погода
Сегодня, как и всегда, хорошая погода.




Netinfo

interfax

SMI

TV+

Chas

фонд россияне

List100

| архив |

"МЭ" Суббота" | 08.09.07 | Обратно

Тупик и его обитатели

Летняя прогулка по таллиннским галереям современного искусства

Александр БОРИСОВ


2 х фото автора

Так уж принято, что жить следует в согласии с прошлым. Оно соединено с будущим незримой линией, которая пересекает места массового скопления современников, и нужно вести себя так, чтобы эту линию не трясло в нездоровых, припадочных всплесках аритмии. Кроме того, польза прошлого сосредоточена в накопленном опыте, которым можно пользоваться бесплатно, с пользой для себя и для нетерпеливых, подталкивающих нас в спину потомков. Обидно чего-то не знать и постигать всю жизнь то, что давно известно, пережевано, использовано и вложено в основание другого, более свежего опыта.

В начале двадцатого столетия творческий мир бодро двигался в сторону тупика. Это было жизнеутверждающее и веселое движение, потому что никто не знал об этом тупиковом качестве цели. Потом достигли, уперлись и успокоились каким-то несформулированным ощущением выполненной задачи. Вопреки здравому смыслу выводы из эстетического минувшего оказались размытыми и несформулированными, а тупик оказался привлекательным своим разнообразным отсутствием всевозможных необходимостей. Проще говоря, жизнь там необременительна, проста, богемна и припудрена позолотой таинственной предназначенности и избранности, которые очень легко имитируются в областях нечленораздельного мычания или просто молчаливого существования. С тех пор тупик обрел глобальные территориальные размеры во все стороны мыслимых и немыслимых систем измерения и стал желанным и активно используемым местом духовного бытия рефлексирующей творческой публики. В Эстонии - своя зона тупика. Со своим населением и со своим разнообразием однообразного и скучного.

Ходить по таллиннским галереям современного искусства - это системно и постоянно убеждаться в вышесказанном. Ничего не меняется. Местные художники по-прежнему тужатся в бесплодных попытках постичь непостижимое. Плодятся творческие манеры, почерки и взгляды. Обилие творческих манер обратно пропорционально качеству содержания. Творческая манера хороша ровно настолько, насколько она позволяет вместить или хотя бы отобразить окрестный мир с его печалями, радостями, ценностями и красотой. Если в манеру ничего, кроме нее самой, не влезает, в ней нет смысла.

В К-Галерее на площади Свободы прошла выставка Маре Винт с лаконичным названием «Архитектура». Художница обладает ярко выраженной творческой манерой, напоминающей уроки технического рисования. Ее творческий почерк является образцом потрясающей стилистической непреклонности на протяжении нескольких десятилетий. Ветры перемен тут бессильны. Безупречно отлинованные силуэты архитектурных объектов, украшенные дробными массивами условно отображенной природы, по структуре напоминающей китайскую лапшу, откинутую в дуршлаг. Не исключено, что в сложной структуре интеллектуального восхождения эстонского изобразительного искусства Маре Винт своим творческим почерком подпирает какой-нибудь нужный эстетический постулат, без которого рушится вся система неуклонного роста или, по крайней мере, стабильного существования.

Ее искусство - хороший повод заглянуть в прошлое, полистав альбомы под серийным названием «Эстонская графика», издававшиеся начиная с 60-х годов прошлого столетия с завидной частотой и стабильностью - через 2-3 года, щедрыми восьмитысячными тиражами. Они издавались на превосходной бумаге, в безупречном оформлении и с высоким полиграфическим мастерством. Как качественный и позитивный знак прошлого они доставляют слегка ностальгическое удовольствие от неторопливого и пассивного созерцания.

Вместе с тем можно кое-что осмыслить, понять и сделать выводы. Один вывод до скуки вульгарен: традиции следует чтить. Если следовать этому бесхитростному совету, то можно стать приличным художником. Любой альбом содержит выразительное сочетание стилистически и духовно разнообразного и зачастую противоречивого. Классика с авангардом, реализм с его скорбным разложением в бессмысленные фрагменты постмодернизма.

В альбоме представлены те, кого уж нет, кто обрел обоснованно устойчивое и достойное место в истории искусства двадцатого столетия, и те, кто до сих пор живет творческой жизнью. Р. Кальо, М. Лаарман, Э.Коллом, А. Кютт, Э. Лепп. А также Э. Окас, К. Пыллу, О. Соанс, Ю. Пальм, И. Торн, Ю. Аррак. И множество других блистательных эстонских графиков. Их творчество хочется видеть не в скудном, усеченном виде, довеском к живописи и скульптуре в Галерее KUMU. Хорошо бы иметь самостоятельные площади в каком-нибудь доме графики.

Все познается в сравнении. Если незыблемое творчество Винт вызывает столь же незыблемую ответную реакцию, сопровождаемую физиологически полезным позевыванием, то следующая выставка госпожи Норы Раба вызывает эмоции, не имеющие отношения к светлым чувствам творческого сопереживания. Выставочные площади напоминают цех рессор локомотивного депо с творчески рассредоточенными, покрашенными в веселые тона рессорами. Множество отдельно стоящих и сгруппированных пружин. Если рассматривать их врозь, то получится «Процесс», если вкупе - «Парад». Кроме того, там есть «Контакт». Авангардные штучки, как правило, сопровождаются своей нумерацией. Так исторически принято в авангардном искусстве. Скажем «Процесс II». Художник как бы говорит зрителю: вот это «Процесс II». То есть нет ничего удивительного в том, что ты ни хрена не понял. Будет «Процесс III» - и все станет на свои места. А если не встанет, то продолжим процесс создания «Процессов» и наваяем еще с десяток последовательно нумерованных пружинообразных объектов. Смысл нумерации может быть более прозаичным и практичным. Если, допустим, какой-нибудь художественный фонд захочет сохранить эти пружинки для потомков и закупит на деньги налогоплательщиков этакий «Процесс II», то будет вынужден закупать и все последующие. Потому что нельзя разрушать логическую цепь интуитивных воплощений. Фрагмент искажает смысл целого.

Страсть к нумерации всего, что находится в процессе потери смысла или уже потеряло - это отдельная тема. Может быть, это и хорошо, что госпожа Раба закрутила вертикали и горизонтали в легкомысленные пружинки. Вертикаль в голом виде пугающе прямолинейна, как бы пребывает в состоянии неосознанных языческих воплощений вечно напряженного фаллического культа - как символ неиссякаемого воспроизводства. Вопрос, что именно неиссякаемо воспроизводится и для каких целей, находится за пределами наших заметок.

В Галерее-G завершилась выставка работ Малл Парис. Судя по использованным материалам - холст, масло - это была живопись. Художница фантазирует с геометрическими фигурами в непознанных нюансах магистральных тем авангардного искусства. Непознанных по причине отсутствия объекта познания. Супрематизм Малевича превратился в субревматизм вследствие почтенного возраста и изрядной рыночной поношенности. Квадраты Парис отнюдь не черные, они фактурны и не просто нейтрально блеклы, но порывисто и бессистемно выложены мазками разной степени блеклости, с одной стороны, и разной степени интенсивности, с другой. Это если мысленно бродить по спектру представленного цвета. Впрочем, в этом нет никакого смысла. А может быть, и есть.

Творческий ассортимент мастера широк. Кроме квадрата есть и другие фигуры. А также есть дырки в полотне. Одна квадратная, другая - неприлично интимной формы. Впрочем, искусство - не место для эротических фантазий. Для получения изрядной дозы впечатлений можно было обойтись простым изучением прайс-листа с ценами, вгоняя мозг в состояние коммерческого восторга, вызванного вопиющим противоречием цен и того, что оценено.

Вообще область познания скрытого смысла любого духовного акта, а особенно авангардного, исторически проблематична. Это потому, что скрытый смысл скрыт и напоминает пирсинг двенадцатиперстной кишки. Может быть оригинально и красиво, но для невооруженного глаза и здравого рассудка непостижимо. Понятно, что художник так видит. Непонятно, на что он смотрит.

Творческому человеку необходима сила, противодействующая извне. Из чуждых областей здравого смысла. Для того, чтобы он сконцентрировался и обрел прежнюю мускулистую упругость интеллекта, надо, чтобы его запретили. Хотя бы чуть-чуть. Сказали бы, что вот здесь нельзя. Или можно, но не так. И тогда художник ушел бы в подполье и привычно стал создавать то, что нельзя, и там, где запрещено. В современной, безгранично свободной неопределенности, растерянности и эстетической смазанности поставленных задач и их воплощений ощущается ностальгия по парткомам с их скромными пожеланиями чего-то фигуративного, с просьбами придерживать творческий интеллект в узде здравомыслия, а мастерство в приемлемых формах. Они как бы рекомендовали: изображайте что-то такое, на что можно смотреть. Хотя бы без отвращения. То есть, условно говоря, отстаивали интересы потребителя. В этом не было насилия. В этом присутствовало разумное чувство меры, не противоречащее поиску, росту, движению, постижению и сопутствующим открытиям.

После посещения описанных выставок наваливается апатия. Заходить в галереи, где из зрителей - только сиделка, обреченная на созерцание по долгу службы, как-то даже неудобно. Ты как бы вступаешь в пространство искривленных смыслов и торжества еще не описанных в медицине патологий. Похоже, мы приближаемся к тем временам, когда чего-то не знать будет достоинством. И когда фраза «Я этого не видел, но осуждаю» не будет считаться смысловым бредом.

Может быть, кто-то во всем вышесказанном почувствует иронию и насмешку. Это неправда. Вернее, правда, но не вся. Творческий акт осмыслен и гармоничен во взаимодействии со зрителем. Без зрителя он бесплоден. Как однополый брак. Союз есть, потомства нет. Поэтому любая реакция зрителя благотворна и творчески производительна. Многие, вспоминая незабвенную «бульдозерную выставку» советских нонкомформистов в 1974 году, приходят к выводу, что самое сильное и эстетически вершинное произведение этого исторического события - это пейзажный перфоманс с участием милиции, поливочных машин и бульдозеров. То есть самоценность зрительского отклика на тот давний коллективный акт художников-полуподпольщиков теперь, спустя десятилетия, очевидна. Это должен вспоминать каждый художник перед тем, как решится представить свои работы на суд зрителя.