"МЭ" Суббота" | 25.08.07 | Обратно

В снегу особенно важен градус любви

Марина Суворова и артисты Русского театра Олег Рогачев и Екатерина Жукова.

В Русском театре начались репетиции мюзикла «Амуры в снегу». Впрочем, жанр произведения композитор Григорий Ауэрбах и поэт Юлий Ким определили так: «Старинная комедия на музыке по пьесе Д.И. Фонвизина «Бригадир». Ставит спектакль московский режиссер Екатерина Гранитова; балетмейстер - Марина Суворова.
Премьера запланирована на ноябрь, но уже сегодня авторы спектакля согласились поговорить о своей работе.

- Само слово «мюзикл» в соединении с русской драматической сценой всегда вызывает некоторую тревогу…

Екатерина Гранитова: Чем же она обусловлена? История русского мюзикла, может быть, не столь длинна, но знает и «Историю лошади» и «Хануму» в БДТ, «Звезду и смерть Хоакина Мурьетты» и «Юнону» и «Авось» в Ленкоме… Я не чувствую ни малейшей ущербности нашей культуры в этом жанре. Просто русский мюзикл, вероятно, требует своего определения.

Екатерина Гранитова.

Григорий Ауэрбах: Я бы дал этому жанру название - водевиль. Прекрасная традиционная русская форма. То есть веселая комедия с песнями и плясками.

Екатерина Гранитова: Нет, все-таки это не просто текст с куплетами музыка пронизывает все сочинение и во многом определяет дух спектакля. Лирическая комедия или, как точно и одновременно загадочно определил Ким, - «Старинная комедия на музыке». Но давайте оставим культурологические рассуждения, они нас далеко заведут. Скажем так: в спектакле много музыки, много пения, много любви. В снегу очень холодно, и нужен определенный градус чувства, чтобы любовь грела…

- В классическом водевиле должны быть комическая пара, лирическая пара…

Григорий Ауэрбах: Все это есть, конечно: лирическая пара - Иван и Советница, вторая лирическая пара - Добролюбов и Софья и две комические пары: Бригадир и Советница и Советник и Бригадирша. Здесь все влюблены друг в друга, это любовный шестиугольник, что редко бывает, даже семиугольник…

Григорий Ауэрбах. 3 х фото Николая ШАРУБИНА

- Да, кто-то же должен постоянно оставаться лишним и мешать остальным! Как все эти обстоятельства влияют на музыкальную драматургию?

Григорий Ауэрбах: Я не сторонник насыщения музыкального спектакля большим количеством номеров с разной музыкой, поскольку в итоге зритель, прослушав по одному разу мелодию, выходит после такой постановки, ничего не запомнив. Важно написать яркие, выразительные темы и хорошо их развить, трансформировать, изменить. Потому что изменения во всем - и в актерской игре, и в драматургии музыки - то, что нам очень нравится: когда на наших глазах что-то одно превращается совсем в другое, оставаясь при этом тем же.

- У каждого персонажа есть своя тема?

Григорий Ауэрбах: Конечно, и даже не одна. Но при этом есть одна главная тема - тема любви: все зависит от сердца, нет ничего важнее его, эта тема пронизывает весь спектакль, появляется многократно, принимая разные формы - и смешные, и грустные, лирические - может быть, зритель даже не сразу понимает, что это всегда та же тема, только решенная по-другому, но он ее запоминает.

- Что самое важное в таком спектакле - музыка, хореография, актерская игра?

Екатерина Гранитова: Как можно ответить на вопрос, что самое важное в пейзаже, - река, сосна, небо?!

Григорий Ауэрбах: Мне кажется, главное - актерская игра. Только если танец и пение одухотворены актерской игрой, они имеют смысл и цену. Мое глубокое убеждение, что бессмысленного пения без актерской игры не может быть в театре вовсе, то есть может, конечно, быть, но тогда это плохо. Чтобы голос доставлял наслаждение сам по себе, он должен быть уровня Монсеррат Кабалье, Марии Каллас, Паваротти, Фредди Меркьюри, тогда еще можно поставить пластинку, закрыть глаза и получать наслаждение, но на самом деле и они - великолепные актеры. Пение и драматическая игра неразрывны, пение должно возникать там, где этого требуют сами слова - не растянутые в мелодию, они оказываются менее напряжены по энергетике, чем пение, тогда пение и возникает. Для нас очень важно вхождение и выход из так называемого музыкального номера: зритель не только не должен быть спровоцирован на аплодисменты, а даже не должен сразу понять, что действие продолжается пением или из пения выходит.

- А как возникает или не возникает танец?

Марина Суворова: Танец без действия - просто бессмыслен, в нашем спектакле, надеюсь, «вставных номеров» не будет. Я всегда говорю актерам: забудьте, что вы танцуете, - вы действуете, вы чего-то добиваетесь, вы чего-то хотите, если это получается, то на сцене есть жизнь, а если мы просто дергаем ногами, то лучше идти смотреть «Березку» или Большой театр и наслаждаться высочайшим профессионализмом людей, которые учатся танцу по десять -пятнадцать лет, да и не все еще овладевают за это время профессией. А здесь наше самое главное достояние - актер.

- Для того, чтобы пение и танец органично вытекали из игры, музыкальные и пластические возможности актера должны быть не ниже его драматического дарования, иначе все эти переходы будут как раз очень заметны…

Григорий Ауэрбах: Мы отобрали актеров, у которых есть данные, чтобы справиться с задачей - Екатерину Жукову, Олега Рогачева, Юлию Яблонскую, Наталью Мурину, Сергея Черкасова, Илью Нартова, Дмитрия Пчелу, Александра Кучмезова и других. И для нас даже не всегда было важно наличие красивого голоса. Самое важное - наличие музыкального слуха. Ведь мое дело как композитора и музыкального руководителя спектакля написать так, чтобы пение было убедительным. Значит, должна быть определенная степень сложности партии или должен быть придуман ход, когда человек нарочито не попадает в ноты, вариантов множество…

- Вы что-то переписывали для наших артистов?

Григорий Ауэрбах: Конечно! Я адаптировал музыку для конкретных исполнителей Русского театра, как я бы ее адаптировал и для артистов театра оперетты или оперного театра, у которых сильна вокальная сторона. Но не нужно думать, что в Русском театре сделано какое-то упрощение, идущее во вред качеству и силе эмоционального воздействия, просто надо так адаптировать музыку к нуждам данного театра, чтобы и пение и танец были безусловно убедительными, чтобы не возникло ощущения, что что-то они поют «не очень». Если они поют «не очень», то значит, им дали такую сложную задачу, которая им не по зубам…

- Будет фонограмма?

Григорий Ауэрбах: Нет, на сцене будет маленький «крепостной» (действие-то происходит в XVIII веке) оркестрик, значит, петь будут вживую, и еще хотелось бы, если позволит акустика, чтобы пели без микрофонов.

- Как актеры двигаются?

Марина Суворова: Я бы сказала, что очень хорошо. Тут все дело в том, как подойти к материалу, - если заниматься самовыражением и накручивать движение, то можно зайти в тупик. Нельзя забывать, что главное - то, что происходит с персонажами. Вот я вижу человека, вижу, что он может, и в зависимости от его фактуры, его возможностей, его удобства я ищу движения. А не наоборот: я придумала движения, а уж он как хочет - пусть пробует справиться.

- Кто главный в музыкальном спектакле?

Григорий Ауэрбах: Конечно, режиссер. Мы с балетмейстером - придатки, умеющие писать ноты и ставить танцы. Если захочется быть главным, то я сяду писать симфонию, а Марина пойдет ставить балет.

Екатерина Гранитова: Мы не впервые работаем вместе, для нас главное - слышать друг друга, а не выяснять, кто «главнее».

- Есть ли какие-то сложности в работе в нашем театре?

Екатерина Гранитова: Сложности есть всегда в любой постановке, но мне кажется, мы с артистами понимаем друг друга, повторюсь - слышим друг друга, что является на данном этапе самым важным.

- Что главное в работе с артистом?

Григорий Ауэрбах: Я стараюсь полюбить артиста. Каждого! И через это свое расположение к нему передать то, что я хочу от него получить. Если такая влюбленность становится взаимной, то результат может быть хорошим.

- Фонвизин не устарел?

Григорий Ауэрбах: Читаешь про двухсотлетнюю старину, а такое впечатление, будто все происходит сейчас. Вот такие родители, вот такие дети, вот такая любовь, вот такая ревность, обман и так далее, ничего ведь не меняется.

Екатерина Гранитова: Может быть, пьеса и не выражает так точно наше время, но особенности так называемого загадочного русского характера выражает, несомненно, точно и объемно. Абсурдизм, иррациональность и пассионарность русского менталитета она очень точно транслирует. И в этом плане действительно ничего не изменилось, и этому можно дивиться.

Григорий Ауэрбах: Как был человек глуповатым, так и остался. Мы смеемся шуткам Фонвизина, они сохранили свою действенность до наших дней.

- Есть ли в современной драматургии имена, которые кажутся вам столь же значительными, как драматурги прошлого?

Екатерина Гранитова: Может быть, я не вижу их, может быть, гении роятся вокруг, а мы не можем выделить их из окружающего месива… Но пока на земле Толстого, Чехова, даже классиков советской драматургии я не вижу достойной и сравнимой фигуры. Многое не определено: ценности, правда, направление пути. Я не могу сказать, что «ударена» или очарована кем-то из современных драматургов. Пока ощущение, что все учатся заново.

- Вы надеетесь на зрительский успех?

Марина Суворова: Ни в коем случае нельзя об этом думать! Нужно делать свое дело с любовью и страстью, вот и все.

Екатерина Гранитова: Добавлю только, что хотелось бы, чтобы сквозь фарс, комедию положений проросла и душевная, лирическая нота, позволяющая не только похихикать, но и загрустить, и задуматься…

Вела беседу Елена СКУЛЬСКАЯ