"Молодежь Эстонии" | 19.09.06 | Обратно

Русская школа: закон или зарубки?

Валерий КАНЧУКОВ,
председатель правления Тартуского общественного объединения «Русская школа Эстонии»

Останется ли русская школа?.. Фото Александра ГУЖОВА

Лейтмотивом информационного обеспечения русскоговорящего жителя Эстонии стало утверждение, что реформа русской школы в 2007 году «только начнется».

Получается, что минувшие десять лет «реформой» не являлись? Министр образования и науки Майлис Репс в своей статье в «МЭ» от 6 декабря 2005 года сказала: «Мне бы не хотелось начинать обсуждение с того, почему первый план реформы иноязычной школы остался только на бумаге, почему последующие планы понемногу отодвигались на 2000, 2004 и 2007 годы. Сегодня мы находимся в ситуации, когда законом предписан новый срок – 1 сентября 2007 года, с которого 60 процентов учебной программы школ с русским языком обучения должно преподаваться на эстонском языке».

Строго говоря, «первый» и «последующие» планы развития иноязычной школы – это нечто новое в трактовке школьного законодательства, да и год 2007-й называть «новым» сроком нет никаких оснований. Десять лет назад была составлена, утверждена, профинансирована и запущена в работу государственная Программа развития иноязычной школы, имеющая подзаголовок «программа действий на 1997-2007 годы». Данная программа – первый и единственный план реформирования русской школы, изначально, как мы видим, ориентированный на 2007 год и определяющий указанное десятилетие как «переходный период». Поэтому важно понимание ее законодательного значения в том смысле, что реформа русской школы в 2007 году никоим образом начаться не может, поскольку началась еще в году 1997-м с фундаментальных изменений в школьном законодательстве и постановке ее сверхзадачи. На что указывает объяснительная записка к Программе развития иноязычной школы: «Непосредственным поводом для составления программы развития иноязычной школы является... изменение параграфа 52 Закона об основной школе и гимназии (об овладении эстонским языком в иноязычной основной школе и о переходе на эстонский язык обучения в государственных и муниципальных гимназиях начиная с 2007/2008 учебного года».

Там же говорится, что «государство и местные органы самоуправления должны выполнять свои задачи по созданию необходимых условий обучения эстонскому языку в основной школе», а «обязанности государства должны отражаться в ответственности за развитие программы обучения, необходимых учебных средств, подготовку учителей».

Об этом говорит и сама программа развития: «Государственной программой обучения предъявляются требования к условиям преподавания и учебы, при которых выпускник основной школы мог бы приобрести достаточные знания и овладеть эстонским языком в такой степени, чтобы он мог продолжить образование в школе с эстонским языком обучения». Она также дает и конкретную методологическую установку на будущее (ставшее нашим настоящим): «переход к обучению на эстонском языке после получения основного образования возможен, если в основной школе созданы необходимые условия для овладения эстонским языком».

Таким образом, возможность реформирования русскоязычной гимназии Эстонии в плане ее перевода на эстонский язык обучения эстонский законодатель однозначно поставил в зависимость от успешности реформирования русской основной школы. Именно в этом заключается не только логика реформы, но и ее суть – реформа русской школы означает реформу основного звена, основной школы.

По времени эта работа должна быть завершена к 2007 году. К этому сроку подводит не только ее основной правовой акт – Программа развития иноязычной школы. Государственная программа «Интеграция в эстонском обществе 2000 — 2007» тоже, как видим, привязана к этому сроку. И ее появление вслед и рядом с Программой развития носит, с точки зрения реформы русской школы, далеко не случайный характер. Сегодня представляется более уместным вести речь не о предстоящей реформе русской школы, а об успешности ее завершения.

Но в любом случае, чтобы начать перевод русских гимназий на эстонский язык обучения, должно быть установлено, что государство и местные органы самоуправления выполнили свои задачи и создали все необходимые условия для обучения эстонскому языку в основной иноязычной школе. Что ее выпускник овладевает эстонским языком в достаточной степени для продолжения своего образования, при необходимости и в школе с эстонским языком обучения. Что государство подготовило и направило в иноязычные школы достаточное число учителей, необходимых как основной школе, так и гимназии для преподавания предметов на эстонском языке.

Конечно же, государственная Программа развития иноязычной школы законом не является. В таком случае обратимся к Закону об основной школе и гимназии, к пресловутому параграфу 52, и увидим, что требование о переходе русских школ на эстонский язык обучения записано в данном параграфе вторым пунктом. А пункт первый гласит: «Учебные программы и организация работы иноязычных основных школ должны к 2007 году обеспечить владение всеми выпускниками основных школ эстонским языком на уровне, позволяющем продолжить учебу на эстонском языке».

Принимая во внимание слова министра Майлис Репс, приведенные выше – «план реформы иноязычной школы остался только на бумаге», – самое время поставить вопрос: «А что же дальше?»

Провал государственной Программы развития иноязычной школы Эстонии – подготовить к 2007 году достаточное количество учителей для преподавания предметов на эстонском языке, а также об овладении к этому сроку в иноязычной основной школе эстонским языком, без чего невозможен переход русскоязычных гимназий на данный язык обучения, – сегодня не очевиден только тому, кто это видеть не желает.

Объективности ради следует признать, что у каждой из русских гимназий имеется правовая возможность отказаться от необеспеченной реформы. Однако воспользоваться этой возможностью шансов не больше, чем у слона из анекдота получить заветные двести килограммов морковки: «Съесть-то он съест, да кто ж ему даст!»

В марте 2003 года эстонский парламент внес в §9 Закона об основной школе и гимназии весьма существенные изменения относительно русской школы. С одной стороны, эстонский язык признавался основным языком обучения как в гимназии, так и в основной школе. Но и в основной школе, и на гимназической ступени обучения устанавливалась возможность сохранить, правильнее сказать, узаконить русский язык в качестве основного языка обучения (преподавание не менее 60 процентов объема учебной программы). Для этого необходимо, чтобы попечительский совет конкретной школы или гимназии внес соответствующее предложение муниципальному собранию. И уже собрание принимает самостоятельное решение относительно основной школы, а по гимназии принимает решение поддержать или нет данное предложение перед правительством в лице Министерства образования и науки.

Данная трактовка возможностей иноязычного образования законодательством Эстонии оказалось проходной для ее вступления в Евросоюз. Но действующее законодательство – это не что иное, как декларация обязательств, принимаемых на себя правительством перед лицом своих жителей и международным общественным мнением. Формирование же имиджа государства, как и человека, происходит не столько за счет количества векселей принятых обязательств, сколько за счет безоговорочности и полноты их покрытия в случае необходимости. Иными словами, важен не столько закон, сколько его правоприменительная практика, которая показывает, что данным положением закона не смогла воспользоваться ни одна русская школа, ни одна русская гимназия.

Трудно судить, сколько таких попыток было предпринято, – «независимые» средства массовой информации Эстонии нас об этом не информируют. Однако опыт попечительского совета Тартуской Пушкинской гимназии (2000 – 2005 годы) в данном вопросе однозначно свидетельствует, что декларативный либерализм эстонского школьного законодательства с лихвой компенсируется свирепостью муниципальных и государственных чиновников, а также рыночно беспринципной позицией так называемых «русских» депутатов всех мастей и рангов.

Канцлер права ЭР Аллар Йыкс, отвечая родителям и педагогам Тартуской Пушкинской гимназии, отметил, что действующие правовые нормы остаются «мертвыми законодательными зарубками (засечками)», когда «надлежащие государственные органы и органы местного самоуправления пренебрегают своими обязанностями при их применении».

Что же это получается, усилиями чиновников вырисовывается довольно милый образ нашего законодателя? Оказывается, это не дотошный юрист с тонко заточенным пером, а малообразованный неандерталец, обозначающий примитивным рубилом посредством зарубок и засечек свое правовое поле. Что тут скажешь?

«Ei kommentееri», да и только!