"МЭ Среда" | 18.10.06 | Обратно

Бодался Аавиксоо с Лааром

С ректором Тартуского университета профессором Яаком Аавиксоо беседует Татьяна ОПЕКИНА

Фото Николая ШАРУБИНА

— После того, как вы объявили о своем решении покинуть ректорский пост и окунуться в политику, заняв первую строчку в предвыборном списке объединенной партии Исамаалийт — Res Publica, средства массовой информации окружили вас плотным кольцом. В интервью online вы сказали: «Я наблюдаю за эстонской политикой в течение последних 14 лет и был в правительстве беспартийным министром. Сейчас я вижу такие тенденции развития, которые считаю не просто тревожными, но и опасными для демократии». Это очень серьезное замечание, и многие с ним согласятся, хотя не все. При этом у каждого свой угол зрения: у студента — один, у банкира — другой, у пенсионера — третий. Если послушать премьер-министра Андруса Ансипа, то все идет хорошо, а будет еще лучше. Так в чем же вы лично видите тревожные и опасные для демократии тенденции?

— Ответ на этот вопрос мне придется начать с Конституции, с ее первой статьи, где провозглашено, что носителем верховной власти в стране является народ. К великому сожалению, я вижу, что после выборов в парламент или в органы местного самоуправления этот самый народ каким-то непостижимым образом отдаляется, отстраняется (или самоустраняется) от общественной жизни, и многие политические решения, в том числе и судьбоносные, принимаются политиками самостоятельно, в узком кругу, без совета с этим самым народом, без диалога с ним. Отчуждение народа от власти давно уже стало проблемой, хотя оно и сопровождается чрезмерной политизацией министерств, чиновничества, местных самоуправлений. Конечно, все эти явления встречаются во многих переходных демократиях, но от этого, как говорится, не легче. Ибо отчуждение народа от власти — сигнал тревожный.

— В одном из своих выступлений вы совершенно справедливо заметили, сколь велико у нас партийное противостояние. Оно тем более заметно, что политика — вещь публичная, и вообще это не институт благородных девиц. Но вот что меня особенно интересует: по идее партийное противостояние должно отражать разногласия в обществе, быть ему адекватным. Так ли это у нас? Быть может, у нас партийное противостояние перехлестывает, перебарщивает? И тогда получается, что все дело в политиках? Это они такие несносные, неуживчивые люди?

— По-моему, партийное противостояние гораздо сильнее, чем конфликт или напряжение между различными группами интересов. Можно привести немало примеров, но возьмем хотя бы близкую мне сферу образования. Есть ли у нас крупные, фундаментальные разногласия, конфликты в этой области? Есть, конечно, но их крайне мало. В то же время мы видим, что образовательная политика, как маятник, раскачивается слева направо в зависимости от того, какая партия, входя в правящую коалицию, делегирует своего министра руководить этой сферой. Ясно, что нужен гораздо больший консенсус на уровне различных партий. Быть может, партии слишком редко проводят дискуссии, обмен мнениями, позволяющий отделить частности от общих, устраивающих все общество позиций. Очень уж велико стремление партий подчеркнуть свое отличие. А это легче всего осуществить через конфликт, через противостояние.

— Почему вам идеологически оказалась близка партия Исамаалийт — Res Publica? Точнее сказать, Исамаалийт, потому что именно к нему прислонилась стремительно терявшая свой вес и значимость Res Publica. Не к реформистам вы решили прийти, не к центристам, не к народникам, не к социал-демократам, а именно к правым национал-радикалам. Чем эта партия вас привлекла?

— Я бы начал с того, что в Союз Исамаа — Res Publica объединились два равных партнера, хотя, конечно же, у них есть и свои отличия. Действительно, Исамаалийт с самого своего основания концентрировался на национально-консервативных ценностях, в то время как Res Publica дебютировала на более широкой платформе. Сначала республиканцы объявили о своем намерении вести основанную на демократических принципах новую политику, потом лозунг «Новая политика» был заменен на другой — «Выбери порядок», более жесткий, более категоричный. Появление республиканцев на политической сцене многими избирателями было встречено с надеждой и интересом. В них чувствовался идеализм, который не может оставить равнодушным. Не все вышло так, как они задумали, не все получилось, я тоже многим недоволен, но если сочетать сильные стороны обеих партий, найти разумный компромисс, сложить усилия, то можно сделать много полезного для общества. Что касается реформистов, то именно с их мандатом в 1995-1996 годах я работал в правительстве. Деньги и свобода, два святых принципа Партии реформ, для меня лично — не самоцель. Да, свобода прекрасна, она нужна для того, чтобы бороться за свои идеалы, а деньги необходимы как средство. Но реформисты, на мой взгляд, делают слишком сильный акцент на этом средстве, а куда деньги идут, для чего и зачем, остается на втором плане. Центристская партия представляется мне слишком популистской. Последний пример — цифра в 25 тысяч крон средней заработной платы, которую они хотели бы достичь за следующие четыре года. Но это ведь нереальная задача, и я думаю, что они и сами это хорошо понимают.

— Видите ли, если вас не оставляет равнодушным идеализм республиканцев, то многих трогает идеализм центристов. Тем более, что свои программные цели им в значительной мере удается реализовать. А что вы скажете о социал-демократах? О народниках?

— Эстонии обязательно нужна сильная социал-демократическая партия, каковой наши социал-демократы пока что не являются. По разным причинам. В частности потому, что в стране нет сильного профсоюзного движения, наемные работники разобщены, да не так их и много. Народный союз, по-моему, ориентирован в основном на село, на сельского жителя, идеология этой партии для меня не совсем ясна.

— Поскольку предыдущий ректор Тартуского университета академик Пеэтер Тульвисте за четыре года до вас тоже вступил в Исамаалийт, может сложиться впечатление, что альма-матер наших университетов — опора этой партии. Увы, прекрасный психолог, незаурядный человек, чье имя вот уже дважды называлось в качестве кандидата в президенты Эстонии, как-то потерялся в этой партии и, похоже, не оказывает на ее политику существенного влияния. Не боитесь, что и вас постигнет та же участь?

— Во-первых, Тартуский университет — не высшая партийная школа, готовящая кадры для одной партии. Из этого гнезда вылетели птенцы разных мировоззрений, во всех эстонских партиях вы найдете и наших выпускников, и наших профессоров. Теперь о моем коллеге Пеэтере Тульвисте. Когда он был ректором университета, а я — проректором, мы много беседовали на разные темы, в том числе и мировоззренческие. Он близко к сердцу воспринимает проблематику национальных ценностей, которые я тоже уважаю, но смотрю на вещи более широко, более открыто и хотел бы найти здесь какой-то компромисс. Что касается личных качеств Тульвисте, то культура интеллектуального обсуждения — сильная его сторона. Такие люди в политике нужны, но выйти в лидеры с таким подходом, наверное, трудно. Как физик я, может быть, более решительный и пробивной, это нас, наверное, отличает. Но как все сложится в политике, предугадать трудно.

— Ибо в политике, в отличие от других сфер деятельности, возможны как головокружительные взлеты, так и внезапные, обидные падения...

— И все-таки я решил рискнуть.

— А что говорит ваша супруга? Такой поворот судьбы...

— Мировоззренчески она меня поддерживает. А с поворотом судьбы сложнее. Думаю, ей нелегко. И детям нелегко. Они очень эмоциональны, и если в газетах прочтут что-нибудь обидное про папу, будут переживать. Надеюсь все-таки на определенный уровень нашей политической культуры.

— Вы были названы кандидатом в президенты от двух партий — социал-демократов и Res Publica. Ваша кандидатура отпала, другие остались. Вы видели, какой жесткой и агрессивной была предвыборная кампания, сколько скелетов извлекли из шкафов Арнольда Рюйтеля и Тоомаса Хендрика Ильвеса, каким нападкам со стороны своих оппонентов они подвергались. Этим людям многое пришлось пережить. Что вы об этом скажете?

— Такова реальная политика в Эстонии в 2006 году. И не только в Эстонии, но и в других странах тоже. Выходит, политики должны быть толстокожими, чтобы все это выдерживать. Но... не настолько толстокожими, чтобы перестать чувствовать ту боль и те проблемы, которые есть в обществе и которые, собственно, и подтолкнули меня прийти в политику.

— Как только вы объявили о своем согласии стать кандидатом на пост премьер-министра от объединившихся Исамаалийта и Res Publica, тут же параллельно возникла кандидатура Марта Лаара. Для вас это было неожиданностью?

— И да, и нет. Потому что я знал, что многие члены Исамаалийта, а также часть республиканцев довольно долго уговаривали Марта Лаара вернуться, занять более активную позицию в партии. Правда, до последнего момента не было понятно, согласится он или нет. Он согласился. Формально уже после меня. Но это не имеет значения. Никто не будет отрицать, что личностные и политические образы Лаара и Аавиксоо несколько отличаются. В идеологическом плане мы близки, хотя есть и расхождения. Решение теперь будет принимать президиум объединившихся партий. (Через несколько дней после нашей беседы президиум принял решение в пользу Лаара. — Т.О.)

— Вы готовы к тому, что станете не первым, а вторым номером?

— Если это пойдет на пользу интеграции в партии, консолидации ее рядов, не вижу проблемы.

— Кого из политиков суверенной Эстонии вы считаете самым сильным? Или самыми сильными?

— К числу наших крупных политиков я прежде всего отнес бы президента Леннарта Мери, затем Марта Лаара и Эдгара Сависаара, хотя все они очень разные. Высоко ценю политическую культуру Сийма Калласа. Это очень прозрачный, энергичный и логичный политик. Мне нравится прагматизм Тийта Вяхи, много сделавшего для экономики страны, хотя идеологически он мне не совсем ясен. В любом случае он двумя ногами стоит на земле.

— За пятнадцать лет мы видели много правящих коалиций самых разных конфигураций. В одну телегу впрягались и кони, и трепетные лани. Коалиции каких партий представляются вам наиболее устойчивыми и успешными?

— Жизнь, действительно, показала, что возможны самые разные коалиции. В решительные, переходные времена, наверное, больших результатов способны достичь коалиции партий, стоящих на идеологически близких позициях. Такой была коалиция времен первого правительства Марта Лаара, которому удалось довольно быстро сломать старую систему. Конечно, при этом было совершено немало ошибок, но способность предпринимать решительные шаги себя оправдала. В других странах преобразования были более мягкими и длительными, но ничего хорошего у них из этого не вышло. Коалиции коней и трепетных ланей, то есть мировоззренчески несхожих партий, показали свою жизнеспособность и даже устойчивость. Они основаны на прагматизме, взаимных компромиссах и годятся для более спокойных времен. Общество ценит такой прагматизм и такую стабильность, но все-таки определенная доля идеализма всегда живет в наших душах. Мне кажется, что партия, которой дороги как консервативные ценности, так и открытое, демократическое гражданское общество, многое способна этому обществу предложить и может рассчитывать на его поддержку.

— Спасибо за беседу.