"МЭ" Суббота" | 07.10.06 | Обратно

Алые осколки граната

В Баку прошел Первый международный фестиваль русской книги

Елена СКУЛЬСКАЯ,
участник Первого международного фестиваля русской книги

Гостей бдительно охраняли стражи порядка. 3 х фото Татьяны БУРЛАКОВОЙ

Они лгут и они притворяются,
Они предают и они бросают,
Но я все равно жила среди поэтов… Когда поэт уходит, то после него
Остается пепельница, полная окурков,
Остается женщина с ребенком,
И хотя бы один свергнутый тиран…
Альба Асусена Торрес Мехия,
Никарагуа

- Давненько русская поэзия не выходила на стадионы! - сказал, оглядывая трибуны Дворца ручных игр в Баку, Олжас Сулейменов.

Трибуны были полнехоньки, и Олжас мог бы в почтительной тишине почитать свои стихи так, как он не раз читал тридцать и сорок лет назад вместе с другими знаменитыми шестидесятниками, которые подпевали себе руками, и дирижерские взмахи их рук передавались толпе, скандирующей рифмы.

Среди участников фестиваля популярный автор детективов Татьяна Устинова.

Но сегодня на трибунах, кажется, не было ни одного из тех, кто знал его стихи, - жесткие, мужские, с причудливыми и дикими выкриками степей, ограненными высочайшим мастерством никто не знал о его знаменитой книге «Аз и Я», за которую травили его, тайно восхищаясь… За историческое вольнодумство его тогда, тридцать лет назад, лишили каких-то привилегий, и он говорил: «Я теперь остался только президентом общества лучников Казахстана, но чувствую, меня скоро будут называть не лучником, а стрелочником…» И Олжас Сулейменов не читал стихи: на поэтический стадион невозможно выйти дважды.

А те, кто в эти дни читал стихи, пытались восстановить разорванную связь времен, чувствуя себя немного обманщиками.

Михаил Козаков вел поэтический вечер в филармонии, переполненной, как и все другие аудитории тех дней. В зале сидела в основном молодежь, которой интересна русская литература, русская книга, но при этом юные читатели и почитатели - так во всяком случае показалось - не вычленяли в этой заманчивой русской литературе конкретные имена, а пока любили ее неким общим притягательным списком.

Итак, Михаил Козаков вел вечер:

- Мне не верят, что я был знаком с Анной Ахматовой, с Давидом Самойловым, с Булатом Окуджавой, что не раз слышал, как читает стихи Иосиф Бродский. (Тут в доказательство Козаков исполнил пародию на манеру чтения Бродского, показав его картавое, гениальное бормотание, превращающее стихи в заклинания, в шаманство…) Но мне уже семьдесят два года (сказал без кокетства, но подтянутость, собранность, элегантность и обаяние как бы сами по себе отрицали названную цифру), я многое видел…

Козаков читал Пастернака, его стихи о природе поэзии и творчества, читал замечательно, семейно, доверительно. Потом стал вызывать на сцену своих друзей и добрых знакомых. Он представил Сергея Никитина, композитора и исполнителя из одной с ним компании Никитин пел Окуджаву Козаков представил Веронику Долину, она спела свои стихи под гитару. Козаков сидел в кресле, шутил, вспоминал, как ездил в Пярну к Самойлову, читал его стихи. Но в конце концов наступил момент, когда надо было представлять не прошлое, но настоящее русской литературы, и тут Козаков как-то смутился.

Обратился к шпаргалке и произнес:

Интервью местному телевидению.

- Я сейчас предоставлю слово Вере Павловой - поэту еще молодому, но уже совершенно благополучному. (Тонким артистическим слухом сам уловил, что сказал что-то совершенно нелепое, что там, где есть благополучие, там русская поэзия не ночевала исправил). То есть я хотел сказать, что Вера Павлова поэт молодой, но уже… очень успешный. (Больше ничего исправить не смог, так и пошла Вера Павлова со всеми своими успехами и благополучиями к микрофону.)

Сэкономим на аплодисментах

Вера Павлова сказала буквально следующее:

- Вы, пожалуйста, не аплодируйте мне после каждого стихотворения, потому что стихи у меня короткие, и если вы будете хлопать после каждого, то тогда на аплодисменты уйдет очень много времени, которое лучше использовать на чтение стихов, потому что я хочу вам прочесть как можно больше за то время, которое мне выделили, а просили уложиться в пять минут, ведь выступающих много, так что не надо аплодисментов до самого конца, а потом аплодируйте сколько хотите…

Такая экономическая трезвость произвела сильное впечатление на ведущего, аудитория же почтительно молчала. Впрочем, стихи Вера Павлова прочла хорошие:

Я глажу твою подушку по щеке,

Я глажу твою рубашку по руке…

Далее Козаков представил Дмитрия Быкова - поэта, тележурналиста, литературоведа (автора монографии о Борисе Пастернаке), охарактеризовав его человеком экстравагантным, но знаменитым.

Дмитрий Быков вышел в удлиненных шортах, сандалиях на босу ногу, с челом, усыпанным вольными кудрями и необъятным животом, живущим отдельной передовой жизнью. Прочел нечто бесконечно длинное, но такой скороговоркой, что все слова неразделимо слиплись в некую убедительную массу. Ушел.

Татьяна Устинова встала и прокричала: «Браво!»

Михаил Козаков прокомментировал:

- Конечно, можно читать и скороговоркой, но все-таки для этого нужно обладать артистической техникой, чтобы слушатели хоть что-то разобрали…

Таких дисциплинированных слушателей, как в Баку, я никогда и нигде не видела. Иногда у меня возникало ощущение, что за каждым в зале сидит некто незримый, приставивший к лопатке нож и неслышным шепотом повторяющий - «Пошевелишься, убью!»

В Славянском университете, где вечер вел Евгений Сидоров - знаменитейший литературный критик-шестидесятник, писавший статьи, в которых кроме глубокого анализа всегда содержался ритмический и метафорический отклик на рецензируемое произведение (потом Евгений Сидоров стал министром культуры России, потом представителем России в ЮНЕСКО), студенты смотрели на всех выступающих с таким восторгом, что становилось неловко. После чтений мы долго фотографировались со студентами на память. Но задать им вопрос, что им интересно сегодня в русской литературе, почему они взялись ее изучать, ни я, ни кто другой не осмелился, боясь разрушить гармонию трогательной встречи.

Летят на восток надувные шары винограда

…На одном из роскошных приемов изысканные официанты накладывали нам в тарелки виноград по ягодке, ухватив ее за бока крошечными щипчиками. Главный редактор журнала «Дружба народов» Александр Эбонаидзе сказал тихо:

- В детстве мы мыли ноги и давили огромные гроздья винограда в давильне, а сейчас виноград считают по ягодкам…

Разговор за нашим столом в этот момент шел о современной литературе, на мои мрачные констатации и еще более мрачные прогнозы Эбонаидзе отвечал, что и в нашу эпоху свирепого либерализма возможно появление новых блестящих имен. Когда он прокомментировал ягодку винограда, кто-то за столом подвел итог нашему спору:

- Не так ли и в литературе? Когда-то давили горы винограда ногами, текло обильное сусло, играло молодое вино, а теперь внимательно разглядываем каждую ягодку…

- Для наших гостей, русских писателей, исполняется песня из популярного фильма «Кавказская пленница», - объявил ведущий концерта в ресторане под открытым небом. - Танцуют все!

И все пошли танцевать, потому что наш плен был сладостен и упоителен. Радушие и гостеприимство было просто безграничным, невероятным. Хотя мы с издателем Татьяной Бурлаковой успели в ночь прилета случайно увидеть маленький кусочек изнанки праздника.

На таможне, просветив мой чемодан, спросили:

- Почему у вас так много книг? Это товарное количество. Так нельзя!

- Это мои книги. Я их написала.

- Вы писатель?

- Да.

- Настоящий писатель?

- Ну, не знаю, надеюсь…

- Значит, вы пишете детективы?

- Нет.

- Нет?! А что же?!!

- Так, стихи, прозу…

- Не детективы?!

- Нет…

- А говорили, настоящий писатель…

Вышли в зал прилета. Увидели нескольких мужчин с цветами. Пошли навстречу:

- Вы нас встречаете?

- Нет, не вас.

Мы с Бурлаковой несколько смутились, поскольку обладатели букетов посмотрели на нас с оттенком строгости и неодобрительности.

- Мы прибыли на Международный фестиваль русской книги! - гордо произнесли мы хором.

- Какой книги? Русской?

- Да!

- А вы не ошиблись городом, дамы? Это Баку…

Мы отправились в аэропортовскую полицию. Там нас приняли тепло, но тоже ничего о фестивале русской книги не слышали. (Утром мы увидели, что весь город украшен плакатами: «Привет участникам Первого международного фестиваля русской книги!») Тут же выяснилось, что на всех официальных приглашениях и всевозможных бланках нет ни одного бакинского адреса, ни одного контактного телефона, никакой ниточки, которая помогла бы нам связаться с Оргкомитетом. Мы, конечно, знали, что все мероприятие проводится под эгидой Министерства культуры и туризма Азербайджана и под личным присмотром министра Абульфаса Караева, а также под эгидой ИТАР-ТАСС и лично его генерального директора Виталия Игнатенко, знали даже, что фестиваль проходит в рамках года России в Азербайджане, и читали, что: «Ознаменованный приездом в Баку президента Российской Федерации В.В. Путина Год России в Азербайджане успешно продолжается», но все эти важные сведения никак не могли помочь нам найти свою гостиницу и влиться в число участников форума, коих должно было быть более ста пятидесяти из более чем тридцати стран мира.

Полицейские нам очень сочувствовали и обещали не бросать. Через час, когда забрезжил рассвет и стало окончательно и безнадежно ясно, что за нами никто не приедет, нам выделили полицейскую машину и предложили ездить из гостиницы в гостиницу, пока не найдем своих.

По дороге в город мечтательный полицейский рассуждал за рулем:

- А потом вы, ханум, обязательно напишите приключенческий роман, знаете, такой очень женский. Напишите, что прилетели в Баку ночью, никого нет, никто не жалеет, только добрый полицейский обогрел и помог, бросил свой пост и повез вас в город. Дальше напишите: он повез нас совершенно бескорыстно, а когда мы предложили ему двадцать, нет, лучше тридцать долларов, то он гордо отказался. Так и напишите. Потому что разве я бы взял с вас деньги, если бы мы жили нормально?!!

Полицейский привез нас в очень скромную гостиницу, тревожно пахнущую дустом. Там нас пожалели действительно совершенно бескорыстно и выделили два номера, чтобы мы могли отдохнуть и привести себя в порядок. Правда, девушка-портье, вполне вероятно, с намеком сказала, что начальство ее убьет и уволит за это человеколюбие, но она иначе не может… А в это время в роскошном четырехзвездочном отеле буквально за углом продолжался заезд гостей фестиваля, но об этом в нашей гостинице, напоминающей декорации к пьесе Вампилова «Провинциальные анекдоты», никто ничего не знал.

Разумеется, все закончилось благополучно: к середине дня нас хватились, разыскали, переселили, извинились, повели на обед с восемью переменами блюд, и мы радовались приключению, без которого пребывание в Баку было бы слишком безоблачным.

Пленный дух

В целом фестиваль прошел в духе ностальгии. Все время чудилось, что прозвучит какая-нибудь цитата из Леонида Ильича Брежнева о взаимообогащении и взаимовлиянии культур национальных по форме и социалистических по содержанию. Большинство участников по своему возрасту, естественно, вписывались в формат этих воспоминаний, в которых многое из того, что прошло, кажется милым, поскольку связано с нашей молодостью.

Чингиз Айтматов говорил о том, что русская книга - бесценный клад и неистощимый источник. И Давид Маркиш говорил, что русская книга непременно возникает там, где поселяется хоть один русскоговорящий человек. И председатель Союза писателей Азербайджана Анар говорил о том, что без русской книги немыслима человеческая культура, что Низами и Пушкин - наше все…

Это старинный милый сердцу ритуал, где говорящий непременно верит в произносимое в момент произнесения.

Мы разговорились с завлитом Русского театра в Баку Валей Резниковой. Среди прочего она сказала, что в конце месяца ее дочь выходит замуж.

- Вы довольны выбором дочери?

- Очень. Чудесный парень.

- Русский?

- Нет, азербайджанец.

- Мусульманин?

- Конечно.

- А ваша дочка?..

- Русская. Православная.

- А как же они будут жить?

- Уверена, что замечательно.

Потом Валя очень внимательно посмотрела на меня и сказала:

- А в Эстонии, говорят, русским не дают жить… Это неправда? Почему же вы верите пропаганде, отрицающей полнейшую веротерпимость Азербайджана?

…Поздним вечером перед отъездом мы с Таней Бурлаковой гуляли по Старому городу. Любовались шелковыми коврами ручной работы, выставленными в лавочках, где непременно угощают чаем и говорят ласковости. Остановились у Девичьей башни, перед которой растет старое дерево граната. Несколько праздничных красных шаров мерцало среди зелени. Несколько гранатов (хотя привычнее в наше время было бы произнести «гранат»).

- Вот бы увезти в Таллинн такую ветку с красным граненым подарком, - сказала я.

- Ну, не полезем же мы на дерево, - возразила Таня,- да, наверное, и нельзя…

И тут за нашими спинами раздался мужской голос:

- Вы забыли, что вы в Баку, а в Баку гостям позволено все. А особенно женщинам. Только протяните руку, и плод сам упадет в нее.

С этими словами юноша пригнул ветви дерева, сорвал два граната и протянул нам. И мы их привезли в Таллинн.