"Молодежь Эстонии" | 19.02.07 | Обратно

Фигура умолчания

В общекультурном контексте разрушение памятников понимается как неспособность бороться с реальными людьми и идеями. Для непосвященных в суть проблемы ликвидация Бронзового солдата будет ассоциироваться с расстрелом скульптур Будды талибами и разрушением памятников в советские времена. Фото EPA

Это письмо, опубликованное на полосе мнений газеты Eesti Päevaleht, бывший руководитель ЭТВ Ильмар Рааг, как сам признается, написал в надежде, что оно будет прочитано не только подписчиками газеты, но и руководителями отечественных средств массовой информации, считающими себя настоящими гражданами не только в силу своих профессиональных обязанностей.

Побудительной причиной такого обращения к своим коллегам Рааг называет ту противоречивую ситуацию, в которой оказались эстонские СМИ, когда «с одной стороны, профессиональная этика обязывает их отражать все происходящее в обществе без всяких табу, а с другой — именно в силу первого эти же СМИ становятся катализатором общественного конфликта».

Поясняя мысль, автор письма проводит аналогию с французскими массмедиа, которые осенью 2005 года вдруг поняли, что, отражая в подробностях молодежные бунты городских мигрантских окраин, они как бы подливают масло в огонь и без того многочисленных пожаров. Что многие из бунтарей готовы на все, лишь бы оказаться на первых новостных полосах газет, радио и телевидения. Коллеги-французы, продолжает Рааг, вдруг осознали и свою социальную ответственность за углубление конфликта, поскольку показывали его подробности без выходов на какую-либо положительную программу. Тогда же было решено сократить объем подачи бунтарских новостей и не сообщать статистику сожженных автомашин, чтобы остановить соревнование поджигателей между собой. Фигура умолчания сработала, беспорядки резко пошли на убыль.

Другой пример использования такого же приема умолчания (кстати сказать, старого, как сама практика идеологических битв) Рааг приводит из опыта шведских журналистов в период активных выступлений нацистов и антинацистов в Стокгольме, на площади у памятника Карлу XII. СМИ приняли сознательное решение оставить их без внимания, поскольку асоциальное поведение для радикалов — единственная возможность саморекламы, без медийной подпитки их энтузиазм исчезает.

Переводя прием умолчания в плоскость отечественную, Рааг находит его уместным в связи с событиями вокруг Бронзового солдата, марионеточная связь которых тянется к зарубежным режиссерам. Достаточно какой-то местной русской организации «подать только знак, что она собирается у подножия памятника провести праздник, всю остальную работу сделают эстонские СМИ. Прежде всего, потому что они соберут там же близоруких эстонских радикалов, которые и снабдят нужными картинками уже СМИ российские. Возникший конфликт спровоцирует защитный рефлекс у нейтральных граждан обеих общин под лозунгом «Наших бьют!» Снежный ком покатится дальше, первопричина конфликта будет забыта. А СМИ в этой цепной реакции будут играть роль катализатора». Поскольку судьба Бронзового солдата не решена, значит, ситуация чревата новыми столкновениями.

Этого ли мы хотим? — спрашивает автор письма. «На самом деле мы хотим, чтобы на историю Второй мировой войны взглянули под углом зрения эстонцев тоже. Но желая того, — пишет Рааг, — мы допустили грубые тактические ошибки, главная из которых в том, что мы приняли бой на поле риторики, где не имеем инициативы. Я имею в виду слабость позиции отрицания и защиты для реальной коммуникации. Как известно, опровергать ложь трудней всего. Коль скоро мы что-то отрицаем, значит, признаем возможность противоположного утверждения. Если мы говорим, что Бронзовый солдат не освободитель, то кто-то будет говорить, что он, безусловно, освободитель… В дискуссии отрицание означает утрату инициативы. Кроме того, известно, что в общекультурном контексте разрушение памятников понимается как неспособность бороться с реальными людьми и идеями. Для непосвященных в суть проблемы ликвидация Бронзового солдата будет ассоциироваться с расстрелом скульптур Будды талибами и разрушением памятников в советские времена. Разумеется, эти сравнения неверны, но наш противник может воспользоваться таким контекстом».

Что делать? Рааг предлагает «вместо тактики отрицания перейти к тактике новых утверждений, благодаря которой мы сможем сами выбирать риторику поля боя». И уже с новых позиций достичь поставленной цели. Что же касается при этом Бронзового солдата и Второй мировой войны, то возможны два варианта. Первый: в ближайшие два года вообще не касаться темы его сноса в СМИ. Забыть. Второй: одновременно возводить свои письменные, кинематографические и монументальные памятники героям, которых у нас много и которые этого достойны. Таким должно быть, по мнению автора письма, утверждающее наступление.

«И если у Бронзового солдата в будущем останется какое-то место, то только в той части нашей исторической памяти, которая связывает нас с русскими»,- итожит автор. Связь эту он проводит через ГУЛАГ: «Говорят, у 20 процентов местных русских семей есть родственники, пострадавшие от сталинских репрессий. «Алеша» в ГУЛАГе одинаково охранял и эстонцев, и русских, и евреев, и кого угодно. Чтобы создать такой контекст, СМИ должны перейти на утвердительную риторику».

Если в отношении Бронзового солдата воспользоваться фигурой умолчания, обречь его на забытье, то тогда, считает Рааг, «враги Эстонии не смогут навязать нам бои, в которых мы в любом случае понесем большие потери. И в конечном итоге мы не допустим, чтобы нами манипулировали ради раскола общества». Во имя общего блага стоит поступиться отдельными бизнес-интересами, а конфликтов СМИ хватит и тех, о которых поведают им читатели, слушатели и зрители. «МЭ»