"Молодежь Эстонии" | 12.02.07 | Обратно

Эльдар в кино и вне кадра

Эльдара Рязанова по праву называют народным режиссером. Уже полвека его фильмы заставляют нас грустить и смеяться.
Один из самых популярных деятелей российского кинематографа давно обещал, что кино больше снимать не будет. Однако к концу 2006 года он преподнес зрителям сразу два сюрприза: фильмы «Андерсен. Жизнь без любви» и «Карнавальная ночь-2».
Какие еще кинематографические сюрпризы приготовит нам Эльдар Рязанов в новом году? О чем еще он хотел бы снять кино? На эти и другие вопросы Рязанов ответил в ходе он-лайновой пресс-конференции в РИА «Новости».

— Читал, что многие ваши фильмы основаны на реальных событиях. Это действительно так?

— Вопрос сложный. Взять хотя бы фильм «Берегись автомобиля». Говорили, действительно был человек, который похищал автомобили у людей, купивших их на нетрудовые деньги, продавал их, а деньги переводил в детские дома, не оставляя себе ни копейки. Нас с Эмилем Брагинским, моим постоянным соавтором, этот факт невероятно заинтересовал. Чтобы не выдумывать лишнего и ненужного, мы решили лично познакомиться с интересным человеком.

Был слух, что живет он то ли в Одессе, то ли в Ленинграде, то ли в Москве. Сразу несколько городов об этом спорили, как о родине Гомера. Мы обращались в различные организации и инстанции, но все без толку. В конце концов выяснилось, что такого человека в природе не существует. Это была легенда, народная мечта о торжестве справедливости.

Пришлось самим сочинять все от начала до конца: облик героя, его семейное положение, продолжительность отсидки за деяния в духе Робин Гуда — но на российской почве…

Другой пример — «Ирония судьбы». Мы слышали историю, как один молодой человек, крепко выпив в бане, по дороге домой завернул к друзьям, которые отмечали то ли день рождения, то ли какой-то юбилей. Там он быстро «набрался» выше всякой нормы. А в компании был один шутник, который и предложил: давайте его отвезем на вокзал и посадим в поезд. Они сунули бесчувственного приятеля в автомобиль, отвезли на Киевский вокзал, дали проводнице десятку, а приятеля уложили на багажную полку общего вагона. Бедняга проснулся на следующее утро, когда поезд подходил к Киеву. У него был портфель с грязным бельем, банный веник и 15 копеек денег. Это все, что мы знали. Все остальное, что вы видели в фильме, мы придумали.

— Как вам удается быть таким бодрым, веселым, энергичным и в свои годы еще снимать картины?

— Думаю, многое зависит от родителей. С другой стороны, я все время работаю. Когда режиссер снимает картины, это огромный груз, который он тащит на своих плечах. Груз ответственности, принятия решений, выдумки. В какой-то степени съемки фильма напоминают военные действия — с той разницей, что никого тут не убивают. Но концентрированность действий предельная.

Как известно, во время войны никто не болел, потому что напряжение организма было колоссальное. Когда я снимаю фильмы, мне просто некогда болеть. А как только фильм кончается, болезни начинают выползать изо всех щелей. Поэтому рецепт для меня — надо все время работать. Что я и стараюсь делать.

— Вы сняли фильм об Андерсене. Этот сказочник чем-то близок вам по духу? Чем?

— Андерсен мне близок тем, что прожил долгую, тяжелую, бедную жизнь. Он был несчастным человеком: критики его ругали, писатели, коллеги по цеху, над ним посмеивались. И, несмотря на это, он не озлобился. Он писал разные произведения, большей частью добрые. Даже те, в которых присутствовала жестокость, в конечном итоге заканчивались по-доброму.

Большинство произведений Андерсена написано, по сути дела, о нем самом. Возьмем сказку «Гадкий утенок» — про то, как маленький уродец стал лебедем. Это он про себя. Или роман «Импровизатор»: мальчик из бедной семьи сделал прекрасную карьеру, но его никогда не любили женщины.

Мне Андерсен близок тем, что он нес людям добро, что у него было очаровательное чувство юмора, и где-то в глубине души он был, несомненно, озорник.

— Кино принесло вам по жизни больше радости или горя?

— Оно принесло только радость. Я никогда не пробовал наркотики, хотя читал про это много. Кино пострашнее любого наркотика. Человек, попробовавший кино, добровольно не уходит, есть только единичные случаи. И от кино не бывает ломки. Хотя, может быть, и бывает — не знаю. Сравнивать дальше не буду, потому что опыта нет.

— Вы ностальгируете по СССР? В те времена кино было снимать проще?

— Ностальгировать по СССР бессмысленно: ведь я ничего не могу изменить. В советские времена кино было снимать в чем-то проще, в чем-то сложней. Тогда был диктат цензуры, идеологии. Это было противно, когда глупые партийные чиновники диктовали, что следует снимать, а что нет.

Сейчас идеологической цензуры нет, зато есть цензура толстого кошелька.

Я поставил «Андерсена» — мне кажется, интересное кино. Но зритель фильма практически не увидел. Чтобы фильм увидели, нужно огромное количество денег на рекламу.

Толстый кошелек решает все: что кому снимать, как это показывать и прокатывать. Раньше идеологически верным картинам ЦК КПСС назначал всесоюзные премьеры. И фильмы шли по всей стране. Могу сказать: тираж «Карнавальной ночи» был три тысячи экземпляров. Сейчас, если делают сто экземпляров, это считается очень хорошо.

— Что вы думаете о сегодняшних российско-грузинских отношениях? Как они отражаются на связях киношников двух стран?

— Я невероятно огорчен тем, что происходит сегодня между Россией и Грузией. Русских и грузин связывают более чем двухсотлетние дружеские связи. Мы никогда не воевали друг против друга. Я уж не говорю о том, что у грузин и русских одна вера, и что на этом основании, спасаясь от нашествия турок, Грузия когда-то добровольно вошла в состав Российской империи. Не говорю о том, что в Москве есть Грузинские улицы, Большая и Малая, а Багратион, гордость русского полководческого искусства, был грузином.

У меня очень много друзей среди грузин. Я люблю этот народ. Я не верю, что грузины питают враждебные чувства к русским. И наоборот.

У меня жена наполовину грузинка. У меня соавтором по фильму «Андерсен» был Ираклий Квирикадзе, замечательный грузинский режиссер и сценарист. Мы очень дружим. Я люблю Георгия Данелия и его фильмы. Раньше мы спокойно ездили друг к другу в гости. Сейчас это все порушено. Мы обожали грузинское кино, сейчас его, по-моему, просто не существует.

Я не могу понять, как и почему это все случилось. Хочется надеяться, что это временное помутнение, которое продиктовано руководителями.

— Какой вы получили самый большой и неожиданный подарок от судьбы?

— Наверное, то, что я стал кинорежиссером. Это во многом случайность. Я случайно поступил во ВГИК, случайно перешел на Мосфильм, практически случайно снял фильм «Карнавальная ночь».

Сейчас, по прошествии 50 лет, я могу сказать, что родился для того, чтобы снимать картины. И то, что я нашел себя и занимаюсь всю жизнь любимым делом — это самый большой и неожиданный подарок от судьбы. Я счастлив, что работаю в этой профессии, потому что она очень интересная. В ней только технологии похожие, но каждый раз ты будто погружаешься в новый мир. Когда делаешь «Жестокий романс», то окунаешься в середину XIX века. Завтра ты делаешь «Вокзал для двоих» и живешь среди железнодорожников, суеты вокзалов, среди случайной, но большой любви, которая случилась у героев. Потом ты попадаешь в «Небеса обетованные» и живешь на свалке среди нищих людей, которые, тем не менее, сохранили чувство собственного достоинства. А потом вдруг оказываешься в Дании. Понимаете, это очень интересно: ты проживаешь другие жизни в другое время и в других странах.

— У каждого режиссера есть актеры, которых он снимает постоянно. Кого вы можете назвать «актерами Рязанова»? Кто из молодых вас радует?

— В свою команду, конечно, я беру Людмилу Гурченко, с которой снимал четыре картины и с которой мы очень дружим. Но среди «моих» актеров многих уже нет: Ефремова, Смоктуновского, Миронова, Никулина, Папанова, Леонова, Евстигнеева. Из тех, что есть, это Юрий Яковлев, Лия Ахеджакова, Валентин Гафт, Олег Басилашвили, Ирина Купченко, Крючкова, Догилева, Фрейндлих, Талызина. Их очень много.

Я называю себя человеком, который передает эстафету. У меня в первых картинах снималось старшее поколение, потом плеяда актеров моего поколения, а сейчас я работаю с замечательными молодыми артистами. Они мне очень нравятся. В последних картинах у меня снимались Маковецкий, Безруков, Евгения Крюкова, Алена Бабенко, Лена Подкаминская, Станислав Рядинский, Мария Аронова.

— Насколько часто вам приходится отступать от сценария во время съемок? Вы авантюрный человек?

— Я очень авантюрный человек. Это главное в моей жизни. Я в институт поступал как авантюрист, даже не подозревая, куда — я просто никогда не слышал о таком институте. Я приехал во ВГИК. Посмотрел, что для поступления на сценарный факультет нужно уметь писать, для операторского — уметь фотографировать, для художественного — уметь рисовать, для актерского — участвовать в художественной самодеятельности. Я ничего этого не умел. Единственным факультетом, где вроде бы не требовалось никаких особых навыков, был режиссерский. И я решил, что это факультет как раз для меня. К великому моему изумлению, меня приняли.

От сценария я отступаю постоянно, потому что писать сценарий — это одна профессия, а снимать кино — другая. И часто эти профессии приходят в противоречие. На съемках я порой думаю: ну какой идиот написал эту сцену?! А написал-то ее сам я вместе с Брагинским.

Сценарий дает направление, интонацию картины. Остальное — это подспорье. Иногда хорошее, иногда слабое. Например, в «Иронии судьбы» я вообще не отступал от сценария, а в фильме «Вокзал для двоих» от сценария остался только сюжет. Самое главное, когда снимаешь картину, это иметь живые мозги и не быть в плену никаких догм. Искать то, чего еще не было. РАМИ «РИА Новости»