"Молодежь Эстонии" | 07.03.06 | Обратно

Учить не по учебнику

Владимир ВАЙНГОРТ,
доктор экономических наук

Волнующая русскоязычное общество угроза эстонизации образования заслоняет другие проблемы русской школы. А зря. Зря не обсуждается, чему учит школа на русском языке? Не в смысле названий предметов, а по их содержанию, которое лучше всего отражается в школьных учебниках.

Тест на непонимание

Попробуйте, уважаемые читатели, вникнуть в такой текст: «Если два натуральных числа имеют одинаковое число знаков, то большим является число, в котором больше единиц в наивысшем разряде. Если же число единиц в этом разряде одинаково, то сравниваются разряды на одну степень ниже...» Это цитата из учебника математики для 5-го класса.

А вот тот же учебник объясняет элементарное, в общем, понятие – округление чисел: «Если первая цифра, следующая за тем разрядом, до которого округляется число, есть 5, 6, 7, 8 или 9, то последнюю оставшуюся цифру увеличивают на единицу; в других случаях последнюю оставшуюся цифру не изменяют».

А как вы определите, что такое вычитание? Пятиклассникам это действие объяснено таким образом: «Вычитание – это нахождение неизвестного слагаемого по сумме и другому слагаемому». Дальше в учебнике есть задание: «Объясни своими словами, что означает вычесть из числа 25 число 15». Хорошо бы и автору учебника объяснить вычитание «своими словами».

Не могу удержаться от еще одной цитаты из того же учебника для пятого класса: «Наибольший общий делитель данных чисел равен произведению общих простых множителей данных чисел».

Шестиклассникам, естественно, объясняются более сложные понятия. Например, дается определение процентов: «Чтобы найти, сколько процентов составляет одно число от другого, нужно первое число разделить на второе. И затем полученное частное выразить в процентах». Что из этого объяснения поймут шестиклассники, не знаю, но два доктора наук, всю жизнь занимавшиеся математическими методами, которым я показал эти и другие формулировки из учебников для 5 и 6-го классов, въезжали в приведенную там псевдонаучную абракадабру с большим трудом. Кто знает: может быть, существует конкурс на сложно написанные учебники для младших классов? Тогда авторы учебника по математике Энн Нурк и Аксель Телгмаа вкупе с переводчиком на русский язык Александром Маниковым уверенно могут претендовать на первое место. Как говорится, умри – сложнее не скажешь.

Понятно, что авторский коллектив стремился показать школьникам современный математический аппарат, но сделать это можно много проще, о чем свидетельствуют десятки учебников математики, издаваемых в России. При этом они отнюдь не страдают имперским духом. Единственное их отличие: тексты там написаны людьми, понимающими детскую психологию, во-первых, и владеющими, пусть специальным, но русским языком, во-вторых.

Ладно, оставим математику в покое. Она, по определению, должна быть сложной. Прочтем учебник, написанный на русском языке тоже для пятиклашек некоей Верой Невердиновой о литературе XIX века. Раскроем его в любом месте. Например, в том, где говорится о Николае Васильевиче Гоголе. «Быт детства Гоголя соединил прозаическое настоящее с призрачно-сказочным прошлым». Сразу вспоминается герой Маяковского, требовавший «сделать ему красиво». И еще из того же учебника: «Однако будем помнить, что между литераторами разных поколений есть общее... Они решают проблемы нравственности и поведения человека...» Читая это, будем и то помнить, что красивости, и “канцелярит” адресованы пятиклашкам.

Царство смертной тоски

К старшим школьникам тот же автор обращается с иным посланием по поводу все той же русской литературы XIX века. Рассматривая один из ранних чеховских рассказов, В. Невердинова пишет: «Доминантой повествования рассказа «Толстый и тонкий» является диалог, а авторская речь несет скорее характер ремарки. Это позволяет отнести рассказ к жанру сценки». А дальше госпожа Невердинова разъясняет «ситуационно -коммуникационный принцип рассказа», который (по ее мнению) может быть выражен схематично следующим образом: «Начало встречи - авторская ремарка-человек/человек-авторская речь-человек/человек-авторская речь-конец встречи».

После этих построений следуют вопросы к ученикам по Чеховскому тексту. Как вам, например, такой: «Подумайте, какую роль в рассказе играют жена и сын тонкого?» Или еще один вопрос: «Как вы считаете, почему рассказ «Толстый и тонкий» построен в форме диалога?»

У меня после такого анализа возникает один вопрос к автору учебника: «Как вы полагаете, что ответил бы Чехов на эти вопросы, да еще после анализа ситуационно-коммуникативного принципа рассказа?» Естественно, с учетом того, что был он человеком не без юмора. Кстати, о Чеховском юморе. В специальной главке «Особенности юмора Чехова» есть такой пассаж: «Смех в юмористическом рассказе играет важную роль – он развлекает и в то же время оценивает изображаемый мир и его героев».

Представьте себя восьмиклассником, уважаемый читатель. Представьте и ответьте на такой вопрос: стали бы вы читать после такой вивисекции Чехова?

Что вообще является целью изучения литературы в школе? Неужели умение расчленять живую ткань литературного произведения по методу Невердиновой?

Но что мы пристали к ней одной. Вот цитата от другого автора – Сергея Митюрева из книги для 10-го класса «Ветвь единого дерева», где речь идет о сентиментализме и Карамзине: «Восхваление частного человека, стоящего вне системы социальной иерархии, но наделенного обостренной чувствительностью, является сквозной идеей не только сентименталистических произведений Карамзина, но и его собственной биографии». Вы поняли, что здесь написано? Я – нет.

Чему учат «на литературе»?

Родители и учителя в панике: дети не хотят читать. Причин тому находят множество. Думаю, изучение литературы в школе – одна из них. Почитаем школьные хрестоматии для разных классов. Посмотрим, что предлагают их составители читать детям от десяти до шестнадцати?

Хрестоматия для пятого класса. В ней Бунин и Шмелев, Платонов и Хармс. Великие имена… но, положа руку на сердце, я бы тоже в десять лет не стал читать отрывки и рассказы о детях и детстве, которые настригли из сочинений классиков собиратели хрестоматий. И в моем послевоенном детстве, и в нынешнее нервное время десятилетние пацаны иначе видели и видят мир, чем дети из рассказов Бунина и Шмелева.

Ситуация не простая. Понятно, что составители хрестоматий исходят из самых благих побуждений. Но не тот ли здесь случай, когда благими побуждениями вымощена дорога известно куда? Скажем, Сергей Митюрев в хрестоматию для 8-го класса включил три стихотворения Сергея Есенина. «Шел господь пытать людей в любви»; «Пойду в скуфье смиренным отроком»; «Чую Радуницу божью». Подозреваю, что даже большие поклонники Есенина эти произведения вряд ли знают. И уж точно не за них любят поэта. Но, возможно, самому Митюреву именно такие настроения у Есенина близки. Не зря он предварил всю книгу большой статьей с названием «Жить – значит верить».

Позиция Митюрева понятна. К ней надо относиться с уважением. Так же, как и к иной мировоззренческой позиции, при которой: что Атос, что Портос, что Христос – все литературные герои. Но почему тогда Митюреву удается свое религиозное мировидение всунуть в учебник? Да еще в учебник о русской литературе, которая во многих своих высших образцах была отнюдь не религиозно ориентированной.

Слава Богу, дети не слишком усердно эти учебники читают. Но заодно они не читают ничего вообще. Потому как твердо уверены: русская классика – тоска зеленая.

Все жанры хороши, кроме скучного

Являясь абсолютным профаном в школьном деле, листая в библиотеке нынешние учебники, заодно полюбопытствовал: что по этому поводу пишется в современных ученых книгах? Самая интересная (из попавших мне на глаза ) называется «Революция в обучении». Заранее прошу прощения у специалистов и ни в коей мере не претендуя на роль советчика в сложнейшей этой материи, не могу не процитировать одного места из нее: «Почему у детей случаются неудачи в учебе? Потому, что им просто скучно». Автор этих слов шотландец Джон Холст добавляет: «Детям бывает скучно, поскольку то, что говорят или велят сделать в школе, им не интересно». В нашем случае цена неудачи – полное отвращение к чтению.

А вот цитата из статьи доктора филологических наук, доцента МГУ им. Ломоносова Александра Леденева: «В учебнике литературы должна быть познавательная интрига, чтобы были уровни постижения, тайна, загадка и чтобы ученика можно было зацепить».

В русской литературе масса примеров сочетания высокой духовности и дух захватывающей сюжетности. Особенно в той ее части, которая называется литературой советской.

Я видел, как горели глаза у мальчишки, с которым мы читали «Звезду» Казакевича. А чем, скажите, не угодил нынешней школе, например, Твардовский с «Рассказом танкиста»? Помните: «... И вдруг к машине подбежал парнишка: /- Товарищ командир, товарищ командир!/Я знаю, где их пушка. Я разведал.../Я подползал, они вот там, в саду.../ - Да где же, где?... – А дайте я поеду/ на танке с вами. Прямо приведу./ Что ж, бой не ждет. – Влезай сюда, дружище!».

Может быть, смущает: «Заходим в тыл и полный газ даем. / И эту пушку, заодно с расчетом, / Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозем./ Я вытер пот, душила гарь и копоть./ От дома к дому шел большой пожар./ И помню, я сказал: - Спасибо, хлопец. – И руку как товарищу пожал... » Может быть, пугает натурализм картины боя? А вы видели компьютерную игру «Мафия», например? Видели другие такие же «стрелялки», которыми забавляются ребята с шестилетнего возраста, круша машины, дома, людей направо и налево?

Военная поэзия и проза не оставят детей равнодушными.

Или вернемся к золотому XIX веку. Литературная и журнальная борьба середины века может захватить сильнее любого детектива. Вспомним хотя бы трагическую судьбу Чернышевского со всеми перипетиями подлого суда и предательства, с историей героических попыток его освобождения из ссылки – граф Монте-Кристо может отдыхать. И происходило все рядом. В Питере есть мемориальная квартира Некрасова – редакция «Современника» с конторками Чернышевского и Добролюбова. Не ахти какие расходы для родителей девятиклассников, например, свозить их туда.

История с географией

Невозможно без конца цитировать учебники. Но не сказать об учебниках других гуманитарных и естественно-научных дисциплин тоже невозможно. Особенно тоскливы учебники истории для всех классов. Поверьте на слово или прочтите сами любой учебник истории. Не новейшей, где ломаются идеологические копья. А самой что ни на есть устоявшейся по оценкам. Прочтите, если, конечно, одолеете тягомотину, которой забиты страницы этого реестра дат и имен, по сравнению с которой даже опись склада автозапчастей или городская телефонная книга кажутся романтичными балладами. Ей-ей, заставь школьников заучивать телефонный справочник, вреда будет меньше.

Мне скажут: есть отличники, которые все это помнят и знают. «Ботаниками» они теперь зовутся или «заучками». Не знаю, не знаю, как у них получается. На мой взгляд, нормальная реакция на эти учебники полное отвращение и к истории, и к географии. На всю оставшуюся жизнь. Конечно, школьная жизнь состоит не только из учебников. Знаю многих учителей–подвижников, которые учат не благодаря им, а вопреки. Способных увлечь и физикой, и лирикой. Низкий им поклон. Не знаю, чем берут в вечный плен детские души эти «профи».

Но ничего общего с изданными в Эстонии учебниками они, наверное, не имеют. Ситуация с учебниками вряд ли изменится сама собой. Поскольку ни редакторы специальных издательств, пробившие для себя халяву госзаказа под это дело, ни специалисты Министерства образования поток бесконечной тоски в форме учебников остановить не способны. Может, надо требовать разрешения на использование российских учебников (если они не конфликтуют с программами, действующими в Эстонии)?

А может быть, в рамках развития гражданского общества создать общественную структуру из родителей и любых заинтересованных лиц для оценки учебников русскоязычной школы?

P.S. Слушайте! А может быть, хорошо, что некоторые гуманитарные предметы переведут на эстонский? Дети учебники эстонские читать не смогут и не будут. Возможно, станут хорошие русские книги читать? А может, еще лучше историю, например, учить с 9-го класса на фарси? Итог будет тот же.