"МЭ Среда" | 31.01.07 | Обратно

Дипломаты и депутаты

С председателем комиссии по европейским делам в Рийгикогу Кристийной ОЮЛАНД беседует Татьяна ОПЕКИНА

Фото Николая ШАРУБИНА

— Три последних министра иностранных дел — Кристийна Оюланд, Рейн Ланг и Урмас Паэт — представители Партии реформ. Почему этот портфель достается именно вашей партии? Чем он для вас важен?

— Думаю, тут, прежде всего, дело в компетентности, а поскольку такие люди у нас в партии есть, то портфели министра иностранных дел, а также министра обороны доверены нам. До того, как в 2000 году стать министром, я несколько лет в парламенте самым непосредственным образом занималась вопросами внешней политики.

— Легко ли возглавлять внешнеполитическое ведомство, вообще быть дипломатом страны, чья государственность столь молода, и, значит, нет собственной школы дипломатии? На каких образцах вы учились, чей опыт дипломатии вам близок?

— Конечно, история нашей государственности по сравнению со старыми европейскими демократиями очень коротка, но, заметим, есть на карте Европы государства и помоложе. К примеру, Черногория. Думается, что наиболее ценный опыт дипломатии мы получаем в ходе собственной практической работы, хотя в начале девяностых, когда все только начиналось, многие европейские государства протянули нам руку помощи, пригласив приехать к ним на учебу. Такие приглашения мы принимали, и мне лично довелось учиться в Дипломатической академии в Вене, а также в Женеве.

— Дипломаты — каста особая. Речь их академична и уклончива. Про них говорят: если дипломат говорит «да», это означает «может быть»; если дипломат говорит «может быть», это означает «нет»; если дипломат говорит «нет», то это никакой не дипломат. Но вы ведь не только дипломат, но и депутат. Так что будем говорить прямо и открыто?

— Действительно, вокруг дипломатии, ее особенностей и ее тайн сложено немало мифов, правдоподобных и не очень. Но я сначала стала парламентарием, а потом дипломатом. Будучи человеком свободомыслящим, я привыкла свои мысли излагать также свободно. И потому в Министерстве иностранных дел мне поначалу пришлось бороться с собой, своей парламентской привычкой вступать в открытую дискуссию.

— Внешнеполитический блок тезисов Партии реформ к выборам в Рийгикогу назван очень загадочно: «Придадим Эстонии величие!» Как это понимать? О каком величии идет речь?

— Ясно, что по территории, по количеству населения Эстония очень маленькое государство, но это не означает, что во внешней политике мы должны принять на себя роль тихони, молчаливо забившегося в угол. За процитированным вами тезисом стоит наше желание на внешнеполитическом направлении быть значительно активнее, энергичнее и эффективнее, чем до сих пор. Тем более, что, став членами Евросоюза и НАТО, мы можем расширить круг своего общения. К примеру, с арабскими странами, с которыми пока еще у нас очень слабые контакты.

— В этих же предвыборных тезисах реформистов говорится о «необходимости сохранения Евросоюза как объединения национальных государств». Сегодня Евросоюз, если сравнить его с оркестром, состоит из 27 музыкантов. Чтобы у каждого из них сохранилось свое лицо и в то же время игра была слаженной, кто-то должен дирижировать этим оркестром. Согласны ли вы с уже прозвучавшим предложением, чтобы внешней политикой ЕС руководил общий министр иностранных дел?

— Суверенность национальных государств в Евросоюзе заключается в том, что у каждого из них свой язык, своя культура, свои традиции. Эти особенности останутся и впредь, никуда не исчезнут, не растворятся. Я уверена в том, что Евросоюз никогда не будет развиваться по американскому образцу, не превратится в федеративное объединение, ибо нас различают не только язык, традиции, культура, но и история. Конечно, если ЕС хочет вести более эффективную внешнюю политику, необходима координация усилий 27 участников. Тут все зависит от того, какую методику управления изберут «музыканты». Эстония, безусловно, в этом заинтересована и готова к переговорам.

— Прецедент с Польшей, застопорившей в конце прошлого года подготовку нового договора о сотрудничестве между ЕС и Россией, опечалил, раздосадовал Евросоюз? Или нет? И что делать, если каждый раз найдется страна, которая будет пользоваться своим правом вето и ставить палки в колеса остальной Европе?

— А я вижу этот прецедент под другим углом: случай с Польшей показал: если у одной из стран ЕС возникают проблемы, остальные приходят ей на помощь. И ЕС выступил в защиту Польши в связи с ее проблемами, касающимися экспорта мясной продукции в Россию.

— То есть все должны уступать одному? А этот один — не за всех, а сам за себя...

— Если у Польши будет особое мнение по каким-либо вопросам, касающимся внутренней политики Евросоюза, это другое дело. Но когда речь идет о внешней или торговой политике, то Евросоюз, выработавший в этих областях общие принципы, должен выступать единым фронтом.

— Эстонские политики не устают повторять, что все государства — члены ЕС равноправны. Но как могут быть равны 1,3-миллионная Эстония и 80-миллионная Германия? Или 0,8-миллионный Кипр и 60-миллионная Франция? Ежели они равноправны, то голос одного киприота в 60 раз весомее голоса одного француза... Вы можете мне возразить, мол, в Европарламенте у названных и неназванных мною стран разное представительство. Но Европарламент структурирован по фракциям, а фракции — по мировоззрению, в то время как в Еврокомиссии у каждой страны есть свой комиссар...

— Тут надобно различать между собою две вещи. Если мы говорим о международном праве, о таких международных организациях, как ООН, Совет Европы или ОБСЕ, то все государства, в них участвующие, большие и малые, абсолютно равноправны. У России в ООН один голос. Как и у США, у Германии, у Эстонии. Что касается Евросоюза, то входящие в него страны договорились между собой при решении жизненно важных вопросов учитывать численность населения каждого государства. От голосования в Еврокомиссии, где у каждого комиссара один голос, по сути дела ничего не зависит, ибо здесь проблемы только обсуждаются и предложения вносятся, в то время как все решения принимают премьер-министры или министры стран — членов ЕС. Министры иностранных дел, сельского хозяйства, экономики и т.д. А у них, этих министров или премьер-министров, разное количество голосов. У Эстонии — четыре, у той же Германии — двадцать девять...

— Таким образом, министерский портфель в правительстве становится вдвойне весомым? На уровне государства и на уровне ЕС?

— Именно так. Есть такие особо важные сферы — к ним относятся внешняя политика, налоговая политика и т.п., — когда решение принимается только в том случае, если все министры голосуют «за».

— В уже неоднократно процитированной мною предвыборной программе реформистов говорится: «Возможность присоединения к ЕС должны иметь все европейские государства, того желающие и отвечающие установленным критериям». Сказано, конечно, красиво и демократично. Мол, мы сами вступили в ЕС, добро пожаловать и всем остальным. Но старые члены ЕС, точнее, их налогоплательщики, несущие на себе всю тяжесть процесса интеграции стран-новичков, уже стонут и плачут — от высоких налогов, от наплыва иммигрантов. Ведь младоевропейцы очень даже лихо стали осваивать рынки труда Дании, Германии, Франции, Англии. Не наоборот...

— Если правительства этих стран повышают налоги, чтобы распоряжаться потом казной по своему усмотрению, то это результат внутренней политики этих стран. И рынки труда никто не обязывал их открывать. Они сами это делают, чтобы получить дешевую рабочую силу. И сами от этого страдают. Что касается дальнейшего расширения, то это установка самого Евросоюза. Почему же новыми членами ЕС не могут быть Украина, Молдавия, Грузия?

— И Турция? Только кусочек этой страны — в Европе, основная часть — в Азии...

— Тут другая история. Конечно, географически Турция выходит за пределы Европы, но, будучи членом НАТО, она имеет для Евросоюза большое геополитическое значение.

— Реформисты считают: «Эстония должна активно участвовать в формировании отношений между ЕС и Россией». Но... в отличие от других стран ЕС — Франции, Германии, Англии, Италии — Эстония выстраивает свои отношения с Россией со знаком минус. Чем же такой ее опыт может быть полезен другим европейцам?

— С большим удовлетворением могу сказать, что эстонский анализ, мнение эстонских аналитиков для ЕС очень интересны и ценны. Многие европейские коллеги бывают у нас в Рийгикогу, чтобы узнать, что мы думаем о России, о тех или иных ее шагах или предложениях. Ясно ведь, что у эстонцев есть личный опыт отношений с Россией, которого нет у тех же испанцев или итальянцев.

— И этот опыт пока что направлен на то, чтобы постоянно Россию в чем-то упрекать, обвинять, задирать и провоцировать. Но никаких положительных результатов это не дает, дивидендов не приносит. Наоборот, заводит в тупик, из которого трудно выбраться. Какие ошибки, на ваш взгляд, допущены во внешней политике Эстонии?

— Мне трудно говорить о каких-либо ошибках, ведь результаты-то очень хорошие. Мы вернули суверенитет, стали членами ЕС и НАТО, позиционировали себя на политической карте мира. Конечно, есть направления, где нам надо активнее и энергичнее работать. На российском направлении в том числе. Недавно я давала интервью Би-Би-Си, мы говорили, в частности, о том, что у нас с Россией нет никаких контактов на высшем уровне. Есть торговые, культурные обмены, есть индивидуальные контакты, но высший уровень — самое слабое звено. В 2000 году в Москве я сама лично приглашала Владимира Путина в Эстонию, президент Арнольд Рюйтель также его приглашал, но он сюда не приезжал. И министры иностранных дел не приезжали. Если мы с ними и встречаемся, то где-нибудь в Брюсселе.

— Как вы считаете, на каком уровне находится сейчас международная репутация Эстонии?

— Я бы предпочла говорить об уровне европейском, потому что мы слишком маленькое государство, чтобы замахиваться на уровень международный. На европейском, на трансатлантическом уровне имидж Эстонии очень высок. Мы никакая не пария, и наличие проблем тут ничего не меняет, у всех государств есть свои проблемы. Самое важное, как государство выполняет свои обещания, как оно соблюдает договоры. Эстония — партнер надежный.

— Спасибо за беседу.