фильма: «Чтобы завоевать Рим, надо завоевать толпу». Если тебя любят зрители, тебя полюбят и судьи.

Антона зрители всегда любили. Да и судьи тоже… Иначе он не мог бы завоевывать призовые места на европейских чемпионатах и на больших российских соревнованиях. Он выступал не только в России, но и в Англии, Германии, Италии… Там и учился, набираясь опыта у зарубежных тренеров.

В нем, кстати, всегда жило это стремление — побеждать… Может быть, он и стал заниматься спортивными танцами, этим неолимпийским видом спорта, что в нем силен именно соревновательный момент.

Сначала он увлекался европейским, как говорят специалисты, стандартом. Танго, вальсы, фокстроты… Потом перешел к латиноамериканским танцам. И понял: вот это то, что ему действительно надо, в чем он может проявить себя…

Не удержавшись, я спросила Антона, почему именно «латина»? Неужели эти танцы, все эти бесшабашные самбы, румбы, ча-ча-ча действительно близки ему? Ему, такому спокойному, сдержанному, стильному… И лукаво улыбнувшись, он сказал, что несмотря на его балтийские, эстонские корни, темперамента для этих танцев у него хватает. И слушая его, я поняла, что латиноамериканские танцы для него — это и отблеск трагедии, и взрыв радости, и боль, и гнев, и ревность, и счастье обладания… Из всех латиноамериканских — а их в европейских, мировых программах всего пять — ему наименее нравится джайв. Потому что джайв — это, по существу, просто смесь рок-н-ролла, буги-вуги, твиста и чего-то им подобного. Драматургии там нет. Просто партнер — хулиган, а что касается партнерши, то уж там как придется… В этом танце, как выразился Антон, просто «надо валять дурака». Впрочем, насколько я понимаю, этого дурака надо валять артистично. Для этого надо тоже обладать и отличной координацией движений, и чувством ритма, и выносливостью, и спортивной развитостью. Все это у Антона есть, но этого ему просто мало. Он говорит, что остальные четыре танца — самба, румба, пасодобль, ча-ча-ча — это маленькие драматические спектакли, со своим сюжетом, полным глубокого смысла, с огромным накалом страстей. Это соединение спорта и высокого искусства…

Кстати, на одном из больших турниров в Эстонии — это было в 1991 году — он, москвич, выиграл главный приз — «Кубок Эстонии». И для него это было особенно важно — победить в Таллинне, в городе, где он родился, где жили его родные с материнской стороны, где танцевал его дед, бывший артистом театра «Эстония».

Недавно, окончив свою танцевальную карьеру, он перебрался в Таллинн. Я поразилась: почему именно в Таллинн? Многие наоборот стремятся в Москву: большой город, большие возможности. Тем более, для него, обладающего в мире танца европейской известностью… Но он только улыбнулся: тусовки ему не нужны, рестораны надоели, через все это он прошел. А работать спокойно, много, планомерно, работать тренером, как он решил для себя, можно и здесь. Возможно, поманили и балтийские корни. А может быть, заподозрила я, здесь легче связываться с европейскими коллегами, людьми европейского танцевального мира, легче принимать их у себя, легче ездить к ним. Что ж, это нормально. И для нас, живущих здесь, тоже хорошо — заполучить такого тренера…

Антон открыл в Таллинне свою школу, свою танцевальную студию. Они с женой нашли подходящее помещение, сделали там большой, прямо-таки капитальный ремонт, превратив его в отличный танцевальный зал. И об этой студии уже известно. Новости в танцевальном мире расходятся быстро. Тем более, при известности Антона… И теперь туда приходят люди. Очень разные люди… Одни просто хотят научиться танцевать, чтобы не подпирать стены на разного рода вечерах, днях рождения и т.д. Другие хотят изучить искусство латиноамериканских танцев, стать мастерами. Третьи хотят, чтобы учились, развивались их дети. С февраля, кстати, Антон открывает детскую танцевальную студию.

Но главное — его ученики, которые будут выступать на крупнейших соревнованиях. У него есть сейчас танцевальная пара, на которую он возлагает большие надежды. Это москвич Михаил Волков и таллиннка Диана Курилович. Очевидно, мы их увидим на ближайшем чемпионате Эстонии в конце января. Они будут выступать по латиноамериканской программе. И, как говорит Антон, это будет интересно… Он даже сказал, что многим людям в мире танца придется призадуматься…

Вместе они танцуют недавно. Но последние полтора-два месяца работают особенно много, до седьмого, до десятого пота. Каждый день тренируются по 5-6 часов. И может быть, считает Антон, этого еще мало. Из двух хороших танцоров, говорит он, надо создать пару. А это требует больших усилий. И от них, танцоров, и от него, тренера.

Я спросила у него, что это такое — хороший тренер, как он видит свои задачи, свои обязательства по отношению к ученикам, да и по отношению к себе самому. И он, не задумываясь, как о чем-то, глубоко продуманном, выношенном, выстраданном, сказал, что хороший тренер никогда не опустится до банальности, до штампа, до одинаковости. Он всегда будет подходить к каждому своему ученику как к личности, учитывая все его индивидуальные особенности, возможности, недостатки. И строить программу именно под него и для него… Он, кстати, всегда сам, именно сам выстраивал танец хореографически. И для себя, и для своих учеников. Из танцевального номера он всегда старался создать спектакль, недаром же он учился на режиссерском факультете Института искусств в Москве. Для него в исполнении того или иного танца важны не просто движения рук и ног, для него важны краски, напряжение чувств, новая эстетика, красота движений. Не случайно свою танцевальную студию он назвал Dans-laboratorium. Для танцевальных людей, как он говорит, это знак, что здесь происходит что-то новое. Здесь это новое ищут…