"МЭ Среда" | 26.07.06 | Обратно

Скоро нам пятнадцать. Мы белые и пушистые?

С доктором сельскохозяйственных наук, старшим научным сотрудником Института земледелия Арво СИРЕНДИ беседует Татьяна ОПЕКИНА.

Фото Александра ГУЖОВА

— Одно из древних китайских проклятий сводится к пожеланию жить во времена перемен. И вот нам выпало жить во времена перемен. И каких перемен! Кто был никем, тот стал всем. Кто был в авангарде, переместился в арьергард. Дефицит сменился изобилием. «Железный занавес» опустился, и свобода нас приняла радостно у входа. Но... не все так однозначно, далеко не все минусы обернулись плюсами. И потому через пятнадцать лет после обретения Эстонией независимости, как и пять лет назад, общество все еще задается вопросом: та ли это Эстония, о которой мечтали? Как лично вы отвечаете на этот вопрос?

— Прежде всего замечу, что все до единого народы, большие или маленькие, мечтают быть самостоятельными, хотят сами решать свою судьбу. Так было и с нами. Когда перед войной и после войны мы оказались в составе Советского Союза, это произошло вопреки нашему желанию. Часть людей эмигрировала, кто-то ушел в леса, ознаменовав тем самым своего рода гражданскую войну. Сомнения народа многократно усилились, когда десятки тысяч людей были репрессированы. Их страдания в сибирских лагерях, на лесоповалах, гибель многих из них не могут быть забыты никогда. Добавим сюда принудительную коллективизацию, сломавшую давно и прочно сложившийся уклад жизни на селе... Конечно, со временем многое изменилось, а когда с приходом к власти Никиты Хрущева началась так называемая оттепель, сельский труженик почувствовал себя увереннее и начал получать за свой труд нормальную зарплату.

— Мимо вас наверняка не прошло эссе молодого эстонского писателя Яака Урмета, опубликованное в Eesti Päevaleht, в котором он — наперекор общепринятой традиции — заговорил о том, что история многоцветна, и негоже, описывая ее, пользоваться только двумя красками — черной и белой. А именно: довоенная Эстония — белая, советский период — черный. Настолько черный, что профессор-философ из Тарту Маргит Сутроп полагает, что следует «вырыть большую яму и закопать в ней всю советскую эпоху», избавившись тем самым от ностальгии, которая нет-нет, да и проскальзывает в умах и сердцах людей старшего поколения. Ностальгия, понятное дело, избирательная: по бесплатному здравоохранению, копеечным лекарствам, грошовым ценам за воду, электричество, общественный транспорт... Надеюсь, вы разделяете взгляд Яака Урмета на историю. Но, как вы думаете, почему в Эстонии возобладал именно черно-белый подход?

— Скорее всего это связано с тем, что в Эстонии пока еще не существует по-настоящему свободной, демократической печати, ибо тем людям, которые думают иначе, не предоставляется возможности публично высказать свое мнение. А такие люди есть. И их немало. Они прожили на этом свете достаточно долго, чтобы уяснить, что мир не примитивен и прост, а сложен и многогранен. Нет ни одного человека, ни одной семьи, а тем более народа, жизнь которого была бы приятным спуском с горы и веселым праздником. У всех есть проблемы, связанные с самими собой, с соседями, с властью, с мировыми катаклизмами. Если бы печать была более свободной, открытой разным мнениям, то и взгляд на историю стал более уравновешенным.

— Народный союз, в котором вы состоите, ведет свое начало от Союза крестьян. Эту партию оппоненты-либералы любят называть объединением, которым руководят «красные бароны». Как село, которому вы посвятили всю свою жизнь, пережило реформы Марта Лаара, за которые он получил сейчас в США премию Милтона Фридмана? Полегчало ли селу после вступления Эстонии в Евросоюз, который всегда уважал крестьян-кормильцев и помогал им?

— Ярлык «красных баронов» напоминает мне отношение советской власти к зажиточному крестьянину как к «кулаку-кровопийце». Та же потребность вычленять определенную группу населения, награждая ее негативного оттенка эпитетами. Когда Март Лаар пришел к власти, начались разговоры о том, что надо исправить злодеяния сталинских времен и вернуть людям отобранную у них землю. Увы, праведные эти речи обернулись тем, что за прежние злодеяния ответил не тот, кто виноват, а сельский труженик. Крестьянина сделали крайним, нарекли его пьяницей, лентяем, лузером, а прежних председателей колхозов, агрономов, зоотехников назвали красными баронами. Около 100 тысяч человек на селе остались тогда без работы. А это большая беда, ибо безработный человек теряет не только материальную подпитку, но и знания, трудовые навыки, интерес к жизни. Около 400 тысяч гектаров полей оказались необработанными, молочное стадо сократилось в два раза, производство мяса — в три раза. До прежнего уровня производство молока уже не поднимется никогда, ибо квоты ЕС этого не позволят. А квоты сократились в том числе и потому, что внутренний рынок оказался незащищенным: либеральное правительство односторонне отказалось от таможенных пошлин, в то время как эстонская экспортная продукция такими пошлинами, конечно же, облагалась. Короче, ущерб сельскому хозяйству был нанесен большой и исчислялся в миллиардах крон. И за все это Март Лаар получил нынче премию. Смелый он был и решительный. Ликвидировал крупное сельскохозяйственное производство в надежде возродить на эстонской земле 140 тысяч крестьянских хуторов. Как было до войны. Но малые хутора, которые тогда функционировали по всей Европе, давно обанкротились, уступив место крупным высокомеханизированным фермам... Теперь Март Лаар стал советником грузинского президента. Видит Бог, это произошло не с подачи эстонского крестьянина...

— Государство считается благополучным, если два показателя — рождаемость и продолжительность жизни населения — держатся на высокой отметке. У нас рождаемость упала, а продолжительность жизни, особенно среди мужчин, сократилась. Тут волей-неволей оглядываешься на систему здравоохранения, которая за последние пятнадцать лет претерпела реформирование, пожалуй, еще покруче, чем сельское хозяйство. От советской системы здравоохранения с ее профилактикой заболеваний, доступной медицинской помощью, больницами, которые не торопились отпускать пациента домой, пока основательно его не подлечат, не осталось и следа. Все поставлено на коммерческие рельсы. Семейный врач стал фактически предпринимателем, а в аптеках (их-то «рождаемость» как раз высока) можно потерять сознание, когда провизор выписывает счет...

— Последствия «поющей революции» с этой точки зрения оказались весьма плачевными, 100 тысяч нерожденных за пятнадцать лет детей — наш общий грех. В первую очередь — грех власти, не сумевшей создать в стране стабильную ситуацию, при которой женщины не боятся завести ребенка. Страх прервать карьеру в условиях безработицы настолько велик, что семья и дети нередко отходят на второй план. И вот общество стареет, а молодое поколение, которое должно прийти на смену старшим, не столь многочисленно. И уже идут разговоры о том, что вскоре придется приглашать рабочих из-за границы. Что касается здравоохранения, то шведская модель, которую взяли при реформировании за образец, оказалась неудачной. От нее шведы и сами плачут.

— Умение ладить с соседями говорит о зрелости государства, его мудрости и дальновидности. У Эстонии с ее восточным соседом отношения не из лучших. Принято считать, что в этом виновата Россия. И только она. А Эстония белая и пушистая. Эстонские журналисты на пресс-конференциях российского президента задают ему вопросы, исходя из презумпции виновности России. Почему В.Путин до сих пор не извинился перед Эстонией за прегрешения советской власти, — спросила одна тележурналистка. Почему у России плохие отношения с Эстонией, Грузией, Украиной, Молдавией, — спросил другой журналист. Между прочим, недавно спросил, после окончания саммита восьмерки. Но все ли сделала сама Эстония для налаживания добрососедских и взаимовыгодных отношений с Россией? Бываем ли мы когда-нибудь самокритичны?

— Неистово критикуя Россию, многие наши политики забывают о позитивных моментах истории наших отношений, о том, например, что мы вернули суверенитет не только благодаря собственным усилиям, но и — в неменьшей степени — в связи с вакуумом власти, образовавшимся в Москве. Я был в составе эстонской делегации на съезде народных депутатов, где прибалтийские республики пользовались энергичной поддержкой демократически настроенной части съезда. Помните, весь мир ждал, признает ли Россия суверенитет, провозглашенный в Таллинне, Вильнюсе и Риге. И сразу, как только она его признала, а она сделала это достаточно быстро, посыпались признания со стороны США, Великобритании, Франции, Финляндии и других государств. Если мы хотим наладить добрососедские отношения с Россией, надо свою половину пути пройти честно, уважая не только себя, но и партнера. Этого уважения к партнеру мы не проявили при подписании пограничного договора. Негоже, когда министр иностранных дел подписал договор, а Рийгикогу, ратифицируя его, присовокупил к тексту документа политическую преамбулу.

— Говорят, родители могут быть счастливы ровно настолько, насколько счастлив самый несчастливый их ребенок. Быть может, в том же ключе можно рассуждать и о государстве?

— Конечно. В Эстонии по сей день много людей, которые с большим трудом сводят концы с концами. Хотя эстонцы жалуются редко. Они стыдятся бедности, не любят выставлять ее напоказ и изливают свою душу только очень близким людям.

— До сих пор мы говорили о том, что не получилось за пятнадцать лет, что нужно подкорректировать или кардинально исправить. Но есть ведь и чему радоваться, на что надеяться...

— Суверенитет сам по себе — огромная ценность. Не надо никого укорять или обвинять, если что-то не получилось, если что-то не так. Мы живем своим умом, сами себе хозяева. И за все — за радости и пробелы — сами несем ответственность.

— Спасибо за беседу.