"Молодежь Эстонии" | 09.10.06 | Обратно

Прессинг голого тела

Такса в рекламе привлекательнее Клаудии Шиффер

Анатолий КОРОЛЕВ,
обозреватель «РИА Новости»

Бунт манекенщиц, который начался в эти дни в Париже и Лондоне, был вполне ожидаем. Начиная с 50-х годов прошлого века вся мода «от кутюр» (то есть высшая, в отличие от моды для масс «прет-а-порте») была ориентирована на худющих молодых див. Стандартным ориентиром была зверская формула красоты: при росте в 180 см ты не должна весить больше 57 кг. Лучше - меньше.

Диктатура худобы привела к тому, что звезды подиума превратились в гарем несчастных созданий, где царили ежедневное изнурение и диета, приводившие к анорексии - тяжелой болезни истощения и одновременного отвращения к пище. Недавняя смерть одной из манекенщиц от голода как раз и стала каплей, что переполнила чашу терпения.

Моду на худое тело основали послевоенный Голливуд, великая немка Марлен Дитрих и Коко Шанель, законодательница парижской моды. Война раскрепостила женщин, приравняла их к мужскому миру. Марлен Дитрих - первая кинозвезда, которая надела брюки. А Шанель первой взяла за правило отрицать женственность, круглые формы и прочую телесную пышность.

Между тем в Париже, куда приехала когда-то молодая худущая провинциалка, французские кокотки были весьма увесисты. Иметь внушительную грудь и грушеподобный зад считалось эталоном соблазна. Шанель заявила, что эти безобразные толстухи дурно пахнут и ужасно смотрятся (на самой Коко были видны все косточки). Агрессивная атака гениальной женщины сделала свое дело: кокотки испарились, пышное тело вышло из моды почти на сто лет.

За отрицанием брутальных телес стоял, помимо прочего, растущий феминизм. Феминистки отрицали эротизм женщины как форму зависимости от мужчин, считали культ красоты и пышного тела скрытой формой сексуальной эксплуатации. Под их напором идеалом становится почти безгрудый скелет, одетый в брюки и лишенный всякой эротической манкости, всяких там ляжек, ягодиц и живота. Только талия и по-мужски широкие плечи-вешалки.

Между тем нарастающий шквал потребления превратил тело в самый мощный стимул торговой рекламы. Особенно тело. Полуголая грудь, обнаженное колено, пухлые губы, глаза с поволокой, томно закинутые за голову руки и прочий эротический видеоряд сопровождает ныне любой стиральный порошок и любую машину. Порой доходит до комического абсурда: обнаженная девица рекламирует средство от импотенции.

Недавно в ночном эфире «Маяка» я участвовал в дискуссии на тему рекламы и тела. Моим собеседником был скандально известный художник Олег Кулик (кстати, обаятельный бородатый мудрец) - тот самый, что, раздевшись догола, изображает в перформансе пса и, встав на корточки, кидается с лаем на людей и угрожает укусом.

Кулик защищал состояние голизны как состояние райское, безгрешное, лишенное похоти. «Животные голы, - говорил он, - но мы этого не замечаем. Когда я преображаюсь в собаку, я не вижу себя голым. Голым меня видит публика со стороны. Это ее видение, и я не могу приказать ей видеть иначе».

Я же настаивал на том, что голый - значит, раздетый. И одно дело видеть человека без одежды живьем, и другое - на экране или рекламном щите, где голизна становится элементом обозначенной стоимости вещи. Стоимость превращает голое тело в товар, автоматически опошляет эрос и низводит голизну до проституции.

Передача началась в 1 час ночи и закончилась в 3 часа.

Звонки на студию шли беспрерывно, что доказывало исключительный интерес к затронутой теме. Причем в большинстве случаев звонили немолодые женщины, оскорбленные культом голизны в рекламе и на экране. Попалось и несколько нудистов. Они утверждали, что на нудистских пляжах не испытывают никаких приступов похоти, что голый и нравственный - это одно и то же. Какая-то дама хотела выяснить по телефону: испытываем ли мы желание к таким вот тиражированным прелестям и не снижается ли мужская потенция под воздействием массированной рекламы обнаженки.

Кулик подливал масла в огонь. Говорил, что дома он стыдится быть голым и обнимает любимую жену исключительно в темноте.

Короче, голое тело – это серьезный общественный феномен, а реклама - лишь малая часть эксплуатации человеческого образа в целях продвижения товара. То есть чистый маркетинг, не более того. За внешне пылкой демонстрацией чувственности на самом деле кроется холодный расчет.

И цель маркетинга - не человек, а мода. Создание некого идеального образа, внутри которого ты человек и уважаемая личность, а вне - полноценным человеком считаться не можешь. Что сегодня модно, то современно и человечно, внушает реклама. Все прочее - мимо жизни. Немодный человек практически мертвец.

Возвращаясь к бунту манекенщиц, хочу сказать, что пересмотр эталонных параметров, на мой взгляд, есть только начало долгой и изнурительной борьбы за смену образа современной женщины. В моду опять должна войти нормальность. Хотя, конечно, для индустрии потребления все нормальное – заведомо ненормально.

И последнее. Социологи установили, что по суггестивному воздействию на потенциального покупателя на первом месте все же стоит «образ семьи», на втором «домашние животные» и только на третьем - «обнаженное тело».

Милая такса на экране многим кажется краше Клаудии Шиффер.

Псина виляет куцым хвостиком и не ведает, что совершенно раздета.