"Молодежь Эстонии" | 06.07.07 | Обратно

Учитель, перед именем твоим…

Нелли КУЗНЕЦОВА

Ольга Алексеевна Пивоварова. Фото Владимира ЛИБМАНА

Рассказывают, что среди рукописей Ломоносова уже после его смерти нашли записку, ни к кому не обращенную. К самому себе? Или к потомкам?
«Я не тужу о смерти, — писал в минуту задумчивости Михаил Васильевич, — пожил, потерпел и знаю, что обо мне дети Отечества пожалеют».

Я не спрашивала, что думает о смерти Ольга Алексеевна Пивоварова и думает ли вообще. Убеждена, что нет… Подобные мысли как-то совершенно несовместимы с ней. И хотя в этом году ей исполняется 85 лет, она удивительно живой человек, полный достоинства, остро и четко мыслящий. Я поразилась, когда она прочитала мне наизусть длинное стихотворение Надсона. Оказывается, она выучила его накануне. Во-первых, потому, что нашла в нем какие-то созвучные ее душевному состоянию строки, а во-вторых, тут она лукаво улыбнулась, просто хочется потренировать память. А она у нее удивительная. Она помнит по именам и фамилиям всех или почти всех, во всяком случае большинство своих учеников, помнит их достоинства и недостатки, их проделки и шалости, их радости и семейные беды. Помнит их родителей. Вспоминаю, как Владимир Либман, директор завода нерудных материалов в Таллинне, известный в республике человек, рассказывал, что его отец, живущий ныне в Америке, очень тяжело больной человек, которому трудно лишний раз произнести даже слово, оживился, услышав по телефону, что Владимир едет в Кохтла-Ярве повидаться с Ольгой Алексеевной. Прервав долгое свое и тяжкое молчание, отец попросил сына-директора привезти Ольге Алексеевне от его имени цветы.

Выпускники 1972 года через 10 лет. В центре — Ольга Алексеевна. Фото из архива Владимира ЛИБМАНА

И сын выполнил это поручение. Мы ехали с Владимиром Яковлевичем по кохтла-ярвеским улицам, и я представляла себе, как многие годы, изо дня в день, как говорится, в час назначенный шла по этим улицам к своей школе Ольга Алексеевна Пивоварова, и люди кланялись ей. Потому что знали, быть может, даже не отдавая себе отчета, просто чувствовали, что вот идет учить детей Учитель, настоящий человек, великий учитель.

Сорок лет она была директором знаменитой 2-й школы в Кохтла-Ярве. Сейчас эта школа стала гимназией и носит другое имя. Собственно, 2-й школы, горько сказала Ольга Алексеевна, больше нет. Нынешний директор, а может быть, и предыдущий уничтожил все, что было связано со 2-й школой. Грубо, безжалостно, бесцеремонно обрубили корни… Уничтожен Музей трудовой славы, которым гордилась школа, там собирались материалы о выпускниках, ставших инженерами, врачами, военными, шахтерами. Как будто выбросили на помойку судьбы многих людей.

Не осталось библиотеки. Она-то чем помешала? Ведь была одной из лучших в городе. Не стало школьной мастерской, которую учителя и ребята строили сами, своими силами и в которой учились мастерить многие поколения мальчишек. Зачем-то уничтожили розарий и теплицы, тоже созданные в свое время учениками и преподавателями. Бывшие выпускники школы рассказывают, как их соученица Софья Бауэр, ставшая потом журналисткой, горько и безутешно плакала на этом школьном пепелище. Хотя ведь никакого пожара не было. Кто-то ловкий, очевидно, посчитал, что таким образом пристроится ко времени, устроится в нем. Но история, как мы знаем, это не только то, что было в прошлом. История — это и сегодняшнее, то, что будет иметь значение завтра и еще много-много лет. Будут ли о такой школе, о таких школьных руководителях помнить так трогательно, так бескорыстно, так преданно, как помнят свою Ольгу Алексеевну бывшие ее ученики?

Мне показали стихотворение, которое некогда сочинили в честь Ольги Алексеевны учителя и бывшие ее ученики. «Всегда сурова и строга, но сколько мудрости и ласки, и благородства и добра…»

Многие ли заслуживают таких стихотворных строк, немудреных, но идущих от сердца?

Кстати, тут хочется сказать, что Ольга Алексеевна все-таки не права, сказав, что память о 2-й школе убита, уничтожена безжалостными руками, неумными людьми. Она живет, эта память, в душах, в сердцах бывших учеников школы, давно уже ставших взрослыми людьми, людьми, которые состоялись в этой жизни. Она живет в рассказах, в воспоминаниях. И поэтому можно сказать, что знаменитая 2-я жива, жива, несмотря ни на что… А душой ее, мозгом, сердцем долгие годы была Ольга Алексеевна.

…Она родилась и выросла в Тамбовской области. Сейчас уже от этой большой крестьянской семьи, где было 12 детей, кроме Ольги Алексеевны, не осталось в живых никого.

В ней с детства видели педагогические задатки. Бывало, ставили на табуретку в классе, если кто-нибудь из учителей заболевал, и она вела урок. Ее слушали, вот что, быть может, странно, как слушали и все последующие годы. Владимир Либман рассказывает, что Ольга Алексеевна в школе никогда ни на кого не кричала, она вообще не повышала голос, но слушались ее беспрекословно. Что в ней было такого, что заставляло всех прислушиваться к ней? Я, честно говоря, по всегдашней своей журналистской привычке, стараясь направлять разговор в нужную мне сторону, ни разу не перебила ее, хотя мы разговаривали с ней долго. Что-то удерживало от этого, как удерживало, очевидно, всех, кто оказывался в сфере ее влияния, ее внимания.

Естественно, она оказалась в Тамбовском педучилище. Куда еще она могла пойти учиться?

Война началась как раз тогда, когда у них был выпускной вечер. Они шли по улицам веселые, чувствуя себя удивительно свободными, а в это время немецкие самолеты уже сбрасывали первые бомбы на Минск, Киев и другие города.

Учебу в пединституте пришлось отложить. Пятеро ее братьев ушли на фронт, а сама Ольга стала учительницей в начальной школе Серебряковки, в 2 км от Большой Липовицы, с которой так тесно связаны имя и жизнь Амвросия Оптинского.

Очень скоро, меньше чем через два месяца она, сама еще девчонка, стала директором этой сельской школы на берегу реки. В ней было 4 класса…

Со смехом вспоминала Ольга Алексеевна, как родители, бывало, заглядывали в окна: неужели эта девчонка может чему-то научить ребят? Оказалось, может…

В те времена в деревне свирепствовала малярия. И у Ольги Алексеевны иной раз случались приступы прямо на уроке. И эти деревенские ребятишки снимали с себя свои скудные пальтишки, собирали все более или менее теплое, что могло найтись, и укутывали свою учительницу. А сами сидели тихо-тихо, занимаясь своими делами, пока их юная учительница тряслась в жесточайшем приступе. А потом урок снова продолжался.

Они встречали ее, когда она ездила в город за зарплатой учителям, шли с ней рядом через луг, потом через лес, до самой деревни, до самой школы, чтобы, не дай Бог, с ней ничего не случилось.

Как вспоминала она эти веселые, дружеские, безопасные в общем-то возвращения домой, когда с ней в самом деле произошел трагический, как она говорит, случай. Она вспомнила об этом так, как будто это происшествие навсегда оставило след в ее душе. И пока она говорила, слезы, горькие, а иногда и благодарные, явственно звучали в ее голосе.

Это было уже в Эстонии, куда ее молодого мужа, за которого она вышла замуж после окончания войны, направили восстанавливать шахты. Вместе с ним Ольга приехала в Сланцевый бассейн.

Именно она открывала в Йыхви класс с русским языком обучения. А потом, когда детей стало больше, здесь открыли русскую школу. Никаких свободных, целых помещений для школы не нашлось, кроме барака для военнопленных. Школе отвели две комнаты в этом бараке. Родители принесли из дома столы, стулья. Общими усилиями соорудили классные доски. А писали дети на любой бумаге, которую можно было тогда, в труднейшем послевоенном 46-м году найти.

Школа была, как тогда это называлось, комплектной. То есть одновременно Ольга Алексеевна должна была работать с четырьмя классами сразу. Она попыталась объяснить чиновникам от образования, что это трудно, это плохо для ребят, что родители будут недовольны. И нашелся один, который прямо сказал ей: «А кто этих ваших родителей звал сюда?»

Тогда она разделила ребят на две смены. С одной работала, так сказать, официально, получая мизерную заработную плату, с другой — бесплатно, поскольку такой график установила сама.

Вот в Ахтме, куда она была переведена директором школы, и произошел этот поразительный случай…

Она возвращалась из Раквере с учебными пособиями для школы, с талонами на дополнительное питание для детей и с продуктовыми карточками для своей семьи. И вдруг обнаружила, что все пропало, все вытащили из сумки — и талоны, и карточки, и деньги.

Еле живая, она добрела до школы. Жить все равно было незачем. Собственные дети умрут от голода, а ей самой грозит тюрьма. Ночью не спала, глядя в темноту сухими, без слез глазами. Жизнь этой ночью, а может быть, еще одним днем, но все-таки кончалась. Но уже утром она нашла на столе в маленькой комнатушке, служившей ей кабинетом, продуктовые талоны, которые родители ее учеников отрезали для нее от своих семейных карточек, и заявление, подписанное всеми родителями, в котором они отказывались от дополнительного питания. А ведь время было жестокое, послевоенное, голодное…

…Мы сидели с Ольгой Алексеевной несколько часов, я слушала ее рассказы и думала: вот она, жизнь Человека, Учителя. Словно видишь, как приходила к ней, учителю, слава. Учитель — не поэт, как сказал один мудрый педагог, он не может прославиться в двадцать лет, такого случая в истории педагогики не было. Нужны годы и годы труда, раздумий, прежде чем сумеешь сказать в педагогике слово, нужное всем. Ведь педагог всегда говорит что-то самое простое, казалось бы даже, всем известное. Однако как трудно к этому простому пробиться.

Помню, Владимир Либман рассказывал, как его и приятеля-одноклассника, лучших учеников знаменитого «звездного» класса, собранного из одаренных детей Кохтла-Ярве, выгнали из класса. Разгневанная, оскорбленная учительница, уличенная ими, десятиклассниками, в неточном знании какого-то факта из современной истории, бросила им вдогонку: «Без родителей в школу не приходите…»

В коридоре их, несколько растерявшихся, увидела директор Ольга Алексеевна: «Выгнали из класса? За что?» Не рассказать ей всю историю было невозможно. Никто ничего и никогда не мог от нее скрыть.

На перемене Ольга Алексеевна пригласила эту учительницу к себе в кабинет. О чем шел разговор, неизвестно. Только из кабинета учительница выскочила красная как рак. А ребятам Ольга Алексеевна твердо сказала: «Родителей приглашать не будем, но перед учительницей вы обязаны извиниться…» Либман и его приятель извинились, втянув в это действо весь класс. Как была разыграна вся эта сцена, рассказывать не будем, это уже другая история, хотя учительница спрятанного в ней подтекста, очевидно, не поняла.

Через десять лет, когда «звездный» класс Либмана собрался на очередной сбор выпускников, Владимир, уже вполне состоявшийся специалист, инженер, спросил все-таки у Ольги Алексеевны: «Что же вы тогда сказали этой учительнице?» Директор рассмеялась: «Да очень просто. Я сказала ей, что в этот класс надо всегда приходить хорошо подготовленной, чтобы не было стыдно перед ребятами».

Впрочем, она всегда требовала этого от всех своих учителей. Она всегда говорила, что детей, школьников надо уважать. Школа, кстати, была совсем нелегкой. В ней учились дети из бедных шахтерских поселков, из многих не слишком благополучных семей. Но многие ее выпускники и до сих пор успешно шагают по жизни. То, что было заложено в них школой, помогло им состояться. И как специалистам, и просто как людям…

В 82-м году, когда «звездный» класс, сформированный Юрием Павловичем Ярцевым, блистательным математиком, ученым, преподавателем Таллиннского Политехнического института, собрался на свой очередной сбор выпускников, бывшие ее ученики прочитали посвященное Ольге Алексеевне стихотворение. Я видела этот текст. Его помнят все выпускники этого класса. Недавно я, правда, узнала, что стихотворение было написано не самими выпускниками, а Игорем Корейшей, уникальным человеком, поэтом и инженером. Когда его вдове и сыну, уже после смерти самого Корейши, года два назад вручался Рождественский приз фонда Rххmukuulutus, Либман, рассказывая о нем, назвал его «Моцартом горного дела». Подозреваю, что и сама Ольга Алексеевна не знала, что стихотворение, поднесенное ей от имени выпускников, написано Игорем Корейшей. Но сами выпускники, бывшие ученики школы Ольги Алексеевны Пивоваровой, говорят, что в эти строчки вложены их мысли, их бесконечная благодарность человеку, которого они любили и продолжают любить. Недаром и сейчас, когда Ольга Алексеевна уже на пенсии, именно бывшие ее ученики помогают ей всем, чем могут. Приносят продукты из магазина, перевозят из городской квартиры на дачу в деревню Ямы, даже начинают ремонтировать этот недостроенный когда-то маленький дом. За всю свою длинную, нелегкую жизнь учителя Ольга Алексеевна не нажила никакого состояния. Кроме любви и памяти своих учеников. Многие ли учителя оставляют столь долгий и благодарный след в сердцах, в жизни своих учеников?

А стихотворение — вот оно… И хотя на газетных страницах не принято публиковать стихи, я все же приведу его здесь.

Низко Вам поклониться
готовы
За науку любить и беречь
Нашей родины гордое
слово,
Нашу вольную русскую речь.
Мчатся годы, проносятся
сроки,
Но звучат нам, как будто
вчера,
Незабвенные ваши уроки
Справедливости, чести,
добра.
Не поэтому, не оттого ли,
Неизбывным делам вопреки,
Вновь и вновь собираются
в школе
Ваши верные ученики.
В этот день юбилея тем паче
К Вам признательно
обращены
Пожеланья добра и удачи
И негаснущей в сердце
весны!
Ваши верные друзья,
выпускной 10 «А
» Выпуск семьдесят второго года 30.12.1982 г.

Через 25 лет Либман при мне еще раз вручил этот текст Ольге Алексеевне. Он не потерял своего значения.

Что можно было бы еще добавить? Ольга Алексеевна так хотела, чтобы на газетной полосе были упомянуты имена и фамилии прекрасных учителей, работавших рядом с ней — Нинель Александровны Балевой, Михаила Марковича Балева, Юрия Павловича Ярцева, Веры Ивановны Константиновой, которую в школе звали «мама Вера», Лидии Карловны Кокк и многих других. Но увы… Газетная площадь не беспредельна. И сегодня хочется отдать ее Ольге Алексеевне Пивоваровой, через чуткие руки, мудрое сердце которой прошли многие поколения кохтлаярвесцев. Вот уж поистине настоящий почетный гражданин города, вырастивший, воспитавший, сделавший людьми многих и многих его жителей, в том числе и тех, которые живут и работают в разных уголках Эстонии.