"Молодежь Эстонии" | 12.11.07 | Обратно

Где у Европы восточная граница?

Андрей БАЙКОВ,
Центр постсоветских исследований МГИМО — «РИА Новости»

Фото «РИА Новости»

Итак, в Португалии состоялся очередной саммит «Россия — ЕС». Судить о состоянии дел в наших отношениях по этим, ставшим уже регулярными, встречам — неверно. Осенние саммиты разыгрываются по нотам принимающей стороны, к которой, в соответствии с принципом полугодичной ротации, переходят функции председательства в ЕС.

Могло показаться, что ключевая проблема сейчас — это заключение нового базового «стратегического соглашения», регулирующего отношения России и ЕС (как бы оно в итоге ни называлось). Прежнее истекает в 2007 году, а Польша, которая блокирует заключение нового соглашения из-за торгового спора с Россией, парализует связи двух сторон. Но выход был найден: старое соглашение просто продлили. И оказывается, потенциал этого документа еще работает. В то время как новый сегодня мог бы получиться куда хуже, поскольку туда попали бы все проблемы новых членов ЕС в отношениях с Россией.

Так что дело не в документе. Глубинные аспекты наших отношений лежат на скрещении истории, психологии и мифологии.

Дело в том, что, в отличие от отношений России с другими международными партнерами, отношения с Брюсселем строятся не только на стратегическом выборе элит или прагматическом восприятии кратко- и долгосрочных интересов. В их основе — фактор культурной и, главное, пространственной близости более двух десятков, а если учитывать многонациональный состав некоторых стран, то и до двух сотен народов за почти полтора тысячелетия.

Одна из особенностей геополитической идентичности Европы — отсутствие восточной границы. Например, «европейскость» России Нового времени (в основном XIX век) не вызывала ни сомнений, ни возражений. В те годы десятки российских аристократических семей, включая императорскую, были объединены династическими и брачными узами со всеми монархическими дворами Европы. Тогда Россия выступала полноправным участником «европейского концерта», аналога современной восьмерки.

Зачем именно российским интеллектуалам еще в середине XIX века понадобилось изобретать и всячески пропагандировать непримиримую непохожесть двух естественных территориальных и цивилизационных соседей — непонятно. Так или иначе, но произвольно рожденная мысль обрела собственное бытие и прочно укоренилась в сознании не только россиян, но и — что гораздо хуже — наших европейских партнеров. С тех пор манипуляции с «восточной границей Европы» стали дежурным инструментом давления, в основном психологического, на Россию.

Так, на пике разрядки, в начале 1970-х годов, в рамках общеевропейского процесса (СБСЕ/ОБСЕ) западные политики жонглировали формулой «Европа от Ванкувера до Владивостока». На спадах отношений территориальная трактовка Европы вновь сжималась, замыкаясь в границах ЕЭС. «Общеевропейский дом» Горбачева возродил на непродолжительное время расширительное понимание Европы, распространив ее на европейский сегмент советского и постсоветского пространства. А сегодня иной раз можно подумать, что вся стратегия расширения ЕС и связанная с ней политика соседства своей побочной целью имеют сдерживание, психологическое укрощение России.

Сегодня в медийном и академическом эфире идет борение двух интеллектуальных потоков. С одной стороны, установка на максимальное обособление Европы от России, когда первая включает лишь страны, входящие в ЕС и НАТО, а с другой — концепция «Большой Европы» и ее практическая проекция — осуществление программы «четырех общих пространств».

Этим последним и занимаются на встречах «Россия — ЕС».

На сближение России и ЕС объективно работают демографические и экономические тенденции. В европейской части России проживают две трети населения. Они мыслят себя европейцами, образованы по-европейски. Для них европейские страны более досягаемы физически, чем зауральские регионы России. На Европу приходится свыше 50% внешнеторгового оборота РФ (51,6% в 2006 году). Страны ЕС — в числе лидеров туристических потоков из России. В 2006 г. из порядка шести миллионов туристов, выезжающих за рубеж, 3,6 миллиона (т.е. более 50%) отправились именно в Европу. С каждым годом растет число образовательных и культурных программ, смысл которых во взаимном ознакомлении жителей европейских стран и России с реалиями жизни и быта друг друга. Общества будто бы сами подталкивают лидеров к улучшению качества отношений и к их реальному (прежде всего визовому) упрощению.

С другой стороны, есть субъективные исторические переживания новых членов Евросоюза (Латвия, Эстония, Польша), стереотипные оценки поборников либеральной демократии из числа его ядра (Великобритания), правозащитная «клишеобразная» риторика общеевропейских квазипредставительских институтов (чеченский вопрос в ПАСЕ, например).

Однако идея «общих пространств», как и, в конечном счете, более насущная идея — общего пространства сосуществования и действительного сближения России и Европы, — не сиюминутная фантазия. В истории она уже имела прецеденты реализации. Для ее успеха сегодня нужно, чтобы политики, наконец, осознали, в чем состоит наш общий стратегический интерес и на каких аксиомах строить дальнейшее взаимодействие.