погода
Сегодня, как и всегда, хорошая погода.




Netinfo

interfax

SMI

TV+

Chas

фонд россияне

List100

| архив |

"Молодежь Эстонии" | 23.07.07 | Обратно

Три усадебные судьбы

Йосеф КАЦ

«Все мызы в эпоху расцвета своего были счастливы одинаково, все мызы в наши дни несчастны по-разному» – перефразированное вступление в знаменитый роман могло бы вполне стать первым предложением разговора о поместьях уезда Харьюмаа. Но не станет – потому преимущественно, что судьба трех расположенных на расстоянии одинаково получасовой поездки от Таллинна мыз сложилась по-разному. Стоит отправиться в путь хотя бы ради того, чтобы разведать – как именно.

В любом справочнике по архитектуре Эстонии мызы Вазалемма, Кейла-Йоа и Лайтсе стоят в одном разделе: зодчество эпохи эклектики. И даже при более специализированном рассмотрении они окажутся в единых стилистических рамках – неоготика. А между тем каждая из них имеет свое собственное лицо и свою биографию.

Былая слава


Для современного таллиннца Кейла-Йоа – это, прежде всего, водопад.
Кейла-Йоа – это, прежде всего, водопад. И выезд «на шашлыки» к нему – благо, недавно отреставрированный комплекс старинной электростанции позволил вынести столики кафе прямо к открывающейся на водный поток панораме. Ну, как вариант – место для свадебного фотографирования: замки с именами новобрачных, закрепленные на цепных «перилах» подвесного моста, – лучшее тому свидетельство.

Замок, благодаря которому местечко, собственно, и стало популярным без малого сто семьдесят лет тому назад, замечаешь не сразу. Родовое гнездо Бенкендорфов и Волконских, увенчанный смотровой вышкой дворец таится среди запущенных деревьев. Глядя на облезлую краску, выбитые стекла и «щедро» расписанные граффити стены, едва ли вспомнишь, что гостями давнишнего поместья Фалль бывали российские императоры, что сюда еще во времена Бестужева-Марлинского ходил рейсовый дилижанс – прапрадед современных пригородных автобусов и маршруток, и гимн «Боже, царя храни!» был, по преданию, впервые исполнен автором именно здесь.


Стены заброшенной резиденции Бенкендорров и Волконских превратились в «политтрибуну» на актуальные после «бронзовых ночей» темы.
Выстроенный в 1833 году по проекту петербургского архитектора Александра Штакеншнайдера дворец переживает в наши дни не лучшие времена. После национализации, проведенной в годы первой, еще довоенной Эстонской Республики, ему довелось побыть резиденцией Министерства иностранных дел. В советские времена наследию «дворян и министров-капиталистов» пришлось туго: в нем вначале пробовали разместить пионерский лагерь, но позже все же сделали выбор в пользу пограничной части. После того, как ставшие уже российскими военные покинули поместье, началась полоса запустения: слишком уж больших капиталовложений требует приведение бывшей резиденции шефа царской тайной полиции в надлежащий вид. Последнее время идут разговоры о том, что Госканцелярия намерена отреставрировать старинный дворец под загородную резиденцию президента. Начинание, конечно, похвальное: глядишь – и вновь потянутся в Кейла-Йоа коронованные гости... Каково в таком случае придется гостям некоронованным – поживем, как говорится, увидим.

Готическая фантазия

Готика в наших краях скромна и сурова: исходный строительный материал не тот, да и заказчиков, способных заказывать у мастеров аналоги средневековых французских «шато» или английских «холлов», в Ливонии было не много. Впрочем, до особых ли украшений и изяществ тут, на далекой северной окраине западного мира: то сосед-феодал на фамильные угодья позарится, то московит с бесчисленным войском нагрянет, то местные крестьяне, вчерашние язычники, взбунтуются да пойдут церкви с поместьями жечь... И все же есть среди харьюмааских мыз поместье, способное погрузить гостя в атмосферу средневековой сказки, – расположено оно неподалеку от дачного района Лайтсе.

Величественное двухэтажное здание поместья, тянущееся вслед за стрелами елей к небу зубцами башен и декоративными шпилями, заставляет забыть, что выстроено оно «всего-то» сто пятнадцать лет тому назад – в 1892 году. Заказ владельца был выполнен архитектором на славу: нет сомнений, что история семьи фон Юкскюллей, ведущих род от первых крестоносцев, прибывших обращать крестом и мечтом далекие балтийские земли в истинную веру, была для зодчего путеводной звездой. Украшенные отреставрированной росписью стены, выкрашенные в насыщенные цвета стрельчатые своды, стилизованные кованые украшения входных и внутренних дверей – все это настраивает на воспоминания об эпохе доблестных рыцарей и прекрасных дам.


В мызе Вазалемма не побрезговал бы, наверное, остановиться и всамделишный наследник Тюдоров. 3 х фото автора
Дамы наших дней приветливо встречают гостей мызы Лайтсе за стойкой разместившегося на первом этаже бара-ресторана. А «рыцарь» застыл в конце ведущей прямо от замкового крыльца аллеи каменной скульптурой со странным предметом в руках – нечто вроде посоха, но пастушеского или епископского – каждый домысливает сам. Легенды о ней пока еще не сложилось: неподвижный страж моложе самого бутафорского «замка» раз в десять. Но надпись, высеченная на его постаменте, подкупает искренностью: нынешние хозяева поместья и разместившегося в нем конференц-центра и гостиницы желают всем спокойного отдыха, хранить покой которого неподвижный страж и призван. Что, согласитесь, замечательно.

Шедевр «на потоке»

Можно спорить на что угодно: из ста опрошенных таллиннцев девяносто девять ни за что не ответят вам, кто такой Константин Вилькен. Не ответят, пожалуй, и все сто – если только среди них не окажется случайно специалист по деревянной архитектуре исторических предместий Таллинна. Последний же, вероятно, подивится неожиданной эрудиции собеседника и расскажет, что каких-нибудь сто лет тому назад фамилия архитектора Вилькена, а точнее – его подпись, была знакома едва ли не каждому таллиннскому застройщику, проектирующему очередной доходный дом где-нибудь в Каламая или Копли. А особенно – в Пелгулинне: шутка ли, всего за один год – 1899-й – им было составлено ни много ни мало... сто сорок девять проектов. Недаром, говоря о деревянных домах эстонской столицы, исследователи употребляют полуофициальный термин «Вилькенская эпоха».

Большинство выстроенных архитектором К.Вилькеном в Таллинне зданий к архитектурным шедеврам не отнесешь. Безусловно, они несут на себе печать времени, подкупают компактным уютом и чисто таллиннским флером: деревянные, двухэтажные, украшенные торцовой башенкой или неожиданным эркером. И тем удивительнее, не доезжая семи километров до руин средневекового монастыря Падизе, увидеть, чуть проехав табличку с надписью «Вазалемма», издалека мощную восьмигранную башню из местного плитняка. Того самого, который величают еще «вазалеммаским мрамором». И который придает мызе Вазалемма особый, почти дворцовый лоск.

Безусловно, очередная вариация на тему Средневековья. Средневековья не своего, местного, сурового, ливонского, а опять-таки заморского, английского. Безусловно, не более чем архитектурная прихоть заказчика, помещика Эдуарда фон Баггенхуфвудта – эдакое подтверждение старинной сентенции, мол, у каждого барона своя фантазия. Или все-таки – шедевр фантазии заурядного, собственно, если судить по образчикам последующей «массовой продукции», архитектора К.Вилькена? Своего рода «лебединая песнь» – недаром же архитектуру с легкой руки Гете зовут «застывшей музыкой» – романтического девятнадцатого столетия, полагавшего, что здание, прежде всего, должно быть красивым? Стоит обойти величественное здание замка Вазалемма, чтобы попытаться разгадать эту загадку. Да и без всякой загадки прогуляться по окружающему мызу парку стоит. Просто для того, чтобы увидеть еще одно сокровище, мимо которого, в лучшем случае, спешно проезжаешь, глядя в окно катящего по Старо-Хаапсалускому шоссе автобуса...

* * *

Три мызы – и три судьбы. Вазалемма ждет первого осеннего дня и спешащих к ее дверям учеников: с 1922 года здесь размещается самая обыкновенная сельская школа. Лайтсе рада гостям круглый год. Кейла-Йоа рада встретить владельца, который вернет ей былое великолепие. Один век постройки – позапрошлый. Один стиль – неоготика. Один уезд – Харьюский. Есть над чем задуматься даже человеку, в повседневной жизни далекому от историческо-искусствоведческих изысканий.