|
"МЭ" Суббота" | 15.07.06 | Обратно
Лицо в луче
Николай ХРУСТАЛЕВ
Фото Николая ШАРУБИНА |
В Таллиннской Центральной библиотеке открылась выставка, посвященная поэту Юхану Вийдингу.
О, я думал, что успею
Записать все главное!
Милый Боже, дай скорее
Передышку в плавании.
Сократи паденье в бездну
И продли молчанье.
Благодарственной
Молитвы
Тихое звучанье.
Ранним утром по городу катил пустой трамвай. За окнами проплывали знакомые
улицы и дома, но понять, каким за ними было время года, было не просто.
Разве что человек в кадре был одет в толстую куртку и шарф. Сидя спиной
к окну и глядя в камеру, он читал стихи. Человеком этим был поэт и актер
Юхан Вийдинг, а стихи, что читал, были его стихами.
Одновременно в тысяче мест
Только стоять
Только ходить
Моя единственная болезнь
Состоит в желании жить.
Фильм, который стал составной частью необычной выставки, открывшейся на
этой неделе в Центральной библиотеке Таллинна, называется «Трамвайное путешествие»
и был снят в 1993 году - до трагического ухода Поэта оставалось уже совсем
немного.
Юхан Вийдинг прожил 46 лет, выпустил 8 поэтических сборников на эстонском
языке, книжку «Здравствуй и прощай», переведенную на русский. Его стихи
перекладывались на музыку, получившиеся песни были чрезвычайно популярны
не только на родине , но и в эстонской эмигрантской среде в Канаде и Швеции.
И уж совсем не случайной была его популярность, связанная с театральными
подмостками. Ученик выдающегося режиссера и педагога Вольдемара Пансо,
Юхан Вийдинг навсегда останется в анналах национального театра исполнителем
ролей Гамлета или Пер Гюнта.
Казалось бы, все, о чем шла сейчас речь, могло было стать поводом к выставке,
академически правильной и уравновешенной, где в стеклянных витринах должно
лежать поэтическим сборникам, ставшим нынче раритетами, а общее впечатление
наверняка бы дополнялось и усиливалось фотографиями из знаменитых спектаклей,
кадрами из фильмов, ведь речь об актере, которому грех было жаловаться
на свою творческую судьбу.
Но все это было бы под стать обыкновенно правильной выстаке, а здесь, на
неправильной, ничего этого не встретить - ни книг под стеклом, ни фотографий
из фондов, - потому что, по замыслу организаторов выстаки, они делали экспозицию
о человеке, который не умещался в обыденно понятийные рамки творчества
и успеха. Их интересовал человек, который ранним утром в безлюдном вагоне
странного трамвая-призрака, глядя в глаза случайным слушателям, читает
свои стихи. Иногда останавливается, задумывается, словно решая, стоит ли
продолжать.
Потом экран погаснет, и вы остаетесь с его стихами наедине. Ведь они на
стенах выставочного зала, нанесенные черным шрифтом на прямоугольники простой
желтоватой материи. Этих прямоугольников из материи несколько десятков.
Если начать считать, получится 43. И опять никакого порядка. Прикрепленные
к стене, тесно прижатые друг к другу, как льдины в ледоход, стихи наезжают
друг на друга - словно в скороговорке поэт пытается выговориться, опасается
что-то забыть, не сказать самого главного.
В спектакле Эстонского театра драмы «Пер Гюнт», помнится, была замечательная
сцена: по заснеженной ночной равнине мчится повозка, в которой Пер везет
умирающую мать. В эти минуты, обращаясь неизвестно к кому, он пытается
произнести, выкрикнуть слова, что продлят жизнь дорогого человека, спасут,
сохранят. Ему так надо докричаться, быть хотя бы услышанным. До сих пор
перед глазами выхваченное узким и острым лучом «пистолета» лицо актера,
как одновременно был беззащитен и неистов его герой, сколько было надежды
– только бы успеть, только бы довезти. Не успел, не довез…
- В первую очередь мы адресуем эту выставку молодым, - говорит ее организатор,
специалист Центральной библиотеки Олев Ардер. – Важно, чтобы они пошли
за Вийдингом в главном, поняли, что было его главной болью. А боль эта
состояла в неприятии сознания того, что жизнь только в деньгах, в накоплении
материальных ценностей в ущерб духовным.
Как, кажется, трагически наивен был Поэт, не совместившийся с временем,
которое не принимал, временем, что поставило во главу угла только деньги,
а мораль и уважение к другому человеку отодвинуло в сторону, подальше,
на периферию чувств. Так и тянет констатировать с укоризной, что эпоха
мечтателей и идеалистов ушла, а порядочных и расчетливых прагматиков интересует
нечто иное. Но это не навсегда, настаивают в Центральной библиотеке. Кто-то
еще обязательно будет нестись по ночной равнине и, обращаясь неизвестно
к кому, снова шептать или выкрикивать слова надежды во имя продления жизни
другого человека и, значит, собственной тоже.
|
