"Молодежь Эстонии" | 09.02.07 | Обратно

Сердце врача

Нелли КУЗНЕЦОВА

Фото Сергея ТРОФИМОВА

Указом президента Эстонии врач Мостепанова Валентина Ивановна награждена Орденом Красного Креста V класса (Eesti Punase Risti orden).

До сих пор не могу забыть строки из письма женщины. Она написала его врачу, спасшему ее ребенка наперекор всем мрачным прогнозам, всем предсказаниям медицинских светил. Она написала так просто, что сердце разрывается от пронзительной силы этих слов: «Да будет свято имя Вашей матери, родившей такого сына…» Увы, этого врача нет в нашей республике. Да и вообще таких врачей осталось не так уж много, а, может быть, и совсем не много. Валентина Ивановна Мостепанова — из их числа.

Я думаю, нет, я уверена, что и она получала письма, полные слез благодарности и трогательных, идущих из самой глубины сердца слов. Только она молчит. Не любит, когда о ней начинают говорить в пафосном, как ей кажется, тоне. Но любые слова кажутся тусклыми, когда думаешь о ее негромком, неброском, длящемся целую жизнь медицинском, врачебном подвиге.

Она говорит, что всегда, сколько себя помнит, хотела быть врачом. В детстве «лечила» всех ребятишек во дворе, перевязывала им «раны». Может быть, потому, что самые ее ранние, детские воспоминания связаны с запахом лекарств, с белыми халатами врачей. Ее, раненую, обгоревшую при бомбежке и обстреле так, что, казалось, она не выживет, вывезли вместе с матерью и братом на самолете из белорусских лесов, из партизанского отряда.

Но она выжила в Оренбургской больнице, куда их с матерью в конце концов довезли. Хотя лечение было долгим, трудным, болезненным. Может быть, оттуда, из далекого своего детства, вынесла она не осознанную тогда еще уверенность, что успех операций зависит не только от острого скальпеля, но и от мягкого слова врача, от его поддержки, умения подготовить больного к операции и потом выходить его. Тогда она этого еще не знала, конечно. Просто чувствовала, что ей хорошо, что ей помогают поправляться.

Потом она и сама много оперировала, став врачом. После окончания Витебского медицинского института работала в Белоруссии, в районном центре Быхов, там в местной больнице надо было уметь делать все. И она удаляла кисты, делала кесаревы сечения, даже вскрывала трупы. Делать это все равно было некому, а она за это получала какие-то мизерные деньги в дополнение к тем 35 рублям, которые зарабатывала как врач. Но, главное, это была хорошая школа. И как пригодился ей этот опыт потом, когда она стала анестезиологом, начала работать в реанимационном отделении роддома в Калининграде. А к тому же еще и прошла стажировку в клинике знаменитого Амосова. Он, как она вспоминает, был жестким человеком, беспощадным к своему персоналу. Но он же был уникальным хирургом, о котором говорили, что он — врач от Бога. Кстати, в своей знаменитой книге, которую он назвал «Книгой о счастье и несчастьях», Амосов написал, что хирурги вне больницы, вне своей непосредственной работы не любят вести профессиональные разговоры. Быть может, потому, что не хотят касаться самого заветного легковесными словами. Что-то внутри, писал Амосов, мешает рассказывать «операционные страсти». Это то же самое, очевидно, как у военных. Они тоже избегают рассказов о страшных моментах боев, все сворачивают на бытовые детали или комичные ситуации. Вот и Валентина Ивановна такая… Только однажды я попала в нужную минутку и услышала, как она, врач, бывало, сама бежала домой к возможному донору, считая минуты и стараясь унять собственное сердце, сама уговаривала его сдать кровь, потому что «мать, родившая дитя, умирает», и тащила его, донора, с собой, и укладывала его рядом с умирающей, сразу делалось прямое переливание, из вены в вену, после, конечно, срочных и нужных анализов. Она умирала со своим пациентом и воскресала вместе с ним, спасая его.

Всегда это было в ней. И когда она работала в Калининградском военном госпитале, где лежали матросы, солдаты, офицеры. Представляю, как она возилась с этими молодыми парнями, отдавая им все силы души. Вытаскивала их из смерти, из болезни. А ее собственный сын воевал в это время в Афганистане. И ночами она не могла уснуть, думая о нем. И вздрагивала от телефонных звонков, от стука в дверь, от конвертов в почтовом ящике.

Врачи запретили ей работать реаниматором, анестезиологом, это стало угрожать ее собственному здоровью. Тогда, пройдя необходимый курс, она стала рентгенологом. Это был новый этап, новый опыт в ее жизни. Но и здесь она осталась все тем же врачом, не умеющим себя жалеть, не умеющим себя ограничивать. В конце концов ей и здесь запретили работать, она «схватила» большую дозу рентгеновских лучей.

Она и теперь, когда стала отоларингологом, остается врачом, сочетающим в себе разные умения. Если надо, оперирует… А ведь операции на горле, носе, ушах — тончайшие, они требуют филигранной техники, редкостного терпения, внимания, чутких, умелых пальцев. Недаром врачи шутят, что хирургия — это, конечно, наука, но и рукоделие… И неудачный стежок может стоить пожизненной инвалидности, а то и самой жизни.

Она бесконечно занята. Больные к Мостепановой приходят со всего города, приезжают даже из Канады, Азии, Аргентины. Поздним вечером, когда все этажи здания, известного в Ласнамяэ под названием «Красный крест», хотя теперь он больше синий, чем красный, так вот когда все этажи уже почти пусты, у дверей ее кабинета все еще сидят люди. И ждут, ждут… И она принимает больных, даже когда официальные часы ее врачебного приема закончились.

Я видела ее в такие часы. Усталая, казалось бы, до невозможности, с посеревшим от долгого напряжения лицом она остается все такой же внимательной. И как будто совсем не спешит. Тщательно осматривает нос, горло, уши. В кабинете есть современная техника, быть может, не у всех врачей есть такая, и она, конечно, как профессионал, работающий на современном уровне, умеет ею пользоваться, знает, что можно извлечь из нее. Но складывается впечатление, что больше все-таки говорит ее огромный врачебный опыт. И даже, может быть, ее особенное отношение к больному, к человеку, пришедшему к ней за помощью. Что-то есть в ней от старых русских врачей, которые не полагались только на технику, на приборы, которые всматривались в человека, вслушивались в него, в то, о чем он говорит и чего не говорит.

Не знаю, как передать это ощущение… Вот ты входишь в ее кабинет. Со всеми своими тревогами, болью, страхами. Садишься в «пациентское» креслице, и она поворачивается к тебе, большая, крупная, с этими ее большими, сильными руками. И ты чувствуешь, что страх уходит, тревога растворяется… Нет перед тобой этого равнодушного, скучного, закрытого, какого-то механического лица, которое бывает у некоторых врачей. Ты чувствуешь, что она не просто слушает, она слышит тебя, она принимает в себя, в свою душу и твою боль, и твой страх, и твою тревогу.

Сейчас, когда вся система медицины, здравоохранения в республике столь разрушена, когда клятва Гиппократа во многом подменена бизнесом или бизнес-отношениями, когда государство словно устранилось, отвернулось от заботы о здоровье народа и даже сам престиж врача как бы упал, именно такие люди, как Валентина Мостепанова, поддерживают людскую веру в справедливость, в высокое, если хотите, предназначение врача, в то, что тебя не бросят вместе с твоей болезнью, а постараются вытащить, делая для этого все возможное. Может быть, именно на таких врачах-подвижниках и держится медицина. Пока еще держится…

И очень здорово, что президент страны наградил Валентину Ивановну орденом. Это, конечно, еще далеко не все, что можно было бы сделать. Но это вселяет какую-то надежду. Может быть, общество осознает, рано или поздно, а лучше бы — рано, поймет, что не железные дороги и даже не банки, а именно уровень медицины, уровень врачей определяет степень цивилизованности страны.

Валентина Ивановна, мы поздравляем вас…