"МЭ Среда" | 14.03.07 | Обратно

Победителей не судят?

С профессором Таллиннского университета Рейном ВЕЙДЕМАННОМ беседует Татьяна ОПЕКИНА

Фото Никиты ЧЕРНОВА

— Выборы позади. Результаты известны. Есть победители и есть проигравшие. Прежде чем мы перейдем к частностям, каковы ваши самые общие впечатления?

— Избирательная кампания, сами выборы и их итоги показали, что Эстония как была, так и впредь останется расколотой. И не только на две части, о чем все время говорят социологи (первая Эстония, жизнь которой тесно увязана с личным успехом, и вторая, во многом зависящая от общества, от государства). Кроме этих двух есть еще и третья Эстония, увы, маргинальная, почти выключенная из общественно-политической жизни. Это русскоязычное население. Таким образом, общество расколото на три части, каждая из них живет своей жизнью, сопоставляя свое бытие с другими и не находя общего языка. Так что выборы указывают на довольно опасное развитие эстонского общества и государства.

— Отличительной особенностью нынешних выборов было электронное голосование, которым его организаторы и участники очень гордятся. Но есть ли повод для гордости? По Конституции выборы должны быть «всеобщие, равные и прямые, голосование тайное». Но были ли выборы таковыми? Очевидно, что они не были равными. Один мог голосовать с помощью компьютера в пивном баре или дома, лежа на кушетке, и т.д. и т.п., другой обязан был прийти на избирательный участок. Один мог переголосовывать, чего второму делать не разрешалось. Выборы не были тайными. Одни могли голосовать открыто — в компании друзей, родственников или коллег, другие имели право войти в кабину для голосования только поодиночке. К тому же совершенно непонятно, как подводились итоги электронного голосования. Бюллетени — вещь материальная, их можно предъявить, их можно пересчитать... Выходит, наши законодатели, открыв зеленый свет электронному голосованию, откровенно нарушили Конституцию?

— А разве нам неизвестны и другие примеры, демонстрирующие, насколько своеобразно наш парламент относится к Основному закону. Рийгикогу взял на себя роль интерпретатора Основного закона — роль, которой он не наделен, ибо конституционный надзор может осуществлять лишь Государственный суд. Особенно забавным, прямо-таки абсурдным был эпизод, когда телевидение показало, как голосовал наш премьер-министр, прикрывая ладонью клавиатуру. Но нам-то было видно, что он там набирал... Увы, иностранные наблюдатели всего этого не заметили, они обратили внимание на мелочи: где-то кабина для голосования не была прикрыта шторкой, где-то в кабину вошли двое — пожилая супружеская пара... И это они сочли нарушением. К тому же электронное голосование — дополнительная дискриминация старшего поколения, не владеющего компьютером. Порядок голосования все-таки должен быть консервативным, ведь каждый голос важен, и все-все-все должно быть тщательно выверено и проконтролировано (помните, как долго пересчитывали голоса в США, когда на президентских выборах предпочтения избирателей разделились почти поровну). Через 25-30 лет, когда нас уже не будет, новое поколение, сплошь компьютеризированное, может экспериментировать с электронным голосованием сколь угодно, а сейчас, пока живо еще старшее поколение (а кто-то жил еще только при радио, когда и телевизора не было), с помощью компьютера можно устраивать некие мини-референдумы, чтобы посоветоваться, спросить мнение части населения по тому или иному вопросу (отремонтировать эту улицу или другую, проложить трамвайную линию здесь или там и т.п.).

— Чем, на ваш взгляд, привлекли так много избирателей реформисты? Их линия на снижение налогов не нова. Обещание вывести Эстонию через 15 лет в пятерку наиболее зажиточных стран Европы? Но пожилые люди на такую дистанцию не рассчитывают, а молодые живут сегодняшним днем. Богатые уже богаты, а бедные хотели бы зарабатывать больше не через 15 лет, а сегодня или, еще лучше, вчера. В чем же секрет успеха реформистов?

— Я начал бы прежде всего с социально-психологического аспекта. Целое десятилетие обществу промывали мозги, мол, твой успех и твое благополучие зависят только от тебя самого, а государство, очистив площадку от старых и бывших, поможет тому, кто сам себе помогает. То есть государства должно быть мало, как можно меньше. Все это происходило с помощью прессы, которая превратилась в медиабизнес. Профессор Тартуского университета Марью Лауристин, обучившая несколько выпусков журналистов, с грустью признала, что нет у нас уже средств массовой информации, а есть медиаиндустрия, работающая на коммерческой основе. В результате многие избиратели идентифицировали себя с теми, кто молод и успешен, кто благополучен и преуспел. В общественном мнении создано убеждение, что единственные лузеры, неудачники — это центристы во главе с Эдгаром Сависааром и те, кто их поддерживает (опять раскол, опять противопоставление). Есть еще один аспект. Реформисты, как четыре года назад новоявленные республиканцы, собирали протестные голоса, то есть голоса тех, кто не хотел отдать предпочтение центристам. Помните, четыре года назад республиканцы и центристы получили одинаковое количество мандатов, но Сависаар не мог формировать правительство, потому что ему не хватало партнеров, союзников. Да и сейчас, если бы не реформисты, а центристы получили 31 место в парламенте, остальные скорее всего «дружили» бы против них. («Слава Богу, Сависаар не будет премьером!» — сказал сияющий Март Лаар, глядя в телевизионную камеру).

— Я предложила бы дополнить ваше объяснение еще одним фактором, особенно касающимся личного рекорда Андруса Ансипа на этих выборах, — 22556 голосов! Казалось бы, откуда такая любовь избирателей? Объясняю это не иначе, как позицией Ансипа по Бронзовому солдату — перенести, и все тут!

— Я в этом сомневаюсь, ведь среди реформистов очень много прагматиков, лишенных слепого фанатизма. Хотя в Ансипе фанатизма и фетишизма хватает, достаточно отметить его фанатичную веру в экономику, как в волшебную палочку, решающую все общественные проблемы. Быть может, в этом сказывается недопонимание сущности общественной жизни? Быть может, он до сих пор не может избавиться от комсомольского энтузиазма своей первой молодости, протекавшей в Советской Эстонии? Такая фанатичность не может не настораживать. Конечно, лидеры партий должны быть людьми уверенными и самоуверенными, иначе лидерство невозможно. Но самоуверенность Ансипа, по-моему, перешла некую рациональную границу. Интересно, что случится, если возникнет некая критическая ситуация, с которой — к счастью — Ансипу пока сталкиваться не доводилось? Мы ведь помним, как в начале своего премьерства он часто менял свое мнение, маневрировал, хотя за неделю до того уверял, что убежден в обратном. Для меня это симптом внутренней несбалансированности. Вообще рекорд Ансипа — модель того, как рождаются звезды на один день. В мире тому немало примеров, есть они и у нас. Вспомним, сколько голосов получил четыре года назад Юхан Партс, в одночасье ставший политической звездой. И что случилось с ним потом? Таковы, если хотите, гримасы демократии.

— Процесс интеграции в Эстонии провалился?

— На сегодняшний день — да.

— Русофобия до сих пор остается двигателем выборного процесса?

— К сожалению, это так. Партии сами виноваты в том, что русофобия стала политическим орудием, и этому нет оправдания даже на фоне того, что все последние попытки русскоязычного населения организоваться были неудачными. Единственная сила, которая соединяет сейчас русскоязычную общину с эстонским обществом, в какой-то мере соединяет, — это Центристская партия, что подтверждают результаты голосования в Ида-Вирумаа, Нарве, Таллинне. Но я не хочу повторять здесь роковую ошибку, которую делают наши политики, политологи и комментаторы, которые подсчитывают, сколько эстонцев и сколько неэстонцев поддерживают центристов и Сависаара. Потому что все голосующие — граждане Эстонии, и, коли так, не имеет никакого значения, эстонцы они или неэстонцы.

— Почему все же центристы проиграли реформистам, хотя и получили неплохой результат?

— Это старая проблема. Центристская партия — сильная организация, а Сависаар — я уважаю его и могу считать своим другoм и соратником со времен Народного фронта – слишком центростремительный лидер. За последние годы партия потеряла довольно много интеллектуального потенциала (мы же видели сейчас, как много голосов получили социал-демократы за счет бывших видных центристов). Наверняка центристы раздумывают сейчас, как быть дальше. Пока это все-таки партия одного лидера. Да, Сависаар — политический маршал, но рядом с ним должно быть офицерство высшего звена — генералы, полковники. У реформистов в этом отношении более равный уровень. У них длинная и компетентная скамейка. Как и у IRL. В этом проблема центристов, но это не сегодняшняя проблема. Сависаар умеет привлечь в партию новых людей, умеет заинтересовать молодежь партийной деятельностью, смело выдвигает ее на руководящие посты. Но он хочет претворять в жизнь свои идеи, свою стратегию, свою тактику, а я не уверен, что именно так должно определяться содержание работы партии. Стратегия организации, тактика вырабатываются все-таки демократическим путем, хотя, конечно же, лидер — это лицо партии. По-видимому, элита реформистов умеет все это сочетать.

— В одной из своих предвыборных публикаций вы рассуждали о разобщенности элиты общества. Не хотели бы вы продолжить эту мысль в связи с результатами выборов?

— Эстонские интеллектуалы после поющей революции разбрелись по разным углам, разным партиям. Таких людей, которые сегодня могли бы сформулировать идею Эстонии, людей, которым мы доверяем, у нас, наверное, нет. Есть огромное количество маленьких авторитетов — на сегодняшний день, на этот месяц, на данный проект, на такую-то проблему, но нет духовных лидеров. И к кому идти за советом? К партиям? Но они соперничают, конкурируют. С общественным договором, идею которого провозгласил и начал продвигать Арнольд Рюйтель, тоже ничего не получилось.

— Грустно?

— Грустно. Наши 11 процентов прошлогоднего роста ВВП — только красивый фасад. Весь народ в долгах, импорт огромен, экспорта мало. Молодые прикидывают, как и куда поехать за рубеж. Каждый думает, как разбогатеть. Солидарность утрачена. Вот в чем дело.

— Спасибо за беседу.