"Молодежь Эстонии" | 24.08.07 | Обратно
Шанс для победителей
Федор БЕРМАН,
председатель правления BLRT Grupp
Сегодня можно сказать, что мы стали большим международным концерном. И это главное. Мы работаем в 7 странах. И без ложной скромности можно отметить, что мы заняли доминирующие позиции на рынке судоремонта, на рынке судостроения. У нас лидирующие позиции в сфере производства и продажи газов, металла, металлоконструкций. Мы этого хотели, мы к этому стремились. За этим стоит долгая история, огромная, упорная работа. Мы делали все, чтобы стать фирмой западного образца, фирмой, которая способна успешно работать в условиях рыночной экономики.
Мы пережили трудные времена, это были годы крутой ломки, больших изменений. Но мы бы не выжили, если бы не пошли на эти изменения, если бы не решились начать эту ломку.
Одними из первых, еще в 1989 году, мы стали арендным предприятием. Тогда еще многие плохо представляли себе, что это такое. Союзное министерство, оно еще существовало тогда, сразу же отлучило нас от государственной заботы. И все проблемы, которые прежде решались на государственном уровне, оказались нашими и только нашими проблемами. С тех пор вот уже 18 лет мы сами решаем свои проблемы, не надеясь ни на кого, не рассчитывая ни на чью поддержку. Но я и сейчас говорю, насколько это было важно — то, что мы получили самостоятельность, то, что мы обрели возможность самим решать свою судьбу.
Когда в 91-м все рухнуло и многие остались в растерянности, не зная, как жить дальше, мы уже были, в общем, на плаву, мы уже чему-то научились. Мы уже знали, что сами должны пробовать, делать какие-то непривычные для нас шаги, сами вытаскивать себя за шиворот из кризисных ситуаций.
С позиций сегодняшнего дня, с той высоты, если хотите, на которой мы теперь находимся, быть может, даже несколько смешно вспоминать то, что мы имели тогда, что делали в те времена. Помню, как я подписывал первый контракт на ремонт двух финских судов. Я чувствовал, что спина у меня становится мокрой. От напряжения, от осознания невероятного риска, на который я иду, от чувства огромной, прямо-таки тяжкой ответственности. Ведь до этого ни один судоремонтный завод в Советском Союзе не ремонтировал заграничные суда. Не было еще такого опыта. Мы не знали, во что может обойтись нам такой ремонт, как надо организовать его, чтобы выполнить все требования заказчика, сделать работу качественно и в срок. Мы не обладали еще тогда современными технологиями. Но мы твердо знали, что упустить такой шанс нельзя, просто невозможно. Эти 150 тысяч долларов за ремонт двух финских судов были нам нужны, они были необходимы, как воздух. Мы были так бедны тогда, что отправились в Финляндию вчетвером для ведения этих сложнейших для нас переговоров, имея в общей сложности в кармане всего около 200 долларов.
Сегодня я спокойно подписываю контракты на 15, 40, 50 миллионов евро. И у меня при этом не дрогнет рука. Сегодня для нас это обычно, это нормально. Мы научились делать такие сложнейшие конверсионные операции на судоремонте, которые и не снились нам тогда.
Помню, как, вернувшись из Хельсинки, мы обсуждали схему организации работ на двух этих судах, отбирали людей. В сущности, там должны были работать добровольцы, понимающие, что выполняют особо важное и сложное задание. Мы даже объявили, что будем безжалостно убирать с этих судов тех, кто не умеет или не хочет работать так, как это нужно для завода. Слишком важен был этот заказ… Мы должны были с блеском отремонтировать первое зарубежное судно, пришедшее на завод.
К чести нашего коллектива, должен сказать, что в самые первые дни мы заменили, помнится, лишь троих. Люди понимали, что означает для нас эта работа. Как понимали и потом, когда мы начали выполнять все более и более сложные работы.
Помню, как после длинного рабочего дня, часов в 10-11 вечера мы, руководители завода, собирались вместе и шли к докам, в цеха, где кипела работа. Никто не считался со временем. Так нарабатывалось имя нашей фирмы, ее престиж, создавалась репутация. Сегодня нас знают в Европе, в мире. Сегодня мы работаем с крупнейшими зарубежными концернами, с грандами мировой экономики, с ведущими судоходными компаниями. Подписываем с ними контракты или создаем совместные компании.
В начале 90-х, когда оборот достиг 4 миллионов долларов, нам казалось, что это большой успех. Да это и был успех. По тем временам, конечно… Но мы знали, что останавливаться нельзя, что надо наращивать темпы, объемы. По всем направлениям. Должен сказать, что в этом году, например, мы рассчитываем, что оборот концерна составит 300 миллионов евро, то есть почти 4 с половиной миллиарда крон. Это немало, не правда ли? Мы ведь не торговая компания, мы — промышленный концерн. И то, что мы производим, требует огромного профессионализма, много разных знаний и умений, точнейшей организации работ, постоянного поиска, энергичного и умелого маркетинга. Нашим людям приходится многое осваивать заново. Рождаются новые направления, новые специальности.
Оглядываясь назад, вспоминая самих себя, какими мы были в конце 80-х — начале 90-х, мы видим, как далеко ушли вперед. Когда-то мы отмечали как событие в нашей жизни, скажем, новую крышу на одном из цехов. Сегодня мы прирастаем новыми компаниями, новыми заводами. Совсем недавно, уже в этом году мы купили судоремонтную верфь в Финляндии. И таким образом шагнули в новый этап жизни, деятельности. Мы начали работать не только на территории постсоветских республик, ныне независимых государств, Латвии, Литвы, Эстонии, Украины, Белоруссии, не говоря уже о западе России, мы вышли в западное, европейское пространство. И это уже совсем иное восприятие мира, иные возможности, иные перспективы. Мы видим, что и на Западе стали иначе воспринимать наш концерн. И это новый импульс развития.
Быть может, кому-то это покажется странным, но Федор Берман, генеральный директор огромного концерна, председатель его правления, сидит в том же самом кабинете, в который когда-то, давним утром 1974 года его, выпускника Калининградского технического института, вчерашнего студента, смущенного и даже слегка оробевшего, привел начальник отдела кадров, чтобы представить директору Ф.В. Шалавину.
Теперь, конечно, этот кабинет выглядит иначе. Впрочем, дело разве в мебели, в более современном оформлении? В жалюзи, о которых раньше просто не знали?
Все-таки есть нечто символическое в том, что Берман оставил за собой именно этот кабинет. Как некий символ преемственности? Некой последовательности, конечно, развивающейся, видоизменяющейся со временем?
Он стал директором в очень непростое — и для страны, и для самого завода — время, в 1989 году. Сам он сказал, что думал тогда лишь об одном — как продержаться год. Хотя бы один год… С тех пор прошло 18 лет.
Его называют «удачливым директором». Говорят, что опыт его показывает, как пробиваться в рыночную экономику и как существовать в ней.
Всюду, где бы мы ни бывали в эти дни, во всех подразделениях концерна о нем говорят с величайшим уважением. И выражают это коротко и емко: он УМЕЕТ… Умеет войти в дело. Умеет поставить себя с людьми. Умеет говорить. Умеет слушать. Умеет «отмолотить» бездельника, предпочитая, как мы поняли, делать это с глазу на глаз. Умеет похвалить дельного работника — не часто, но весомо. Человек сильный, он не боится, что кто-то из подчиненных окажется способнее, опытнее его самого. Хотя справедливости ради надо сказать, что это, наверное, бывает нечасто, все-таки его опыт, его знания, его способность ориентироваться в обстановке превзойти трудно. Но он умеет выдвигать людей, знает, чувствует, кого именно надо выдвинуть. Умеет, быть может, самое трудное — не вмешиваться в их распоряжения, если нет в этом крайней необходимости.
Рассказывают и о его поразительном чутье… Сам он говорит, что надо «чувствовать ситуацию животом». Иными словами, почувствовать заранее и сделать сегодня то, что позволит совершить рывок завтра. Не каждому, увы, это дано… |
|