"МЭ" Суббота" | 28.07.07 | Обратно
Честь имею!
Гость рубрики - подводник Михаил ВАСИЛЕНКО.
Николай ХРУСТАЛЕВ
- Михаил, сейчас вы успешный человек, предприниматель, но служба на флоте,
на подводной лодке - часть вашей биографии. Надо думать, время, отданное
морю, всегда остается с вами, тем более, что однажды вам довелось пережить
то, о чем потом кино сняли. Что сегодня удерживает память в первую очередь?
- Во-первых, сразу уточню, что я профессиональный морской офицер и карьеру
начал в 14 лет после Московского суворовского училища. Потом было Черноморское
ордена Красной Звезды Военно-морское училище имени Нахимова. Сегодня его
уже не существует, теперь это Военно-морской институт Украины. И сам я
по жизни занят теперь совсем другим, но всегда сознаю, что тем, кем стал,
обязан моим учителям, друзьям, моим командирам, сослуживцам, подчиненным,
наконец.
- А суда, на которых довелось ходить, значения не имеют?
- Металл - только металл. Я взошел на борт атомной подводной лодки 970-го
проекта молодым лейтенантом, покинул ее старшим помощником командира, и
в свои 28 оказался самым молодым в ВМФ СССР старпомом. Предполагаю, что
подобный карьерный успех еще не скоро будет кем-то повторен. За это время,
если с боевыми дежурствами, я совершил 11 автономных плаваний, и морякам-подводникам
не надо объяснять, насколько это много, если речь всего о 8 годах. Учтите,
что при этом отпуск у подводника был три месяца, а автономка могла длиться
от 2 до 8 месяцев. Да, мы считались тогда обеспеченными, можно только представить,
что такое тогда была зарплата в 800 рублей при инженерской в 120. Но после
автономного плавания и эти вроде бы большие деньги превращались в копейки,
мгновенно улетучивались, потому что, возвращаясь после колоссальной нагрузки,
ты отрывался по полной. Опять же был молод, так что не стоит за вольности
судить строго.
- Думаю теперь про себя, как же мне так задать вам вопрос, чтобы и военных
тайн не касаться и понять одновременно, что же это такое - служба на атомной
подлодке?
- А что такое служба и неразглашение секретов? Всего лишь чувство долга
и ответственность. Когда-то я принимал правильную присягу, присягал только
раз в жизни, новых присяг не принимал и принимать не буду. Единственное,
что позволил себе, став в 28 лет старпомом атомохода и пребывая в членах
КПСС, - пойти в церковь и принять крещение. Не могу назвать это присягой,
это было веление души, и когда вышел из храма, то почувствовал облегчение,
словно огромная ноша, огромный груз с души упал…
- Морским человеком был ваш отец, выросли вы в Крыму, у моря, и, выходит,
служить на море были просто обречены?
- Я окончил суворовское, то есть сухопутное училище. Оттуда в военно-морские
не направляли. В нашем выпуске было 300 воспитанников, и только один, иначе
и не скажешь, прорвался потом в морское училище. В шутку - всегда говорю,
что аббревиатуру моей фамилии и имени-отчества - ВМС можно расшифровать
и как военно-морские силы, получается, что действительно был к морю приговорен
изначально. Я никогда не боялся моря, не боялся ответственности, всегда
помнил о том, что значит сам факт подъема флага. Находиться при этом ты
обязан, какие бы обстоятельства этому ни препятствовали.
- Вас не случайно относят к успешным. И в военно-морское училище попали
единственным, и сегодня дела хорошо идут, получается вы по сути и человек,
который вторым быть не может?
- У меня первая группа крови и отрицательный резус, его еще называют чемпионским.
- Что такое автономное подводное плавание, мы знаем обычно только из книг
и фильмов. Что это такое с точки зрения того, кто знает об этом изнутри?
- На самом деле, если выражаться высоким слогом, это спокойный сон каждого
гражданина твоего государства, мирный сон ребенка, матери, подруги. Если
же без лирики, то мы занимались транспортировкой крылатых ракет к западным
и восточным берегам другого континента. А еще автономка - это из 8 лет
провести четыре на глубине. Это погрузиться у пирса и у пирса вынырнуть,
иногда через 2 месяца, иногда через 8. Еще это может быть боевое дежурство.
- В свое время большим успехом у зрителей пользовалась картина Владимира
Хотиненко «H метра», к появлению которой и вы имели по жизни отношение.
- Трагическим поводом к созданию этой картины, если помните, стала гибель
в 1984 году атомной подводной лодки К-429 на Камчатке, в бухте Крашенинникова.
Я тогда служил на К-429, только надел лейтенантские погоны, был еще сопляком-новобранцем.
Тогда, как теперь принято говорить, причиной беды стал человеческий фактор.
Подлодка затонула сразу с двумя экипажами на борту. Один сдавал дела, другой
- принимал. Что такое прием-передача, моряки-подводники знают, неразберихи
при этом хватает. Вот и вышло, что результате кто-то что-то не задраил,
а 14 человек, оказавшихся в третьем и четвертом отсеках, ценой своей жизни,
перекрыв клапаны, спасли пятый ядерный отсек, не дав попасть туда воде.
С лодки нас доставали через пусковые люки для торпед. Трудно это вспоминать,
до сих пор мурашки по коже Но знаете, что самое важное? Не было предательства,
шкурности, желания выжить за счет другого, подлости не было. О братстве
подводников вообще надо говорить отдельно.
Эту историю сценаристы фильма написали, как написали, а режиссер снял,
как снял. Не стану обсуждать то, что увидел. Мне лично фильм понравился
потому, наверное, что, кроме «Командира «Счастливой щуки» и «H метров»,
о подводниках кино больше не знаю. Единственное, о чем сейчас хотел обязательно
вспомнить, что долго был дружен с актером Андреем Краско, и, по-моему,
сыграв в этой картине, он поставил себе памятник уже при жизни.
- Когда Краско предложил вам почитать сценарий, у вас не было желания не
ворошить, не вспоминать?
- Не вспоминать? О 14 погибших? Да, мы выжили. Но среди не выживших было
много людей, о которых мне никогда не забыть. Мне кажется, что очень часто
мы намеренно пытаемся что-то забыть, опасаемся, что сердце болеть будет.
Но не на необитаемом же острове живем, связаны друг с другом, смотрим в
глаза, а смело смотреть другому в глаза может только честный и искренний
человек.
- Долг, ответственность, честность. Мы говорили сегодня о многом, говорили
о морской жизни, не говорили, кажется, только о радости…
- Можно и о радости… Однажды я проснулся абсолютно радостным человеком,
потому что умею, как мне кажется, преодолевать проблемы по мере их появления.
Было это четыре года назад, на дворе стоял май, и этим утром меня ждал
врач, чтобы сообщить о результатах обследования. Когда я приехал, то оказалось,
что особенно радоваться в это утро мне нечему, словом, обнаружился рак
щитовидки. Естественно, родным, чтобы их не пугать, я об этом не сказал,
а на следующий день жена сообщила, что скоро во второй раз стану отцом.
Чтобы отметить это событие, мы решили отправиться на Канары. Никогда до
этого за границей не отдыхал, все же моряк-подводник, потому 5 лет невыездной.
Врач перед моим отъездом, естественно, в крик, протестует, вам на солнце
нельзя. А кто, кроме нас, об этом знает, спрашиваю у него, даже солнце
не знает. Так что на Канары мы с женой отправились, отдыхали замечательно,
а на обратном пути я сказал Юле, что мне предстоит сложнейшая операция.
В тот момент я понял, что значит в жизни угадать с женой, вытащить счастливый
билет.
Оперировали меня в Москве, к этому времени Юля была уже на шестом месяце
и каждое утро маршруткой или электричкой час добиралась до клиники с бульончиком,
чтобы потом провести со мной весь день. Сразу после операции я потерял
голос и сказал ей тогда одними губами: через 10 дней мы с тобой снова будем
играть свадьбу. И мы ее снова сыграли 22 августа.
Конечно же, жизнь, несмотря ни на что, всегда продолжается, не останавливается,
и, разумеется, я всегда помню, что у меня подрастают мальчишки. Старшего
зовут Сергеем Василенко, а младшего Егором Василенко. В традиции нашей
семьи уже седьмое поколение называть сыновей по очереди то Сергеем Михайловичем,
то Михаилом Сергеевичем, потому моего семилетнего первенца и зовут Сергеем.
Надеюсь, что своего сына он назовет Михаилом.
|