"Молодежь Эстонии" | 30.03.07 | Обратно

«Башмачок» на вырост

Николай ХРУСТАЛЕВ

Фото Николая ШАРУБИНА

Мы уже сообщали, что 27 марта, в Международный день театра в Городском театре Курессааре прошла церемония вручения премий Союза театральных деятелей Эстонии, традиционно вручаемых по итогам минувшего сезона. Среди получивших престижную награду была названа и молодая актриса Русского театра Наталья Попенко, ей был вручен специальный приз «Хрустальный башмачок» за лучший дебют года.
Там же, на Саааремаа, корреспондент «МЭ» взял интервью у молодой актрисы.

- Прежде всего «Молодежка» вас поздравляет.

- Спасибо.

- «Хрустальный башмачок» оказался вам по ноге?

- (смеется) Нет, но буду стараться.

- Получая награду, слова благодарности вы произнесли на хорошем эстонском языке.

- Ничего удивительного, я же знаю его с детства, ходила в эстонский детский сад. В средней школе училась на русском, но были еще 3 года в Вильяндиском колледже культуры. Но потом 4 года учебы в Москве в школе-студии МХАТ, так что эстонский немного потеряла, но, надеюсь, дело поправимое, вернуть будет нетрудно.

- Приз вы получили за лучший дебют, но при этом, если откровенно, сами считаете себя дебютанткой?

- Трудный вопрос… На самом деле я себя еще никем не считаю, думаю, что надо расти и расти, трудиться и трудиться. Ты же лучше других знаешь собственные штучки, глупости, лень собственную. Кому же, как не тебе, знать.

- Это вам педагоги в Москве прививали чувство повышенной скромности?

- Нет. Спасибо, наверное, родители.

- Награду вам вручили сразу за несколько работ прошедшего сезона.

- Их получилось четыре: «Сегодня мы не играем», еще мой любимый «С любимыми не расставайтесь», детский «Король-Дроздобород» и, конечно, «Русский смех» - совместный проект трех русских театров стран Балтии. А «Трактир «Мирандолина» в зачет не пошел, это уже другой сезон.

- Сегодня, когда профессия начала приносить вам признание, у вас нет иногда ощущения, что она очень трудная?

- Нет, если такое происходит, значит, она была изначально выбрана неправильно, значит, надо менять. Пока этим болеете – все правильно. Жуткими кажутся мне пока только дни вынужденного простоя, когда нет спектаклей. Вот сейчас «отдыхаю» уже 4 дня, и это, мне кажется, много, потому что до этого работала и работала. Хорошо это или плохо, но не привыкла пока отдыхать.

- В Русский театр вас приехало 12, теперь осталось 10. Когда ехали, было чувство, что должны выполнить возложенную задачу, некую миссию?

- Нет, конечно. Просто мы сделали свой выбор и возвращались, чтобы заниматься тем, чем хотелось. Слава Богу, появилась возможность. Попробовать себя удается не каждому, не всем выпадает прийти в театр, получать роли, работать. Раз получилось, удалось, надо брать.

- Вы готовы к тому, что выбрали профессию, где надо быть в постоянной зависимости от многого: от, например, режиссера, от того, есть ли для тебя роль, находите или не находите общий язык с постановщиком, с партнерами?

- Как раз к этому я готова, потому что жизнь есть жизнь, а это касается и театра. Но когда мы еще учились, нам давали возможность встречаться на дипломных спектаклях с разными режиссерами, с разными характерами, их проявлениями, и я старалась воспитывать в себе умение понимать непохожих людей, преодолевать колебания настроений, недопонимание. Да, что-то может не нравиться, может казаться не своим. Я себя за это ругаю, но, с другой стороны, надо уметь делать главным только факт работы.

- Что вам ближе – джинсы, в которых на сцене можно сыграть современную продвинутую девицу, или длинное закрытое платье, возвращающее во времена, когда фамильярно хлопнуть девушку по плечу считалось верхом неприличия?

- Не в костюме дело - в авторе, в пьесе. Чехов, «Три сестры» - вот женщины, разве сейчас такие характеры пишут? Джинсы - это вроде бы такая свобода проявлений. Но у Чехова тоже ведь огромная свобода, только она другая, внутренняя, так нужно себя держать при безумном напряжении и напоре страстей, желаний. Что там говорить? Это все театр, ради этого в него приходишь.

- Вы учились в Москве, вращались в водовороте разнообразной московской жизни, ходили в московские театры. Теперь все иное, другие ритмы... Не скребет иной раз на душе, что где-то осталась другая и такая знакомая жизнь? Осталась, наконец, возможность играть в сериалах?

- По правде говоря, мы об этом в своем кругу немало говорим. И начинаем все больше понимать, что неважно, где живешь, а важно, чем занят и кем окружен. Пока близкие тебе по духу люди, любимые люди рядом с тобой, а ты рядом с ними, все нормально. Вот если они начнут собираться и перебираться, когда круг будет становиться все уже, тогда придется что-то делать, принимать решение. Без того, что любимо, трудно - оно должно быть всегда рядом.

- Но разве везде не одно и то же?

- Не знаю... Здесь – одно, где-то другое. Если бы я знала, что в Москве мне дадут возможность заниматься работой так же, как в Таллинне. Если бы знала, что смогу там так же много трудиться – запросто могла бы не думать ни о чем другом. Я говорила своему любимому педагогу Виктору Анатольевичу Рыжакову: сделайте свой театр, все брошу – прибегу. Все в театре, как в жизни: ради чего-то, ради родных людей можно бросить все. Это не план, это просто то, чего, наверное, жду. Вот говорю - и чувствую, как волнуюсь. Потому что действительно жду. Есть люди, от которых постоянно ждешь поступков, ждешь, что рискнут, сделают. Не знаю, такая я или нет, очень хочется быть такой. Чтобы от меня всегда тоже чего-то ждали.