"МЭ" Суббота" | 14.04.07 | Обратно

Многоликая столица

Йосеф КАЦ

4 х фото автора

Немудреный ребус, расшифрованный в детстве без помощи взрослых, откладывается в памяти ярче, чем усвоенная за школьной партой этимология. Про княжеский «стол-престол», навсегда запечатленный в русском слове, служащем для обозначения главного города страны, можно и не услышать. Цифра «100», рожица, отделенная апострофом, и перечеркнутая буква «А», в своей совокупности дающие слово «столица», запоминаются навсегда. Столица - город ста лиц.

Нет среди европейских столиц равного по многоликости столичному городу Будапешту. Само название, всего каких-то полтора столетия тому назад привычно писавшееся через дефис, напоминает о «двойственной» его природе, дублирующей и дополняющей друг друга истории двух городов-братьев, выросших на берегах величавого Дуная.

Старина и музейность

Замоскворечье не похоже на Китай-город, пражские Мала Страна и Градчаны отличны от Старого и Нового Места, стокгольмский Седермальм не желает иметь ничего общего с Норрмальмом, но отыскать более различную пару, чем Буда и Пешт, будет, пожалуй невозможно. Не разведенные по разные стороны одной медали и не смотрящие в разные стороны, подобно головам двуглавого австро-венгерского орла, они глядят друг на друга, разделенные лентой реки, и, кажется, до сих пор не перестают дивиться на мосты, связавшие две части города воедино.

Буда смотрит с высоты холма, после подъема на который вспоминать об одышке, преследующей на последнем марше ведущей на таллиннский Тоомпеа лестницы Паткуля, даже как-то неловко. Буда взирает с высоты многовековой истории, придворного блеска и немеркнущей славы: как-никак, столица Венгерского королевства, одного из древнейших центральноевропейских государств. Буда вглядывается в противоположный, тонущий в сероватой дымке берег, стараясь высмотреть среди громад контор, административных зданий и доходных домов своего давнего конкурента - торгово-ремесленный Пешт.

Тщетно: от города купцов и мастеровых не осталась и следа - даже Ратуша его была снесена в конце позапрошлого века при прокладке проспекта, ведущего к очередному мосту. Дотошный путеводитель, конечно, подскажет, на задворках какой молодящейся в барочных завитушках церкви можно отыскать тщательно препарированные реставраторами остатки готических стен. Но сами будапештцы, обнаружив их, немало удивляются - Пешт славен не стариной. Хотя, конечно, как посмотреть: то, что было выстроено не более века тому назад, в наши дни уже успело обрести налет музейности. Музейности особенной - не той, что выставляется в витринах из пуленепробиваемого стекла, но той, которую ощущаешь, входя в антикварный магазин или перебирая доставшуюся от прадеда коллекцию открыток.

Ретромегаполис

Завораживающее своей масштабностью слово «миллениум» прозвучало на берегах Дуная на сто лет раньше, чем где-либо еще. Речь, правда, шла не о смене календарной даты: в 1896 году было решено торжественно отметить тысячелетие Венгрии. Собственно, венгерской государственности, но власти габсбургской империи, похоже, закрыли глаза на политическую подоплеку круглой даты: на финансирование юбилейных преобразований во «второй столице двуединой монархии» явно не поскупились.

Воплощенное в жизнь более века тому назад удивляет и по сей день. Прежде всего - своим размахом. Реставрируется-реконструируется в стиле сказочной неоготики главный храм королевской Буды: церкви святого Матьяша, которой довелось на своем веку побывать даже турецкой мечетью, возвращается ее былое «средневековое» великолепие. «Оправой» к собору становится Рыбацкий бастион - самая, наверное, мирная крепость на всем белом свете: каменная декорация, сооруженная на месте, где оборона будайских крепостных стен была некогда доверена цеху рыбаков. Впрочем, в Пеште сооружается достойный «конкурент» - в парке, раскинувшемся за площадью Героев, возводится замок Вайдахуняд: деревянный изначально выставочный павильон, «составленный» из копий знаменитых венгерских крепостей, через четверть века повторенный в камне.

Впрочем, от него уже веет отголоском юбилейной «диснейлендщины». Подлинный же дух будапештской belle epoch - последнего всплеска европейской цивилизации накануне Первой мировой войны - живет чуть в стороне от туристических достопримечательностей. В своей пьянящей, зачаровывающей ипостаси он ощутим в старинных кафе, выстроившихся вдоль бульвара Андраши. А еще - в более неожиданной - прямо под ним: на миниатюрных станциях подземки, открытой, как гласит вызолоченная надпись на черной лабрадоровой доске, самим кайзером Францем Иосифом в 1896 году. И хотя специальный салон-вагон монарха мирно дремлет сейчас на подъездном музейном пути, проехаться по первой на европейском континенте линии метрополитена стоит: где, кроме Будапешта, можно почувствовать себя в метро «всамделишным» кайзером?

Все течет

Мало найдется на свете стран, столицы которых были бы намного старше самого государства. Будапешт, чему на определенном этапе перестаешь удивляться, относится к их числу: в стороне от центральных кварталов, в районе Обуды, бывшей некогда отдельным, третьим городским поселением на территории главного города, среди довольно безликой жилой застройки полувековой давности внезапно натыкаешься на... античный амфитеатр.

В отличие от «косметическо-театральной» готики конца XIX столетия он абсолютно подлинный. Арена, выстроенная в начале нашей эры неутомимыми завоевателями-римлянами, - все, что осталось от города Аквинкума: административного центра провинции Паннония. Точнее - «все материальное», зримое. Потому что главное, наверное, наследие античной цивилизации на дунайских берегах - это купания в термальных источниках. Отголосок традиции древнеримских терм, практически смолкнувший в Средневековье, неожиданным образом обрел «второе дыхание» после завоевания города в 1541 году турками - и не стихал с тех пор ни при одном режиме.

Сочетание столицы и бальнеологического курорта, на первый взгляд, - немыслимое, видится в Будапеште чем-то самим собой разумеющимся. Здесь вообще много чудес - вроде притаившейся среди вполне венского вида особнячков или словно перенесенной из предгорья Балкан средневековой мечети, или неожидано врезающегося во фронт неоренессансной жилой застройки улицы Дохани (она же - Табаккогассе) двухбашенного здания в мавританском духе - главной будапештской синагоги.

Надпись на стене

Турецкая и австрийская страницы в истории Будапешта - достояние историков. Еврейская страница - подобие незавершенного произведения. Крупнейшая в Европе синагога и прилегающие к ней кварталы еще хранят память об одной из самых многочисленных еврейских общин на континенте, изрядно потрепанной в бурях ХХ века, но, по счастью, не уничтоженной до конца. А потому память здесь - не глянцевая обложка туристического проспекта, как случилось это в Кракове или Праге, но, скорее, поблекшая вывеска, написанная в незапамятные времена мало кому понятными ныне древнееврейскими буквами над входом в давно заколоченную лавчонку...

Но уже тянутся к отдраенному синагогальному фасаду вереницы туристических автобусов, а дворы, населенные некогда прихожанами в черных лапсердаках, подвергаются безжалостной санации. Выщербленная штукатурка сбивается, и ивритские буквы осыпаются на мостовую, смешиваясь с забеленными в начале двадцатых годов готическими буквами надписей времен габсбургской монархии. Стирает ли современный Будапешт одну из граней своего многоликого прошлого? Или полирует ее вновь? Покажет время. Будапешту не привыкать. Как, собственно, и стране, столицей которой он является. Да и всей, пожалуй, Центральной Европе.