"Молодежь Эстонии" | 29.11.07 | Обратно

Эхо финансовых потрясений

Йосеф КАЦ

Tолько за последние сто лет монеты и банкноты в карманах и кошельках жителей Эстонии сменились, как минимум, добрых раз десять. Причем порой – нежданно-негаданно. И практически всегда – с выгодой для властей и ущербом для населения.

На тему того, что же именно стало благоприятным фоном для массовой скупки евро по преимуществу русскоговорящими жителями – недостаточная информированность, упоминание возможности девальвации кроны рядом западных экспертов или же недоверие к правительству ЭР в целом, – рассуждать можно долго. Но невозможно не обратить внимание еще на одно обстоятельство: сама история денежного обращения на территории современной Эстонии способствует формированию веры в то, что «призрачно все в этом мире бушующем».

«Царский» и «восточный»

В начинающийся ХХ век жители Эстляндской и Лифляндской губерний вошли с полновесным золотым рублем. «Империалы» и «полуимпериалы» достоинством в десять и пять рублей исчезли из обращения с началом Первой мировой войны. Находившиеся на руках у населения банкноты с портретами российских императоров благополучно пережили не только Февральскую и Октябрьскую революции, но и оккупацию западных губерний войсками кайзеровской Германии: изымать прежние деньги немцы не стали.

Вместо этого параллельно с ними по произвольно завышенному курсу в оборот были запущены так называемые «ост-рубли» и «ост-марки», выпускавшиеся для захваченных территорий с 1915 года. Любопытно, что одну сторону банкнот занимал текст на немецком, а другую – его перевод на польский, литовский и латышский языки. На то, что необходимость в них может возникнуть и в Эстонии, руководство германской «Восточной кредитной кассы», вероятно, не рассчитывало.

Корона из марок

Финансистам новорожденной Эстонской Республики досталось нелегкое наследство: параллельно обращавшиеся среди населения рубли царские, «думские», «керенки»; марки «восточные» и «общеимперские», а заодно и финские обменивались по произвольному курсу. 2 мая 1919 года Временное правительство издало распоряжение, согласно которому единственным платежным средством на территории Эстонии становилась эстонская марка.

Разрушение традиционных финансовых и экономических связей, противоречивые отношения с Советской Россией, общий спад производства и послевоенная разруха – все это расшатывало и без того не слишком твердую валюту нового молодого эстонского государства. И хотя подобной немецкой гиперинфляции в первой половине двадцатых годов Эстонии избежать удалось, становилось ясно – век эстонской марки не окажется долгим.

Уже в 1924 году Банк Эстонии принял распоряжение о золотой кроне – первоначально абстрактной расчетной единице, равной 100/248 граммов чистого золота. Последовавшая четырьмя годами позже денежная реформа превратила крону из «виртуальной» валюты в реальную: в обращение были выпущены новенькие десятикроновые купюры. Кстати, некоторое время «новая» и «старая» валюты обращались параллельно: на стомарковых банкнотах была просто проставлена надпечатка üks kroon...

Вынужденный мезальянс

С самого начала тридцатых годов на страницах местных газет стали появляться карикатуры-загадки на тему того, как представители различных наций пытаются увеличить количество денег в своих кошельках: англичанин отправляется в колонии, американец – на поиски клада, еврей открывает лавочку, а эстонец – ждет девальвации кроны. В 1933 году крону действительно девальвировали – на 33 процента. А заодно – лишили «титула» золотой, официально сменив покрытие драгметаллом на привязку к английскому фунту в соотношении 1:18,35.

Первые месяцы советской власти не отразились на судьбе кроны. Только к концу ноября 1940 года на территории Эстонской ССР наряду с кроной стали иметь хождение и советские рубли по курсу 1 крона – 1 рубль 25 копеек. Реальная стоимость эстонской валюты казалась заниженной в несколько раз. А 25 марта 1941 года в крупнейших газетах Прибалтики появилась скромная информация о том, что с этого дня дензнаки бывших независимых государств считаются недействительными и аннулируются. Без всякой возможности обмена.

Несмотря на то, что по официальному довоенному курсу 100 советских рублей были равны 47 немецким рейхсмаркам, параллельно ходившие на оккупированной Германией территории рубли стали приравнены к... десяти пфеннигам. Введенные в оборот марки были тоже «с заведомым изъяном»: выпущены они были специально для завоеванных территорий, и обменять их на общегерманские было затруднительно. С 1 января 1945 года они и вовсе были выведены из обращения: на руках у оказавшихся на Западе эстонских беженцев остались ничего не стоящие бумажки.

Эффект глубокого удовлетворения

«С чувством огромного удовлетворения встретил советский народ постановление Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) о проведении денежной реформы...» – заверяли в декабре 1947 года своих читателей газеты. На деле все выглядело не так гладко. В полдень воскресенья 14 декабря по радио объявили об обмене денег, хотя детали обмена не сообщались. Назавтра старые наличные стали обменивать на новые в пропорции 10:1. Вклады переоценивались в зависимости от размера. Вместо снабжения по карточкам ввели единые цены – ниже существовавших в коммерческой торговле, но значительно выше существовавших до того цен государственных.

«Хрущевская» реформа выглядела милосерднее. С 1 января 1961 года были введены новые дензнаки номиналом от одного до ста рублей, а также монеты достоинством от копейки до рубля. Старые бумажные деньги в течение января-марта были обменены на новые в соотношении 10:1. «Мелочь» достоинством 3, 2 и 1 копейка осталась в обороте, «вздорожав» в десять раз. В мае Минфин и Госбанк обратились к ЦК КПСС и Совету министров с просьбой «разрешить именовать проведенные мероприятия денежной реформой», причем – «самой гуманной в истории». С высокой оценкой реформы власти согласились, но, по политическим мотивам, велели официально именовать ее «изменением масштаба цен».

Стабильность установилась на тридцать лет: 22 января 1991 года был издан указ об изъятии из обращения и обмене в трехдневный срок всех пятидесяти- и сторублевых купюр образца 1961 года, а также об ограничении выдачи наличных вкладов. Поменять деньги после указанного срока можно было только по решению специальных комиссий. В банке получить на руки можно было не более 500 рублей. «Эффект неожиданности», направленный против «спекуляции, нетрудовых доходов, фальшивомонетчества, контрабанды и коррупции», на деле ударил по тем, кто в течение едва ли не всей жизни откладывал свои «кровные» на сберкнижку.

* * *

Официально объявленный в 9 часов вечера 19 июня 1992 года и проведенный в последующие три дня обмен рублей на эстонские кроны памятен многим. В первую очередь – удивительным чувством «настоящести» новых денег: то, что еще вчера было доступно лишь обладателям иностранной валюты, стало доступно всем желающим. Во вторую – разговорами о том, что не далее чем к Рождеству возрожденная валюта превратится «в бумажки вроде украинских купонов». Этого, как известно, не произошло. Как не произошло на прошлых выходных пресловутой девальвации. Что в очередной раз заставляет задуматься: может ли не всегда благоприятный опыт прошлого быть руководством к панике в дни нынешние?