"Молодежь Эстонии" | 06.02.07 | Обратно

«Связанные одной целью…»

Любовь МЕЙНЕРТ,
Николай МЕЙНЕРТ

Фото из архива «МЭ»

В воскресенье, 4 февраля, в Лондоне умер Илья Кормильцев, автор большинства текстов легендарной рок-группы «Наутилус Помпилиус», переводчик и активный общественный деятель. Он часто бывал в Таллинне, с интересом относился к эстонскому языку и считал, что «Прибалтика стала для русской культуры и русского языка «островом Крымом» нынешней эпохи. То есть здесь возникла какая-то другая русская культура, другой русский язык, как во всех странах за пределами России, где есть русская диаспора. Из этого может родиться очень интересная и очень позитивная вещь. Это очень важный сдерживающий балансирующий фактор, который может сыграть еще очень важную роль в дальнейшем развитии политической и культурной ситуации в самой России». Возможно, это были пророческие слова.

Внешне Илья Кормильцев ни в малейшей степени не походил на бунтаря. Ни тебе символических длинных волос, вызывающих одежек, непримиримости в пылающем взоре. Был случай, когда он, с десяток лет тому назад, выкрасил свой тогдашний короткий ежик на голове в желтый цвет, чем изрядно нас удивил, но быстро вернул прическу в почти нормальное интеллигентное состояние. Его бунт в другом — в постоянном нежелании мириться с навязываемыми государством (или государствами) культурными доминантами. Почему все должны плясать под одну и ту же музыку? Слушать одни и те же песни? Читать одни и те же романы или газеты? Смотреть универсальные телепрограммы? И даже неважно, соглашается ли человек на такую «универсализацию» добровольно (потому что так ему легче, приятнее и понятнее, как это принято в массовой западной поп-культуре), или принудительно — под воздействием навязывающих единство карательных культурно-правовых органов (модель стран развитого социализма). Ведь мы все такие разные — и требуется нам тоже самое разное. Требуется, чтобы тем, кому это важно, ответить на вопросы: «Где я, кто я, куда я?». Их Кормильцев задавал еще в одной из очень ранних песен «Наутилуса Помпилиуса». И задавал потом всю жизнь, назвав свой последний сборник стихов и прозы, изданный в прошлом году, «Никто из ниоткуда» (по одноименному киносценарию).

Встречаются иногда люди, чужие для мира истеблишмента, — в любой его форме. Они почему-то жаждут свободы для себя. И, что еще крамольнее, почему-то считают, что такая свобода необходима другим. Навязывая окружающим это чувство духовной свободы, они порой удивляются, почему же окружающие им за это не благодарны, совершенно не понимая, что большинству свобода-то как раз и не нужна. А нужно, чтобы им правильно указали, что и как надо делать. Именно делать, а не подсказывали, что надо — думать. Думать самому и самому искать свою собственную уникальную модель жизни. И нести за нее ответственность. Перед собой и окружающими. Ведь думать самостоятельно (а не по указке СМИ и начальства) — это так вредно для пищеварения, а иногда и для здоровья в целом, тем более — здоровья социального.

Этой «вредности» Кормильцев не понимал напрочь. А если и понимал, то не принимал. Потому и задумывал разные эпатажные проекты, постоянно изыскивая альтернативы общепринятому, порой доходя до крайностей.

Крайностей в советский период, когда в одной из песен «Наутилуса» середины 80-х провозгласил: «Здесь сброшены орлы ради бройлерных куриц». Эта строчка вызывала почти физиологическое неприятие у тогда еще всесильных советских чиновников. Однажды при нас Бутусову во время исполнения песни «Скованные одной цепью» пришлось даже опустить крамольную фразу по требованию партийной администрации, грозившей не выпустить группу на сцену. (Он немного помолчал, а зал за него спел.)

Крайностей в «демократический» период российской истории, когда Кормильцев в 2002 году стал инициатором создания издательства «Ультра.Культура», выпускавшего, скажем так, «литературу от противоположного». То есть все такое, что никак не желало вписываться в рамки допустимых норм. А целью как раз и было выйти за рамки «стандартного»: стандартного мышления, запрограммированного поведения, столь выгодного для власть имущих, на чем бы такая власть ни зиждилась — на идеологии или на деньгах.

Как давние друзья Ильи мы, естественно, получали почти все книги по издательскому каталогу «Ультра.Культуры», и споров вокруг них — и в нашей семье, и с самим Кормильцевым — велось немало. Его «культурная альтернатива» порой превращалась в апологетику таких ценностей, которые далеко не всегда мы могли бы назвать бесспорными, даже с учетом самых благих намерений потрясти, взбудоражить, побудить к движению и духовному исканию самодовольное общество. Это были наши с ним пожизненные дебаты, но продолжения, к сожалению, уже не последует. Сожаление это только для нас, ибо весомого социально-идейного смысла в подобных развлечениях, как и в прочих интеллектуальных играх, нет.

Общество останется таким, каким ему удобно быть, и чем сильнее его дразнить, тем болезненнее оказываются последствия — не для общества, а для того, кто его искушает. Во всяком случае, при жизни бунтаря-индивидуала. Зато охотно воздадут должное после смерти.

Оставалось впечатление, что Илья Кормильцев, по непонятным для него причинам, постоянно ощущал себя в конфронтации с обществом, несмотря на искреннее желание разделить заботы этого общества (общества — но не государства!), поучаствовать в поисках самого важного для всех пути. Но общество как бы выталкивало его, не хотело смириться с той степенью духовной самостоятельности, которую он и те, кто был рядом с ним, отстаивали. Если таких людей появляется слишком много, то как же ими управлять? Да никак…

Последний раз с Ильей удалось поговорить по телефону за день до его смерти, и он сказал, что по-настоящему удивлен обилием и громкостью в российских СМИ сообщений о его опасной болезни. Ему самому собственное значение всегда представлялось гораздо меньшим. А собственная задача — гораздо большей. И дело не только в личном творчестве, а в той жизненной концепции, для которой творчество всего лишь инструмент, воплощающий ее на практике.

Еще Илья в этом разговоре сказал, что врачи махнули на него рукой, но он обязательно будет сопротивляться болезни, потому что никак нельзя сейчас умирать, еще очень многое просто необходимо сделать.

Вот ведь парадокс — большинство участников советского андерграундного рок-сообщества быстро утратили либо свою энергию, либо важный для них в прошлом идейный нонконформизм, либо понимание сути того, что двигало ими в трудные годы, заставляло все время что-то искать, с чем-то не соглашаться и вообще находиться в непрерывном движении. Лишь очень немногие смогли сохранить тот дух индивидуальной свободы, который заставлял быть самим собой. В терминологии раннего Кормильцева — «Я хочу быть — всего лишь». А кто ты — поэт, переводчик, издатель, публицист, журналист, менеджер, музыкант — совсем не важно. Важно, чтобы постоянно было что сказать. До самого последнего момента, который всегда наступает не вовремя.