"МЭ" Суббота" | 17.02.07 | Обратно

Меня хранит звезда моей мамы

Гость рубрики - народный артист России Федор ЧЕХАНКОВ

Николай ХРУСТАЛЕВ

- Федор Яковлевич, многие годы, десятилетия вы отдали одному театру, где работаете по сей день. Когда-то он назывался Театром Советской Армии, теперь Российской.

- 1 августа прошлого года у нас был вывешен трогательный приказ, из которого следовало, что 45 лет назад Федор Яковлевич Чеханков, народный артист России, поступил и приступил, а далее - послужной список, перечисление ролей, общественная работа, поощрения и в конце - объявить благодарность и наградить премией в сумме 4 рубля 70 копеек. Особенно умилили 70 копеек.

- Это правда?

- Правда.

- Прикол такой?

- Почему прикол? Я понимаю, что тут есть над чем поиронизировать, но все равно благодарен, что 45 лет назад пришел выпускником Щепкинского училища именно сюда. Театр - это судьба. Никогда бы ни в каком другом театре она не сложилась бы так, как сложилась здесь. Все что потом получил на сцене и на телевидении, где был популярным, как говорят, ведущим и поющим человеком, в кино, которого было не очень много, тесно связано между собой. Не говорю уже о роли в «Учителе танцев», переданной из рук в руки Владимиром Михайловичем Зельдиным, легендой русского романтического театра, с которым, если хотите, заканчивается этот высокий жанр…

Нигде бы больше со мной такого не произошло. Одновременно со мной учебу закончили очень много талантливых людей, моих сверстников… Я пришел в театр в 61-м, а в 62-м в Театре сатиры появился Андрюша Миронов, двумя годами позже у нас в Щепкинском учился Виталий Соломин, из наших стен вышли Олег Даль, Витя Павлов. Никого уже нет… Я играл на огромной по размерам сцене нашего театра, самой большой в Европе - танки, мотоциклы, дивизии, армии, ну, вы понимаете. Конечно, такая не для актера, который не может похвастаться особой фактурой. Но это сцена моего театра.

- Вы сказали, что окончили Щепкинское училище, но роль в «Учителе танцев», где надо петь, танцевать, удивлять неожиданными проявлениями, ближе, скорее, к вахтанговской школе.

- Это они там так считают. Однажды слушаю по радио Владимира Абрамовича Этуша, тогдашнего ректора «Щуки», который рассказывает о том, какие знаменитые, действительно знаменитые люди вышли из стен училища - Лановой, Стриженов, Андрюша Миронов, Костя Райкин, кого только нет, и все поющие, все танцующие, все синтетические, потому что вахтанговская школа такая. Закончил Этуш рассказывать, и в эфире началась песня, первые такты которой показались очень знакомыми, потом понял - это я пою. После чего диктор говорит: конечно, вы узнали неповторимый тембр неунывающего, неувядающего выпускника Щукинского училища Федора Чеханкова. Я позвонил Этушу и сказал: Владимир Абрамович, не пристраивайтесь, Слава Любшин - это Щепкинское, Инна Чурикова - тоже оно. И Олег Меньшиков, и Саша Домогаров, и Дима Харатьян. Только мы всегда скромнее.

- Ваш характер можно назвать театральным?

- Конечно… Хотя вот сейчас подумал, возможно, и нет. Не люблю обращать на себя внимание, рассказывать анекдоты, громко хохотать. Не провожу никаких параллелей, но более скучного в компании человека, чем Аркадий Исаакович Райкин, не было. На сцене - да, тут не остановить, включается какая-то другая природа, другой механизм, другие темпы, ритмы, понимаешь, что не может быть паузы, подхватываешь. Мне приходится вести немало больших концертов. Недавно вел посвященный столетию Клавдии Ивановны Шульженко, до этого столетию Лидии Руслановой. Майя Кристалинская, закладка «Звезды» Андрюши Миронова, как все это должно происходить, я понимаю, но у реальной, неконцертной жизни совсем другие законы. Хотя у меня вышла книга, и там я, мне кажется, постарался не быть скучным.

- Почему артистов нынче так тянет писать книжки?

- Во-первых, книжка называется «Моя дырявая память». Если говорят про дырявую голову, почему не может быть дырявой памяти? Но даже при такой я о многом в книжке не написал. Как и не привел ни одного случая, который произошел не со мной. Зато рассказал о моем училище, где были Царев, Пашенная - мой педагог, Ильинский, молодая Руфина Нифонтова. Написал о театре, где были Андрей Алексеевич Попов и Нина Афанасьевна Сазонова, великая моя партнерша. Эстрада: Изабелла Юрьева, Клавдия Шульженко, Борис Брунов, Махмуд Эсамбаев. Балет: Катя Максимова и Володя Васильев… Они оканчивали хореографическое училище, а я поступил в Щепкинское. Дворик у нас был общий, и когда меня выгоняли с какой-нибудь политэкономии, я шел туда и заглядывал в окна классов, откуда звучали французские термины, которые я до поры до времени не понимал. Сегодня Максимова и Васильев мои ближайшие друзья, в этот год будем справлять 50 лет нашей дружбы. Как об этом не написать?

Сейчас заграницей уже никого не удивить, слава Богу дожили, а ведь моему поколению казалось, что никогда не увидим Парижа, Рима, Венеции, Сингапура. Названия городов знали, но существуют ли они - это был другой вопрос. Помню, когда впервые приехал в Италию, Володя Васильев в кафе у меня спросил: хочешь капуччино? Мне ужасно хотелось этого кофе с молоком в крохотной чашечке, но казалось, что потраченные Васильевым 2 тысячи лир его разорят, а своих у меня практически не было. Как смешно теперь вспоминать, теперь я могу себе позволить не только это, могу сам куда-то пригласить, такое время наступило, и когда его сегодня начинают ругать, то чувствую растерянность. Конечно, оно сложное, возможно, мы к нему и совершенно не готовы, но подарило оно нам тоже немало.

- В театре за вами числится солидный список ролей, начиная с «Учителя танцев», «Солдата и Евы» с Ларисой Голубкиной, «Леса» с Ниной Сазоновой, и так далее и так далее. С кино, сами не скрываете, повезло меньше.

- Знаете, как случилось, так случилось. Возможно, в какой-то период мне помешало телевидение, программа «Артлото», в которой я появился на экране, была тогда единственной эстрадной, так что репутация человека, который выходит с куплетами, пританцовывает и машет руками, была соответственной. Артисты из «Кабачка 13 стульев» тоже ведь считали себя заложниками успеха, но тем не менее Мотыль рискнул снять Спартака Мишулина в «Белом солнце пустыни».

Мне кажется, всегда наедине с собой обязательно нужно говорить себе какие-то трезвые вещи. Не получилось - значит, почему-то. Я снялся сейчас в «Андерсене» у Эльдара Александровича Рязанова, сыграл Бурнанвиля, великого датского хореогафа. Роль небольшая, но танцы ставил Володя Васильев, музыку написал Леша Рыбников, компания вообще потрясающая, и сниматься было потрясающе. Естественно, пришел не из-за денег, что-то там платили, но гораздо больше могу заработать на концертах и, не буду стесняться, корпоративных вечеринках, на которых пошлых анекдотов, естественно, не рассказываю, глупых куплетов не пою, я просто ведущий, а если нужно - пою ретро, то, что знаю, умею. В молодые годы я в кино все же снимался, мои фотографии даже продавали в киосках «Союзпечати» по 7 копеек. Помните, такие черно-белые и цветные уже по 11 копеек? Однажды Миронов приехал со съемок из Одессы и бросил к моим ногам с десяток таких моих фото со словами: вот, продают тебя на Привозе, никто не покупает. Теперь, думаю, если не снимали - значит, все же не мое. Почему так вышло с телевидением, с тем же «Артлото»? Там была публика, мертвая железяка кинокамеры меня сковывает, зажимает.

- Глядя на вас, никак не отрешиться от мысли, что вы свою жизнь не живете, а летите по ней, только азарт, озаренность, и никаких проблем.

- Как вы понимаете, беды есть у всех, и меня проблемы не обходят. Недавно вышел из такой ситуации, и, как сейчас понимаю, вышел потому, что человек не легкомысленный, как кажется, а легкий. Я в беды глубоко не погружаюсь. По натуре истеричный, конечно, вначале совладать с собой не могу, начинаю психовать, все терять, забывать чемоданы, но через пару дней отхожу, стараюсь ни на чем не зацикливаться. И это спасает. А еще, думаю, меня хранит звезда моей мамы. Мама была провинциальной актрисой из города Орла, любимицей публики, все ее знали, и, конечно, удача сына, ставшего в Москве ведущим актером, давала ей счастливый покой.

- Существует мнение, которое особенно по сердцу некоторым режиссерам, что артист должен быть немного глуповат.

- Никогда, если это не роль симпатичного, курносенького наивного мальчика. Но даже в таких у молодого Виталия Соломина, что в «Женщинах», что в «Старшей сестре», при всей молодости и наивности проглядывала человеческая сложность. А какая человеческая глубина сквозила в 19-20-летних Збруеве, Миронове, Дале в «Звездном билете». Все дело в том, что в 19 одни думают о жизни, а другие не думают.

- Вы брюзжите, глядя сегодня на молодых актеров?

- Да нет. Иногда, к сожалению, просто удивляет их полная пустота, не все такие, конечно, но расстраивает полное нелюбопытство и то, что все полученное принимают как должное. Я тоже не размышлял, каким буду в сорок или пятьдесят, но думать об этом, наверное, надо. Если тебя судьба однажды поцеловала, подарила удачу, то это и ответственность тоже, на тебя смотрят, узнают: ой, это вы, благодарят. Но все же не стоит это воспринимать как должное. Мария Владимировна Миронова говорила: «У нас все, как в Париже, только труба пониже и дым пожиже». Вот и вести себя надо по таланту.