"Молодежь Эстонии" | 05.05.06 | Обратно

Как это начиналось…

К 15-летию восстановления государственной независимости Эстонии

Нелли КУЗНЕЦОВА

Фото Николая ШАРУБИНА

Каким путем пошли, и можно ли было сделать что-то иначе? Что происходило в тех высших сферах власти, о которых мы знаем, в сущности, мало? Отчего на самом деле развалился Советский Союз? Как Эстония стала независимым государством?

Свой взгляд на события того времени излагает академик Михаил БРОНШТЕЙН в беседе с нашим корреспондентом Нелли КУЗНЕЦОВОЙ.

— История, как известно, не имеет сослагательного наклонения. Но если отбросить наслоения более поздних лет, как все-таки разворачивались события? Вы ведь были, можно сказать, в самой гуще. Чего на самом деле хотели и чего добивались депутаты от Эстонии в Верховном Совете СССР?

— Начну с того, что мы пришли в Верховный Совет СССР со своей программой. У депутатов других Балтийских республик тоже были свои программы, сходные с нашей. Мы выступали за реформирование страны, за обновленный союзный договор, за экономическую самостоятельность республик. Мы были категорически против раздачи национального богатства за копейки, тем более, что были убеждены: социальная сфера в таком случае не сможет иметь ресурсов.

Напомню, это был 1989 год… Фактически мы выступали тогда за проведение реформ по типу НЭПа. Потом, кстати, это сделал у себя Китай, благодаря чему пошел вперед так быстро и успешно. Он продемонстрировал миру самые высокие темпы развития.

НЭП был величайшим чудом, я в этом убежден. Судите сами… В 1920 году промышленность в молодой советской республике составляла процентов 13 от уровня 1913 года, а сельское хозяйство — всего 40 процентов. Страна была разорена Первой мировой и Гражданской войнами, революцией. Но уже в 1925 году уровень 1913 года был превзойден, хотя экономисты знают, насколько он был высоким. За 5 с небольшим лет страна так поднялась. А нынешняя Россия еще и сейчас не достигла уровня 1991 года.

— А что именно сыграло тогда столь существенную роль? Что вы особенно выделяете в НЭПе — новой экономической политике? Когда-то мы изучали это в школе. Но мало кто знает, очевидно, что вы хотели вернуться к НЭПу в конце 80-х…

— Что главное? Крупная собственность, особенно недра, железные дороги, инфраструктура, большие предприятия типа Путиловского завода в Петрограде-Ленинграде должны оставаться и оставались во владении государства. Иностранному капиталу, кстати, предприятия отдавались не в собственность, а в концессии. А мелкие и средние — пожалуйста, покупайте… Свободная торговля. Тогда, между прочим, в России появился крупнейший американский капиталист Хаммер.

Ленин говорил, что НЭП в России — всерьез и надолго. Это ведь Сталин потом насильственным методом ликвидировал НЭП, свободную торговлю, вообще крестьянство.

Вот на такой позиции мы стояли.

— Когда вы говорите, что выдвигали идеи реформирования СССР, что вы имели в виду? Каким, по мнению депутатов от Эстонии, должен был стать Советский Союз?

— В 1989 году нашим знаменем был республиканский хозрасчет — IME — полнейшая экономическая самостоятельность. При сохранении Советского Союза и преобразовании его по типу Европейского Экономического Сообщества.

Кстати, именно тогда, в 1989 году, депутаты от Балтийских республик добились признания недействительными пакта Молотова-Риббентропа и секретных протоколов к нему. Если бы раньше был поставлен вопрос о выходе Балтийских республик из СССР, Верховный Совет Союза ССР никогда бы не признал факт аннексии государств Балтии. И вообще дело могло бы закончиться немалым кровопролитием.

Но в результате большой работы, которую вела Балтийская группа в Верховном Совете, многие депутаты стали осознавать, что в 1940 году не было добровольного присоединения стран Балтии к Союзу ССР.

— Тем не менее многие люди в Эстонии приветствовали вхождение республики в СССР. Этому были и есть живые свидетели. С запада надвигался германский фашизм, и у Эстонии был, по существу, трагический выбор: быть вместе с Гитлером против СССР или с СССР против Гитлера.

— В Эстонии было немало и тех, кто был «за», и тех, кто был «против». В Эстонии была очень непростая обстановка в то время.

Должен сказать, что Михаил Горбачев сначала отрицал наличие секретных протоколов. Во всяком случае, говорил он, их нет в архивах. Но в конце концов факт существования этих протоколов был признан. Мы добились их аннулирования, и это было очень важно.

Кстати, сейчас нередко звучат требования из уст некоторых эстонских политиков, что-де Россия как правопреемница СССР должна признать факт аннексии 1940 года. Так вот должен сказать, что это было сделано еще в 1989 году. И признанием аннексии, аннулированием секретных протоколов Верховный Совет СССР фактически извинился перед Балтийскими странами. Так что вряд ли стоит так упрямо ломиться в открытую дверь.

— Но в 1989 году политики, о которых вы говорите, еще ходили в коротких штанишках…

— И тогда же Верховный Совет СССР принял закон об экономической независимости республик Балтии. Подчеркну — именно экономической, а отнюдь не политической… Но и это было очень важно. Кстати, готовил этот законопроект ваш покорный слуга.

— А когда и как произошла перемена в позиции эстонских депутатов, этот поворот к восстановлению государственной независимости, выходу из состава СССР? Ведь сначала, как вы говорите, этого в вашей программе не было…

— Рубежным, поворотным в этом плане был 1990 год.

На II съезде народных депутатов, который проходил в 1990 году, Балтийская и Межрегиональная депутатские группы, а также научно-промышленная группа поручили мне как председателю подкомитета выступить перед делегатами съезда и объяснить суть проекта переустройства Советского Союза по модели, близкой к Евросоюзу. Должен сказать, что первым с этой идеей выступил академик Сахаров на I съезде народных депутатов.

— И был освистан, практически изгнан с трибуны…

— Да. Но к 90-му году идея созрела. Мы немало поработали в этом направлении во всех депутатских группах.

Для меня Европейское Экономическое Сообщество — ЕЭС — во многих отношениях было образцом. Я и сейчас считаю, что создание Европейского союза было одним из крупнейших событий ХХ века. В самом деле, после войны на континенте царила ненависть. Европа была расколота. Образование Европейского Экономического Сообщества если не предотвратило, то, во всяком случае, далеко отодвинуло возможную III мировую войну за передел рынков и сфер влияния. Европа стала конкурентоспособной по сравнению с Америкой.

Римский договор кажется мне выдающимся документом. Я считал, да и не только я один, что нам нужно сохранить общее экономическое пространство, но сделать его рыночным, а не командно-административным. На нем могли бы действовать как республики, так и, прежде всего, хозяйственные субъекты — предприниматели при свободном движении товаров, капитала, идей, общем денежном эквиваленте и т.д.

Кстати, о создании общего экономического пространства мечтал еще Наполеон.

— Наполеон? Тот самый Наполеон, который прошел многие страны с огнем и мечом?

— Представьте себе… Он говорил, что с помощью штыка можно завоевать весь мир, но долго «сидеть на штыке» неудобно. Он считал, что надо создать систему интересов, которая работала бы на объединенную Европу. И знаете, что считал Наполеон главнейшей своей заслугой?

— Что же именно? Явно не завоевание России…

— Гражданский кодекс Наполеона — вот что сам он особенно ценил. Если хотите, это далекий, не очень ясный, конечно, но все-таки первый прообраз Европейского союза. В нем предусматривалось свободное движение товаров, свободный рынок и т.д. при определенном суверенитете каждого государства.

— Ну и ну…

— Вот я и сказал в своем выступлении о преимуществах Европейского Экономического Сообщества, подчеркнув при этом, что нам нельзя терять общее экономическое пространство на территории Союза ССР. Вся или почти вся промышленность у нас построена на кооперации. И если мы поставим таможни, будем брать дополнительные пошлины, то конечная продукция возрастет в цене на 30-40 или даже 50 процентов. И мы потеряем от 30 до 40 процентов внутреннего валового продукта.

— С вами соглашались?

— Вот до этого меня слушали очень внимательно. Но потом я перешел к Средней Азии, еще не подозревая, какую опасную ошибку совершаю.

Я сказал, что надо помогать тому, кто сам себе старается помочь. Как аграрник я знал, что количество пахотной земли в Средней Азии, особенно в Ферганской долине, в расчете на одного человека заметно сокращается. Рождаемость в мусульманских семьях очень высока, в Узбекистане она даже выше, чем в Киргизии. И узбеки стали переселяться на те земли в Ферганской долине, где издавна жили киргизы. Назрел жестокий конфликт. И я сказал, что столь высокий уровень рождаемости приведет к тому, что орошаемой пахотной земли просто не останется. Высокая рождаемость, сказал я, это хорошо, но за это надо и нести ответственность. Создавать производства высокой трудоемкости, разрабатывать программы ирригации, искать резервы. Или — регулировать рождаемость…

И вдруг вижу: в зале поднимаются представители среднеазиатских республик. Нарастает шум. А к трибуне несется узбечка, доктор наук, как я узнал позднее. Она заявила, что я оскорбил узбекских женщин, и потребовала, чтобы я извинился. Горбачев повернулся ко мне: «Будете извиняться?» Я сказал, что убежден: дети — наше общее богатство, я согласен с делегатом из Узбекистана, но в любом плюсе есть и минусы.

— Словом, вас изгнали с трибуны, как Сахарова…

— Да, крики «Долой!» были слышны. И я шел к своему месту под шум зала. А потом ко мне подошел Гавриил Попов, он был в то время одним из руководителей Межрегиональной группы, и сказал, что все я говорил, конечно, правильно, но аудитория этого понять не может, депутатский корпус еще не созрел. И добавил, что в таком виде, как предлагаем мы, Советский Союз существовать не может. Все его части слишком различны по уровню экономики, развития. И выход они, россияне, видят в том, чтобы Россия обрела суверенитет.

— Вы хотите сказать, что Россия первой выдвинула идею суверенитета?

— Да, и Ельцин взял эту идею на вооружение. Вот после всех этих событий и мы поставили вопрос о восстановлении государственной независимости. При этом речь шла о том, что Балтийские страны, обретя независимость, должны установить тесные экономические отношения с остальными республиками Союза ССР. Я говорил об этом с Михаилом Горбачевым. Знаком с ним, кстати, еще с 1983 года, когда нас, группу советских ученых-«рыночников» пригласили к Юрию Андропову. Мы говорили о введении модели НЭПа с определенными, конечно, корректировками, с учетом времени и иных условий. Тогда забрезжила возможность перемен. Но Андропов скоро умер, и все пошло по-старому.

Так вот в 90-м мы говорили с Горбачевым о независимости Балтийских республик при сохранении экономического пространства, возможностей свободной торговли. Сказали, что являемся сторонниками того, чтобы русскоязычное население получило право свободного выбора гражданства. Горбачев нас внимательно выслушал, а потом сказал: «Не спешите, не форсируйте…» И добавил, что у него немало противников, и резкий поворот может закончиться печально.

— Примерно в то время, помнится, проходил всесоюзный референдум. Правда?

— Да. И большинство населения высказалось за сохранение Советского Союза. У нас в Эстонии в это время шел спор между Народным фронтом, который выступал за поэтапность в проведении перемен, — такую стратегию поддерживали и Рюйтель, и Вяляс, — и Комитетом граждан, который был радикален. Если бы победил Комитет граждан, дело могло бы закончиться немалой кровью. Вот как раз те, в кого сегодня бросают камни за их «коммунистическое прошлое», очень многое сделали для страны, для нормального восстановления ее независимости.

В истории конца 80-х — начала 90-х годов есть дата, которую сегодня предпочитают забыть. Я говорю о 3 марта 1991 года.

— Очевидно, она не вписывается в сегодняшнюю интерпретацию событий?

— Наверное. Но именно эта дата должна была бы стать красным днем календаря, настолько она значима. Тогда в республике состоялся референдум, в котором приняли участие эстонцы и неэстонцы — 948 000 человек. 77,8% проголосовали за независимость Эстонии. Именно это придало легитимность процессу восстановления государственной самостоятельности. Без этого Горбачев не принял бы решения признать независимость Эстонии, не поддержал бы ее. И огромную роль в этом сыграли русскоязычные жители страны. Во многом благодаря именно им восстановление независимости прошло у нас бескровно.

— А потом они фактически были преданы…

— Решение референдума, за которое проголосовала большая часть русскоязычного населения, давало полное основание для введения нулевого варианта гражданства, установления полного равноправия. Этого не случилось. Народный фронт и Комитет граждан заключили между собой соглашение. Вместе они создали комиссию для выработки Конституции, в которую заложены были в основном позиции Комитета граждан.

P.S.О том, как разворачивались события, как складывались отношения Эстонии и России, поговорим в следующих выпусках «Соотечественника».