"МЭ" Суббота" | 01.07.06 | Обратно

«Для меня этот голос нормален»

С замечательным певцом Олегом БЕЗИНСКИХ, единственным выпускником-контртенором Петербургской консерватории за всю ее историю, беседует Элла АГРАНОВСКАЯ

Фото Николая ШАРУБИНА

Это называется тембральной окраской

- Когда голос певца называют неповторимым, уникальным, когда настоятельно подчеркивают, что второго такого голоса больше в мире не существует, не близко ли это к тому, что именуется трюком? Или подобные явления действительно в природе вокала случаются?

- На самом деле каждый человек уникален, каждый человек по-своему неповторим.

- Это понятно.

- И лично я отдаю себе отчет, каким голосом обладаю.

- Каким?

- Скажем так, голосом, данным мне Богом: с большим диапазоном, от низкого баритона до высокого сопрано, что позволяет мне в доли секунды переключаться на три октавы и более. И должен заметить, что на каждом концерте это слышно. Ведь каждый человек приходит в этот мир с каким-то назначением. Наверное, и на меня возложена миссия - принести в этот мир исскуство такого вот пения. То есть для меня этот голос нормален. И не только для меня - для моих близких, для моих друзей, для педагогов, которые меня учили. Они не говорят: спой этим голосом или другим. Они называют это тембральной окраской: здесь мы дадим такую тембральную окраску, а здесь такую. Для меня же, повторю, это обыкновенный, нормальный голос.

- Говорят, что вы единственный выпускник-контртенор Петербургской консерватории за всю ее 140-летнюю историю. Это правда?

- Да, правда, у меня диплом контртенора.

- И больше такого выпускника не было?

- Больше не было.

- Тогда они должны носить вас на руках и установить ваш бюст рядом с Римским-Корсаковым.

- Бюст вряд ли установят. Да я и не хочу, чтобы меня носили на руках. Не надо! Есть кому носить меня на руках.

- И кто же это?

- В жизни каждого человека есть любимые люди, и я в этом смысле не исключение. Меня очень уважают мои родители. Вот сейчас мама осталась одна, и я знаю, что она очень за меня переживает, в какой бы стране я в данный момент ни находился. У меня есть любимая женщина, она живет в другой стране и тоже за меня волнуется. У меня есть продолжение рода - сын, который за меня переживает. Короче, есть люди, которым я очень дорог. И если меня начнут носить на руках еще и в консерватории, это уже будет чрезмерность.

«Мне нравится пробовать»

- Обладая таким уникальным голосом, как вы предпочитаете петь - соло или же в оперных спектаклях? Что вам ближе и интереснее?

- Я понимаю ваш вопрос. Все дело в том, что вокалисты любят самовыражаться, как, впрочем, и все нормальные актеры. В Германии вышел диск оперы «Talestri» с моим участием. Мариинский театр в России, один из лучших оперных театров мира, выпустил со мной диск «Ужасное оперное представление «Царь Демьян». В Америке вышли два моих диска. Один называется «To my Friend». Второй - ремикс записанного для Испании диска «Еврейские мелодии. От баритона до сопрано». Это единственный в мире диск, где один человек поет еврейские мелодии баритоном и сопрано.

- Но все же соло вам больше по душе?

- Вы знаете, я бы так не сказал. В опере очень интересно петь, очень интересно! Но я тот человек, который никогда не говорит «нет». Мне очень нравится пробовать что-то новое, и я никогда от этого не отказываюсь. Вот сейчас в России с одной очень крупной, известной в мире фирмой «Монолит» мы делаем, скажем так, молодежный проект с музыкой современной и барочной. Не буду открывать всех тайн, но, думаю, скоро об этом проекте услышат.

- Сколько часов в день вы репетируете?

- Иногда час, иногда два, иногда нисколько.

- И от чего это зависит?

- А зависит от того, что когда, например, ночь проводишь в дороге, потому что сегодня концерт, а завтра продолжаются гастроли, записи, съемки, естественно, невозможно репетировать два часа в день. Например, мы были в Красноярске на съемках. Утром я оттуда вылетел, после обеда был в Москве, вечером уже в Петербурге и на следующее утро снова вернулся в Москву. Такова жизнь артиста. И при таком плотном графике непременно нужен отдых. Но как только выдается свободная минута - безусловно, репетиция. Даже тот материал, который я пел пятнадцать лет назад, еще начинающим студентом консерватории, или десять лет назад, пять лет назад, - я все равно его репетирую, я все равно его прокручиваю, прогоняю. Потому что всегда ищется что-то новое, другое. Понимаете, это же живое пение. И Ave Maria, которую вы слушали сегодня, - могу с уверенностью сказать - так, как на этом концерте, я никогда не исполнял. Это чистейшая правда.

«Только живое восприятие!»

- О вас снимают документальные фильмы...

- Да, это так.

- Одно дело - живой спектакль, живой концерт, совсем другое - кино с его техническими возможностями и условиями, в которых оно делается. Как вы думаете, документальный фильм способен передать возможности вашего голоса?

- Нет. Только живое восприятие! Только так - глаза в глаза, из уха в ухо, которое слушает и слышит, возможность видеть мое лицо... Нужно не только слышать голос человека, а видеть его, чувствовать его эмоцию.

- Меж тем фильм «Олег Безинских - русское чудо» получил какие-то призы...

- Да, на Международном фестивале документального кино. Он вышел в финал ТЭФИ 2005 и был показан на каком-то из конкурсов (я просто не отслеживаю это) в Чехии, получил приз, кажется, за лучшую звукорежиссуру.

- Но пение там не главное?

- А может, и пение главное. Но, может, и не пение. Главное - герой: как его показали, с какой стороны о нем рассказали. Поэтому трудно здесь точно определить. По-моему, завораживает сам материал - мужчина, поющий таким вот голосом. Как сейчас принято говорить - скандальный материал. Хотя еще каких-то 300-350 лет назад этим было не удивить, это было нормально.

«...А я просто - mix»

- А как вы узнали, что у вас есть такой голос?

- Начнем с того, что мои бабушка и дедушка всю жизнь пели в церкви. Дедушка был бас, basso profundo, то есть очень низкий голос, а бабушка была колоратурное сопрано, очень высокий голос. А я просто - mix...

- И вы всегда знали, что обладаете такими способностями? Или когда-то не подозревали о них?

- Я просто не придавал этому значения: ну, есть и есть. Вот у всех мальчиков в определенном возрасте мутирует голос, ломается. И когда у меня он сломался, я почувствовал, что тот, мальчишечий, не исчез, а просто добавился низкий, баритональный регистр - голос расширился. В консерваторию я поступил как контртенор, хотя поступал тремя голосами и всеми тремя поступил. Но меня пригласили на обучение в консерватории как контртенора. Я оканчивал уже третий курс, когда мой педагог Виктор Юшманов начал тянуть мой голос, скажем так, в равные стороны: выше - к сопрановому тембру и ниже - к низкому баритону. Понимаете? (Показывает голосом. Как жаль, что читателю это невозможно проиллюстрировать!) И это не составляет для меня труда, потому что он - мой голос. Вот говорят: он поет двумя голосами или тремя. Представьте себе, вы вытаскиваете глотку, вставляете другую и поете другим голосом - это невозможно! Как можно говорить человеку: ты смотришь на вещь одними глазами, а я другими? Естественно, мы смотрим разными глазами, но видим одно и то же. Но как мы об этом мыслим? Понимаете? Наше мироощущение, наше мировосприятие... Поэтому для меня этот голос - это просто голос, а вам то, что вы услышали, конечно, понятно, что это мой голос, что это я его извлекаю, но вы-то его по-другому воспринимаете, потому что у вас другое ощущение. И моя задача - уравнять слушателей, которые приходят меня послушать - и тех, кто готов прийти в восторг, и тех, кто настроен критически, и тех, кто полон сомнений. Но уравнять - в восприятии. А к программе и ее исполнению уже каждый отнесется по-своему. Главное - чтобы люди ушли с концерта с каким-то багажом.