"Молодежь Эстонии" | 07.07.06 | Обратно

История в лицах

Нелли КУЗНЕЦОВА

Тот самый молодой немец со своим плакатом в Трептов-парке.

В прошлом выпуске «Соотечественника» мы начали рассказывать о деятельности Русского музея Эстонии, она развивается довольно активно, хотя для широкой публики музей еще не открыт, и о его интереснейшей акции — создании цикла телепередач о русских зарубежья. Собирала материал для этого цикла, проехав целый ряд стран — Германию и Польшу, Данию и Швецию, Финляндию, Латвию и Литву, — съемочная бригада во главе с тележурналистом Галиной Вельман. Получился, в сущности, документальный фильм в восьми частях, построенный на встречах со многими людьми, оказавшимися в зарубежье в разные времена и по разным причинам.

Говорят, что репортер — это замочная скважина, через которую зритель смотрит в мир. Здесь и открывается мастерство тележурналиста. Для Галины Вельман, умного и тонкого человека, тема русских за пределами родины оказалась столь близкой, что ее размышления, ее волнение, ее восхищение этими людьми и сочувствие к ним, ее радость от общения с ними и боль за них не могут не передаться нам, слушателям, зрителям, не вызывать у нас ответных размышлений, сопереживания. Я думаю, так и будет…

С профессором Романовым на кладбище, где поставлен памятник всем русским, жившим в Гданьске и защищавшим его.

В сущности, нам всем интересно встретиться с русскими, русскоязычными людьми, по тем или иным причинам оказавшимися в дальнем зарубежье. Как они строят там свою жизнь? Что им пришлось пережить, пока они не встали, что называется, на ноги? Какие проблемы существуют у них? Как можно использовать опыт, накопленный русскими людьми, русскоязычными организациями в разных странах?

Можно было бы сказать, что это история в лицах. И какие это поразительные судьбы, какие это лица! Глядя на эти лица, слушая этих людей, испытываешь некое чувство национальной гордости, столько в них жизненной стойкости, твердости, человеческой гордости. Нам, живущим сегодня, нужен этот опыт. И прежде всего — именно опыт силы, преодоления.

Когда-то, в начале 20-х годов, в «буреломе русских бед», как сказал поэт, за рубежом оказались многие представители лучших дворянских фамилий России. Русские красавицы, утонченные, изнеженные аристократки, блистательные русские княжны и графини стали портнихами, моделями, а то и создателями известных Домов моды, санитарками в больницах, а великолепные русские князья — водителями такси и т.д. Но ведь сумели выстоять, во многих случаях создать нечто значительное, оставить заметный — русский! — след во Франции, Дании, Германии и т.д. И нужно, вероятно, знать и помнить, каким мир увидел русских в ту пору. Александр Васильев, писатель и историк моды, много занимавшийся историей и проблемами русского зарубежья, особенно «первой волны» русской эмиграции, цитирует в своей книге свидетельство английского дипломата, служившего в 20-х годах прошлого столетия в Стамбуле: «Нам никого так не было жаль, как тех, что пришли на перегруженных врангелевских кораблях. То была человеческая катастрофа огромного масштаба, и тем не менее… Несмотря на присущую русским таинственность, они всегда будут объектом жалости и помощи. Но эти беженцы… проявили непобедимую жизнеспособность во всех сферах. После потери всего они приехали к нам не жаловаться, а делиться своим. Они привезли нам яркость цвета, комедию, красоту, песни, упорство и надежды».

Между прочим, именно из книги Александра Васильева я узнала, что уличная парижская певица, впоследствии известная на весь мир как Эдит Пиаф, для пущего романтизма, горечи и загадочности звала себя Таней.

Конечно, эмигрантов той «первой волны» в большинстве случаев уже нет в живых. Но живы их дети, родившиеся в то сложное, грозное, переломное время. В них есть то, что отличало их родителей, они сумели сохранить и русский язык, и традиции отцов. Русскость в них не умирает, и это поразительно. Это умение сохранить себя, свою душу, вызывает особое уважение.

Мы уже упоминали о встречах Галины Вельман с княгиней Татьяной Ладыженской. Ее бабушка была ближайшей подругой Марии Федоровны, матери последнего российского царя. Княгиня многие годы бережно хранит картину, когда-то подаренную российской императрицей. Да и вообще, вспоминает Галина, ее квартира поражает своей русскостью. Видно, что здесь живет истинно русский человек. Галина вспоминает, как княгиня вышла ей навстречу, расцеловала троекратно, хотя они не знали друг друга до тех пор, но ведь встретились русские люди. Ей было трудно подниматься с кресла, трудно ходить в ее 90 лет, хотя она и в этом возрасте сама водит машину. А главное, остается деятельной. В Копенгагене есть Русское общество, им руководит Ольга Контогеоргис, но как-то так получается, что многие русские собираются вокруг княгини, в ее доме. Быть может, здесь особенно тепло, здесь «Русью пахнет»?

И у Георгия Шуйского, потомка знаменитой семьи князей Шуйских, сыгравшей столь заметную роль в истории России, дом — русский. Его родители бежали из России в годы революции. Познакомились и поженились они уже в Париже. Потом семья перебралась в Голландию. Там и родился Георгий. Между прочим, в годы Второй мировой войны родители Георгия прятали у себя советских солдат — военнопленных, бежавших из фашистских концлагерей. Им помогали голландцы. Надо ли говорить, насколько это было опасно? Но ведь они, князья Шуйские, оставались русскими людьми. И не могли стоять в стороне от этой великой битвы, тем более, когда сражается их незабытая Родина, истекающая кровью и напрягающая все силы.

Потом бойцы Сопротивления переправляли спасенных куда-нибудь в безопасное место. А многие и оставались в Сопротивлении, сражаясь плечом к плечу с голландцами, французами и т.д.

Об этом уместно вспомнить именно теперь, когда так разгорелись страсти вокруг Солдата на Тынисмяги, когда приходится его защищать, как те, память о ком он воплощает, защищали от фашизма Европу. Уместно вспомнить и замечательную историю о том, как датчане спасали от гибели, от газовых камер, от концлагерей евреев. Узнав о немецком приказе — всем евреям нашить на одежду желтые звезды, на улицы вышел глава королевской семьи с большой желтой звездой на груди. За ним и все датчане на улицах Копенгагена появились с желтыми звездами на одеждах. За одну ночь евреи были вывезены из страны на лодках, маленьких суденышках, на всем, что могло плавать. Знают ли в Эстонии эту историю? Помнят ли ее?

Галина Вельман рассказывает, что в Берлин они приехали 8 мая. Могли ли они не побывать в Трептов-парке, не поклониться Солдату с опущенным мечом и с маленькой спасенной им девочкой на руках? Народу было очень много. Русские, немцы, люди самых разных национальностей. А в глаза бросился молодой немец с плакатом на груди, где крупными буквами по-русски было выведено слово: «Спасибо». Оказывается, каждый год 8 мая он приезжает в Трептов-парк, чтобы поблагодарить тех, кто сражался с фашизмом, кто отдал за Победу жизнь. Галина и ее бригада так и сняли этого немца с его ребенком, молодой женой и плакатом.

Я не знаю, войдет ли этот эпизод, эта встреча и разговор с молодым немцем в Трептов-парке в какую-нибудь из телепередач, понимаю, что многие встречи, детали, в том числе и важные, остались за кадром. Но как было бы хорошо, если бы это увидели в Эстонии…

Да, так вот Шуйский… Он живет сейчас в Швеции и пишет историю своей семьи. Ездит в Россию, копается в архивах, ищет документы. А еще учится. Он, пенсионер, отработавший на своем веку много и трудно, учится живописи у профессора Петербургской Академии художеств. «Ну, не замечательно ли?» — словно сама удивляясь своему рассказу, спросила Галя, вспоминая об этом человеке.

Сам Шуйский рассказал ей, как, придя однажды в Стокгольме в православную церковь, услышал обращенную к нему сентенцию: «Разве ты русский? Родился в Голландии, живешь в Швеции, в России побывал лишь в последние годы. Что в тебе русского?» Ему показалось, вспоминал он, что его ударили в самое сердце. Да, сказал он, я русский и останусь им до самого конца.

В самом деле, что это такое — русскость? Что это за странное свойство человеческой души?

Галина вспоминает, как в Хамина, финском городке, где улицы идут кругами и куда они со своей бригадой заехали, чтобы посмотреть православную церковь, их встретил священник, с которым они и разговорились. Оказалось, что у него старые русские корни. Предки перебрались из России в Финляндию еще в XVI веке. Всю жизнь этот человек прожил в Финляндии, здесь трудился, заслужил пенсию. А потом вдруг, неожиданно для многих принял сан, стал православным священником, отцом Василием. Теперь, как он выразился, восстанавливает свой русский язык. Читает Достоевского, других русских классиков. Хотя, как говорит Галина, им показалось, что русский у него совершенно нормальный, может быть, чуть-чуть старомодный. Разыскал своих родственников в России, ездил в разные города, чтобы с ними познакомиться. «Зачем вам это? — спрашивают у него. — Зачем вам окунаться во все, бывшее для вас чужим долгим годы?» — «Как зачем? — возражает он. — Душа-то у меня русская…»

В истоках многих судеб (даже самых нарядных, в блестках знаменитых имен, в географических оборках) — та же российская история. То же зачастую сиротство или вдовство…

Потомок Льва Толстого по линии его двоюродного брата, граф Иван Толстой родился во Франции, долгие годы живет в Дании. В Петербург, из которого родители вывезли его совсем маленьким, он попал лишь в последние годы по туристической путевке. Там он пришел к дому на Мойке, где когда-то жила его бабушка. В здании теперь размещается один из институтов Академии наук. Но графа Толстого приветливо встретили, провели по всем помещениям. И он вспомнил вдруг камин, возле которого играл когда-то совсем крошкой. «Знаете, — сказал он Галине, — мне показалось, что после долгого путешествия я вернулся домой». — «А если бы вам отдали эту собственность — дом?» — «Зачем?» — возразил он. — У меня с Россией связь не материальная, она духовная…»

Удивительно, быть может, но многие русские за рубежом тянутся к церкви, православной церкви. Вне зависимости от того, верят они в Бога или нет. Вне зависимости от возраста, пола, профессии. Быть может, для них это кусочек родного тепла? Кусочек потерянной Родины? Быть может, так проявляется тоска по России, по всему русскому, по Родине, которая для многих, быть может, оказалась мачехой, но которую любят не менее странной, загадочной, не всем, быть может, понятной любовью.

Не знаю, увидим ли мы в телепередачах историю Елены Арсеньевой, но очень хотелось бы увидеть. Это поразительная история… И в то же время в чем-то характерная, даже, если хотите, символическая. В чем-то, быть может, она сродни тем первым русским эмигрантам, о которых английский дипломат то ли с восхищением, то ли с некоторой завистью писал, что они «умеют делиться своим», что они показали миру упорство, умение трудиться, редкую щедрость души.

…Елена Арсеньева в Петербурге преподавала английский. Семья распалась в одночасье, как это иногда бывает. Елена осталась с тремя детьми на руках и с мизерной своей преподавательской зарплатой. На какой-то технической выставке, где она подрабатывала, к ней подошел датчанин. Они познакомились, переписывались. Потом датчанин предложил ей руку и сердце. Она согласилась…

Галина так волновалась, рассказывая мне историю этой жизни, что начала волноваться и я, словно в ожидании чего-то необычного. И оно, это необычное, почти мистическое, в этой истории действительно оказалось.

Когда муж-датчанин привез Елену к дому, в котором он живет и где отныне предстояло жить ей, она с потрясением узнала то самое здание, которое она видела когда-то, много лет назад, во время поездки с курсантами «Макаровки», Морской академии имени Макарова, где она преподавала. Именно этот дом показался ей тогда особенно притягательным, он даже снился ей иногда. Но думала ли она, что ей придется жить именно здесь?

В Дании она окончила курсы социальных работников и стала сотрудником Центра социальной опеки в Копенгагене. Инвалиды, старые, больные люди, за которыми некому ухаживать… Тяжелая работа, требующая не только и даже не столько физической сноровки, сколько душевного тепла, редкостной отзывчивости, умения сострадать. Она щедро делилась со своими подопечными тем, что имела — своей культурой. Она привозила в этот дом, где, казалось бы, навсегда поселилось страдание, творческие коллективы из Петербурга. И Галя вспоминает, как старая датчанка, бывшая оперная актриса, которую так давно не слышали, что успели забыть, вдруг запела вместе с петербуржцами «Подмосковные вечера». И все, больные и здоровые, маленькие и большие, пели тоже. И эта радость уже не забудется…

Муж Елены, датчанин, вдруг спросил ее, можно ли ему взять ее фамилию. Она изумилась: «Зачем?» Но было в этом нечто пронзительно человечное, признание ее, нет, даже не превосходства, а силы характера, души, редкостной самоотверженности, необычайного очарования ее русскости. И теперь он — Эрик Арсеньев-Санд, а она соответственно — Елена Арсеньева-Санд.

Но Дом социальной опеки — это не все… По воскресеньям Елена работает в библиотеке Собора Александра Невского, который когда-то был построен в Копенгагене по желанию российского царя. Библиотека очень велика, в ней множество редких книг, русские эмигранты, начиная с «первой волны», приносили сюда то, что у них было. И теперь это забота нынешних русских в Копенгагене — сохранить эту уникальную библиотеку, которую собирали многие поколения русских людей на чужой земле.

Не знаю, как это выразить, быть может, не все со мной согласятся, но все-таки думаю, что на этой нашей вписанности в безмерность, на этой всеотзывчивости нашего народа и выстроена вся наша культура. Великая культура… Она обладает редкостной способностью очаровывать такими вещами, которые нельзя потрогать руками. Дух, душа, духовность… Наверное, иностранцы, это чувствуют. Потому берут русских жен, берут даже русские фамилии…

И еще об одной судьбе хочется упомянуть. Ольга Иванова, бывшая москвичка, кандидат исторических наук… Я очень надеюсь, что читатели увидят ее в одной из телепередач Галины Вельман.

Помимо основной своей работы она участвует в большом международном проекте «Памятники русской культуры в зарубежье». Оказывается, ученые многих стран и просто любители, знатоки истории объединили свои усилия в этом проекте и работают, занимаются изысканиями совершенно безвозмездно, по зову души. Ольга Иванова в рамках проекта занимается кладбищем в Копенгагене, где есть два участка с русскими могилами. На одном из них похоронен чуть ли не весь «Малый двор» императрицы Марии Федоровны. Ольга восстанавливает историю этих людей, историю этих могил. Сама Мария Федоровна покоится в Росскилле, где похоронены все датские короли. Съемочная группа Галины побывала там, вместе с ней приехал и православный священник, который и провел там поминальную службу. Так что это были не просто съемки, но и дань уважения русским людям, умершим на чужбине.

Как известно, прах Марии Федоровны будет перезахоронен на родине, в Петропавловской крепости. Рассказывают, что чуть ли не вся русская эмиграция «подпитывалась» из ее шкатулки с драгоценностями. Она помогала многим. Говорят также, что в конце жизни она ни с кем не разговаривала, не верила, что в России расстреляны сын и его семья, страдала молча. Как у Гамлета: «А дальше — тишина…»

Но еще большее место занимают в рассказах Галины молодые наши соотечественники, оказавшиеся за рубежом. Некоторые из ее героев побывали в Таллинне, и мы рассказывали о них на страницах нашей газеты. Что их отличает от нас?

Быть может, главное заключается в том, что они не боятся проявить инициативу. Они знали, куда ехали, понимали, что им придется столкнуться со многими трудностями, много работать, во многом себе отказывать, чтобы в конце концов встать на ноги. Они просто знали, что у них нет иного выхода и заранее готовили себя к разного рода сложностям. И их усилия, их старания сохранить себя, свой русский язык, свою культуру, свою национальную идентичность вызывают уважение. Похоже, мы этому еще не научились, еще не поняли по-настоящему, что значить — терять, еще не осознали себя частью большой русской зарубежной диаспоры. И этому надо учиться. В том числе и на опыте встреч с соотечественниками.

Вот какая нить протягивается из прошлого русской эмиграции к дню сегодняшнему…