"Молодежь Эстонии" | 09.02.07 | Обратно

Русские в Америке

Нелли КУЗНЕЦОВА

Фото из архива «МЭ»

Когда-то Мария Розанова очень коротко, но емко сформулировала определение роли эмиграции в жизни метрополии. По ее словам, эта роль заключается в том, чтобы выстилать своим опытом ее путь к цивилизации. Как бы то ни было, но нам всегда интересно и важно знать, как живут люди, оторвавшиеся от родной почвы и переехавшие на жительство в другую страну. Как им удалось устроиться? Что им пришлось пережить? Какие у них перспективы?
Сегодня мы говорим о русских в Америке с профессором Ханоном БАРАБАНЕРОМ, ректором Института экономики и управления. Он вернулся недавно из США, где вел переговоры о деловом сотрудничестве с тремя крупнейшими университетами страны — Принстонским, Гарвардским и Филадельфийским.

— Писатель и философ Игорь Ефимов, четверть века бывший частью литературного ленинградского пейзажа и неожиданно для многих уехавший в США, как-то полушутя-полусерьезно предложил такое объяснение своего отъезда и отъезда других людей из России: уехали Штольцы, Чичиковы и Рогожины, остались Обломовы, Маниловы и Мышкины. А каковы ваши впечатления от встреч с американскими нашими соотечественниками?

— Объяснение остроумно, конечно. И что-то в нем, очевидно, есть. Но на практике все гораздо сложней.

Я не первый раз в Америке, бывал там на конференциях, выступал с докладами, в том числе и в Американской Национальной академии, встречался с разными людьми, специалистами разного профиля и уровня. Так что впечатления мои не ограничиваются лишь нынешней поездкой. Хотя на этот раз я особенно интересовался жизнью русских «американцев». Правда, это расхожее словосочетание не слишком подходит ко всем людям, обосновавшимся по тем или иным причинам в США.

— И люди разные, и обстоятельства — тоже?

— Конечно. Я, кстати, видел людей, которые оказались в Америке, скажем, сразу после войны. Это совершенно особая категория русскоязычных жителей страны, которые живут обособленно, никак не смешиваясь и не пересекаясь с теми русскими, русскоязычными, которые приехали в США позже.

— Такая глубокая пропасть? Такое неприятие друг друга? Почему?

— Первые считают, что те, которые приехали позже, в другие времена, явились сюда в поисках красивой, благополучной жизни. А сами они — борцы против коммунизма или много перестрадавшие, запутавшиеся в жизни люди, по разным обстоятельствам не имевшие возможности вернуться на родину. Кого-то, возможно, ждала тюрьма, у кого-то не осталось близких. Есть люди из так называемых перемещенных лиц.

Но и те, кто приехал в Америку позже — по еврейской визе или уже в 90-е годы, когда выезжать можно было более или менее свободно, — представляют собой довольно пеструю картину. Мне было интересно посмотреть, объединяет ли их что-нибудь, какова вообще атмосфера в Америке? Ведь не секрет, что в мире нарастают антиамериканские настроения.

— Конечно, не секрет… А какова, на ваш взгляд, реакция «наших» на события, происходящие в Америке и вокруг нее? Наверное, это достаточно сложный вопрос, не так ли?

— Я слышал разные мнения относительно войны в Ираке, места Америки в современном мире. Все это очень активно обсуждается, больше, конечно, в кругу людей более старшего возраста. Молодежи много говорить просто некогда, все очень заняты, учатся, работают…

А вообще информации много. Интересуются тем, что происходит в Ираке, тем, что делается на постсоветском пространстве, в самой России. Взгляд не всегда объективен, иногда он связан с какими-то прошлыми обидами, недоразумениями. Но даже те, кто вслух заявляет, что их больше не касается все происходящее в России, на самом деле слушают, читают, следят за событиями. Я, например, в Америке каждый день узнавал, как развивается ситуация с Бронзовым солдатом, кто где выступил, кто и что сказал. Мне рассказывали об этом знакомые и незнакомые.

А вообще должен сказать, все американцы без различия национальной принадлежности, люди разных возрастов и профессий, до сих пор тяжело переживают трагедию 11 сентября. Она живет в душах, постоянно напоминая о себе. Такой, знаете, скрытый ужас, явно ощущаемый под весельем, улыбками, внешним благополучием. И события в Ираке в этом плане волнуют многих. Боятся террора, вызванного этой волной, боятся ответной реакции.

— Вы сказали, что русскоязычная эмиграция пестра по настроениям, убеждениям, образу жизни. Понятно, что рассказывать об этом можно долго. Но что бы вы сказали в общих чертах?

— Я бы отметил прежде всего, что есть как бы две категории русских американцев. Одни — и это довольно большая группа — считают, что жить надо в русском окружении. Там это, кстати, возможно. И эта русская среда, не перемешиваясь с настоящими американцами, сохраняет все то хорошее и плохое, что свойственно русским, русскоязычным. А есть категория людей, которые убеждены в том, что если уж уехали в США, то должны стать истинными американцами. Во многом они даже более благополучны, чем те, первые. Я бывал в нескольких таких домах… И с удивлением обнаружил, что именно там живет самая настоящая, глубокая ностальгия по всему русскому, по прошлой жизни. Хотя, конечно, вслух, при других членах семьи ничего такого не говорится.

Помню, я как-то был в гостях в одной семье… Муж — американец, прекрасный человек, мне он, во всяком случае, понравился. А хозяйка дома — жена в прошлом известного в Москве человека, профессора, родственника, между прочим, Юрия Афанасьева, одного из создателей знаменитой Межрегиональной депутатской группы в начале 90-х годов. Все было очень приятно: ужин, вечер, люди, меня окружавшие. Я был убежден, что это очень благополучная семья, и искренне радовался за них. Но когда на какой-то момент мы остались с хозяйкой дома наедине, она стала жадно расспрашивать меня о Петербурге, о тех или иных его улицах. И я с потрясением увидел на ее глазах слезы. Она не могла спокойно говорить о Питере. Вот как глубоко это в русских людях сидит…

— Ну, это можно понять. И не удивляться… Но скажите, профессор, какой путь проходят наши соотечественники в Америке? Конечно, у всех он, наверное, разный, но есть, очевидно, и что-то общее. Что именно?

— Эмиграция диктует: забудь о том, кем ты был. Ты должен заново доказывать, что ты можешь, на что ты способен. Я встречался с женщиной-врачом, которую в Кохтла-Ярве хорошо знали и любили. Прекрасный специалист… Но в Америке она должна была заново проходить весь путь, начиная чуть ли не с санитарки. И я не очень доверяю всем этим утверждениям, будто наших врачей так ценят за рубежом, что немедленно предоставляют им врачебные должности с высокой оплатой.

Помню, как один специалист, приехавший в США лет 10-15 назад, горько сказал мне: «Каждому из нас пришлось выхлебать свое ведро дерьма…» Простите уж за грубость, но именно так прозвучала эта фраза. И я не хочу ее смягчать…

Я встретился в Америке с Антоном Ракушкиным. Сейчас ему, наверное, лет 35, но я знал его еще юношей. В свое время он окончил в Питере университет, считался очень хорошим программистом. Да, собственно, и был таким. В Америке же он начинал с того, что развозил пиццу, брался и за многое другое. Но сумел подняться, стал руководителем крупного отделения в одной из престижных фирм.

Вот этим 35-40-летним ребятам пришлось особенно тяжело. Они начинали в Америке с ночных дежурств, с ролей уборщиков, дворников. Но те из них, кто не сдался, не пал духом, сумел пробиться, сейчас прочно стоят на ногах. И это очень важный, интересный момент… Там, где требуется разработка больших, серьезных программ, там, где нужен широкий взгляд на вещи, именно наши специалисты, получившие образование в Советском Союзе, в России, в русских вузах, оказываются на высоте. Именно они востребованы.

— Очень хочется этому верить. Но почему? Как вы это объясняете?

— Характером и направленностью нашей системы образования. Мы порой ругаем российское, русское образование, но, оказывается, оно дает больше, может быть, чем какое-либо другое.

Американское образование, как и весь стиль жизни в Америке, пронизано сугубым практицизмом. В каких-то очень конкретных, узких ситуациях американские специалисты хороши. Но когда нужно широкое, масштабное мышление, тем более на стыке наук, там вступают в дело наши. И американцами это уже признано.

— Любимым выражением Бродского, который, как известно, жил в Америке и был человеком не только русской, но и мировой культуры, было «Брать нотой выше…» Очевидно, лучшие, наиболее энергичные из нас и берут нотой выше…

— Вот именно. И во многих известных фирмах занимают лидирующее положение. А вообще работать в Америке тяжело. Очень жесткий стиль… Вот, скажем, курить в помещениях запрещено. Но если ты вышел на улицу, допустим, три раза в день, в конце недели вполне можешь найти на своем столе сообщение от руководства: «Благодарим вас за сотрудничество…» И — расчет… «Вы слишком много времени тратите впустую…» Не все выдерживают этот суровый стиль и темп. Некоторые сбегают, пытаются, например, обосноваться в Канаде, где требования все-таки легче.

— У Михаила Эпштейна, одного из самых модных культурологов в Москве 70-х годов, ставшего потом профессором русской литературы в Университете Атланты, как-то прочитала, что дети эмигрантов после периода отталкивания от всего русского испытывают тяготение к русской культуре, к России. Так ли это? Видели ли вы нечто подобное в сегодняшней Америке?

— Ну, молодые, особенно в возрасте тинейджеров, считают, что их семья — реликт, продукт другой культуры. Неинтересной к тому же, поскольку в ней не хватает того, что они видят у своих американских сверстников. Они действительно комплексуют по этому поводу, всеми силами стремясь в американский мир. Но когда они немножко взрослеют и пытаются самоопределиться, обнаруживают, что ничего существеннее родительского культурного наследия у них нет. Ведь дома у этих ребят книги, родители привезли их с собой или покупают уже в Америке, не в силах расстаться с «дурной» привычкой — читать. А в американских домах существенные книжные полки увидишь редко.

Кстати, любопытная деталь… В городах Америки, особенно там, конечно, где много русских эмигрантов, открылись русские магазины. «Березка», «Бабушка», «Дедушка» и т.д. В них есть все, начиная от таллиннских килек и московской колбасы и заканчивая даже не знаю чем. Так вот в эти магазины все больше и чаще ходят сами американцы. У них ведь пища стандартизированная, безвкусная, просто никакая.

А если вернуться к молодежи, то вот вам простое наблюдение: юноши и девушки из русских и американских семей не смешиваются между собой. Есть она, эта незримая стена, между детьми эмигрантов и американцами. Очень редки смешанные браки.

— И там тоже? А говорят, что Америка — это котел, в котором переплавляются разные культуры…

— Все-таки не совсем так. Хотя не знаю, что будет дальше. Не знаю, как будут выглядеть все эти люди, которых я видел, с которыми разговаривал, через 10-15-20 лет.

Хотя должен сказать, что в Америке сейчас много русских книжных магазинов. Там смотрят почти все российские программы. Есть и свои на русском языке. Русские профессора есть, кстати, в каждом или почти в каждом университете. И это считается престижным.

— Что ж, может быть, русская культура понемногу будет открываться или уже открывается перед иностранцами. Мы ведь знаем, есть в ней некая зажигательная способность, умение очаровывать такими вещами, которые нельзя пощупать руками. Дух, душа, духовность… И может быть, со временем русская культурная традиция станет понятна и важна западной цивилизации. Может быть, в этом и сыграет роль русская эмиграция, где бы она ни была.