"МЭ Среда" | 24.05.06 | Обратно
За нашу и вашу зарплату!
С председателем Центрального союза профсоюзов Эстонии Харри Талига беседует Татьяна ОПЕКИНА
Фото Александра ГУЖОВА |
— Профсоюзы Эстонии потихоньку-помаленьку поднимают голову. Их и видно, и слышно, о чем сообщают газеты, телевидение, радио. И все-таки это не французские, итальянские или финские профсоюзы с их энергией, мощью и опытом. Давайте поговорим о самочувствии наших профсоюзов, условиях их выживания в сегодняшней Эстонии. Тем более, что капитализм у нас ковбойский, солидарности в нем мало, один только президент Арнольд Рюйтель неустанно к ней призывает, да и он не преуспел. Начнем с вопроса, сколько в Эстонии вообще наемных работников? И какая часть из них объединена в профсоюзы?
— По официальным статистическим данным, в Эстонии трудится где-то 600-615 тысяч наемных работников. Естественно, занятость у них неодинаковая, приблизительно десятая часть из них зарегистрирована в качестве предпринимателей-единоличников. Сколько тружеников состоит в профсоюзах, не так легко определить, ведь источник информации — сами профсоюзы, те сведения, которые они представляют. В нашей конфедерации в начале этого года числилось 43 776 членов. Но наша конфедерация (ЦСПЭ) не единственная. Есть еще TALO, объединяющий работников сферы образования, культуры и т.д. По данным TALO, в нем насчитывается 29 тысяч членов. Я лично придерживаюсь мнения, что двух конфедераций профсоюзов для Эстонии многовато, но это — другая тема. Есть еще отдельные профсоюзы, не входящие в состав конфедераций, к примеру, союз врачей, в котором состоит более 2 тысяч человек.
— Судя по этим цифрам, можно говорить о слабом участии наемных работников в профсоюзах?
— Конечно, можно. В Скандинавских странах профсоюзами охвачено около 80 процентов работающих и даже больше. Но история их организаций намного длиннее. Финские профсоюзы в следующем году отметят столетие, датчане говорят о 140-летней традиции. А наша конфедерация действует только шестнадцатый год…
— Тут многое, наверное, зависит от структуры экономики. Если есть крупная промышленность с ее многочисленными трудовыми коллективами, то и профсоюзное движение развивается активнее. Есть общие интересы, есть чувство локтя, а значит, и солидарность.
— Это так. Самые многочисленные наши профсоюзные организации действуют именно на крупных предприятиях — там, где они существовали и раньше, до образования ЦСПЭ. Очень трудно создавать профсоюзы на вновь организованных предприятиях, потому что работодатели принимают это, как правило, в штыки. Еще труднее рождение профсоюзов в сфере мелкого производства, где занято по 10-15 человек. Но это во всем мире так, не только в Эстонии.
— Сто лет назад те же датские или финские профсоюзы ставили перед собой одни цели, а нынче — другие, ведь жизнь не стоит на месте, и условия труда стремительно меняются. Какие цели преследуют эстонские профсоюзы здесь и сейчас?
— Те же, что и наши зарубежные коллеги. Выражая интересы наемных работников, мы в первую очередь добиваемся нормальных условий труда и достойной оплаты. Еще одна задача — защита прав трудящихся, соблюдение законов о труде, совершенствование трудового законодательства. Профсоюзы не оставляют без внимания случаи нарушения прав трудового человека — незаконные вычеты из зарплаты, сокращение отпуска и т.п. Участвуем мы и в трехсторонних переговорах с участием государства и предпринимателей. Еще одна сфера — законотворчество. Тут у нас непочатый край работы.
— В распоряжении профсоюзов немало инструментов, методов достижения цели. Какие из них для вас предпочтительнее? Европейский опыт показывает, что наиболее авторитетными считаются те профсоюзы, которые могут вывести на улицу как можно больше людей…
— Нам ближе всего конструктивный подход: вырабатываем свою позицию по тому или иному вопросу, делаем свои предложения, садимся за стол переговоров — как с работодателями, так и с правительством. Заслушивается мнение одной стороны, другой, третьей. Это как настольный теннис, где в качестве мяча выступают аргументы. Если наше мнение не учитывается, если наши права нарушаются, социальные гарантии урезаются, то, как и во всем мире, приходится прибегать к акциям протеста. Вы, наверное, обратили внимание на то, что в последнее время мы стали обращать больше внимания на повышение своей, так сказать, боеготовности. К сожалению, сегодня сила воспринимается как более действенный аргумент. Но мой принцип — худой мир лучше войны, даже холодной. То есть мы стараемся прежде всего опираться на силу своих доводов, своих доказательств, своей правоты.
— Говорят, отечественные предприниматели не столь крепки, не столь конкурентоспособны, чтобы платить своим работникам сравнимую с западноевропейской зарплату. И как тут быть? Ждать, пока эстонский предприниматель окрепнет?
— Прибыль никогда не кажется предпринимателю достаточной. Она — его мотив, его движущая сила. И чем ее больше, тем для него лучше. Посмотрите на Германию, США или Канаду. Там предприниматели давно и крепко стоят на ногах, но все равно требуют льгот и разного рода поблажек. Так что никогда нам не дождаться момента, когда работодатель скажет: вот теперь я в порядке и готов за достойный труд платить достойную зарплату.
— Представляется, что госслужащие более напористы и менее «боятся» своего работодателя — государство, нежели те, кто работает у частного предпринимателя. Учителя, врачи, медсестры все время что-то требуют, ставят условия, угрожают уехать из страны в поисках лучшего заработка…
— Если говорить о здравоохранении, медицине, то там работодатель не государство, а частный сектор. Все наши лечебные учреждения — это акционерные общества, частные юридические лица.
— Но деньги-то они берут из государственного кармана, из казны. А кто платит, тот мог бы и музыку заказывать.
— Действительно, профсоюзы лечебных учреждений стараются выбить побольше денег от государства. И у них есть на то свои аргументы. Что же касается непосредственно госслужащих, то должен заметить, что эстонское государство является очень плохим работодателем хотя бы потому, что последняя договоренность о повышении гарантированной ставки госслужащим, достигнутая в декабре 2001 года (!), до сих пор не реализована. А небольшое повышение зарплаты, которое в промежутке все-таки произошло, связано с тем, что ЦСПЭ добился роста минимальной зарплаты вообще.
На что еще тут хотелось бы обратить внимание? Государство гарантирует очень небольшую заработную плату, но держит госслужащих на крючке различными доплатами, премиями, льготами, компенсациями и т.д. Разве все это может отвечать интересам работников, занятых в госсекторе? Конечно, мотивационный кусок в оплате всегда должен присутствовать, но он не может превышать 25-30 процентов, остальную же часть — 70-75 процентов — должна составлять гарантированная заработная плата. И еще: государство до сих пор, нарушая тем самым международные обязательства, не предоставило госслужащим право на забастовки.
— Как вы относитесь к сверхзарплатам верхушки чиновников от госсектора, к коим принадлежат руководители «Ээсти энергия», Больничной кассы и т.д.? Неприлично даже называть получаемые ими за свой труд суммы.
— Неприлично не то, что кто-то зарабатывает 50 или 100 тысяч крон в месяц, а то, что многочисленные наемные работники получают мизерные суммы, на которые невозможно прожить. Неприличен колоссальный разрыв в уровне доходов, между бедностью и богатством (в 140 раз в прошлом году!), характерный для так называемых банановых республик. В развитых странах, где общество развивается сбалансированно, таких разрывов в уровне доходов быть не может. И профсоюзы борются за то, чтобы наемные работники, создающие значительные ценности, получали достойную оплату.
— Как вы думаете, пик развития профсоюзного движения в мире остался позади? В постиндустриальном обществе профсоюзы угасают? Или есть еще порох в пороховницах?
— Думаю, об угасании речь не идет, хотя нынче, действительно, все активнее и напористее пропагандируются либерализм, индивидуализм, и все это нацелено на подрыв солидарности. А с единицей всегда легче справиться, чем с коллективом.
— Не забудем еще и про глобализацию. Выступая на прошлой неделе на саммите стран Евросоюза, Латинской Америки и Карибского бассейна, премьер-министр Андрус Ансип говорил о том, что глобализация непременно создаст новые рабочие места. Может, и создаст, но где? В Эстонии вот прекратила существование Балтийская мануфактура, постоянно лихорадит Кренгольм. Похоже, китайский текстиль ставит Европу на колени?
— Эстония платит своим рабочим мало, но Китай платит еще меньше, поэтому текстильная промышленность туда и уходит. Будущее Эстонии — в тех производствах, где создается больше прибавочной стоимости, где преобладает высококвалифицированный, высокоинтеллектуальный труд.
— Два предыдущих председателя вашей конфедерации — Райво Пааво и Кади Пярнитс — ушли из профдвижения в политику и стали парламентариями от Социал-демократической партии. Не собираетесь ли вы пойти по их стопам?
— В 2003 году, когда на съезде конфедерации меня избирали председателем ЦСПЭ, я по собственной инициативе дал два обещания: во-первых, не сидеть на этой должности до пенсии и, во-вторых, не баллотироваться кандидатом в депутаты Рийгикогу в 2007 году. Я сказал, что не рассматриваю этот пост как трамплин для политической карьеры. Хотя с политическими партиями — не только с социал-демократами, которые традиционно близки к профсоюзам и хорошо владеют тематикой социального страхования, — мы тесно сотрудничаем. Повторяю — со всеми политическими партиями. Ведь ясно, что в ближайшие два-три десятилетия Эстония будет иметь коалиционное правительство.
— Спасибо за беседу.
|