"МЭ" Суббота" | 22.09.07 | Обратно

Разогнать тоску...

Фрагменты впечатлений о Москве

Александр БОРИСОВ

3 х фото автора

Об отвлеченном ...

Производство цивилизационных прелестей и их настырное впихивание в обиход потребителя сопровождается обильным выбросом отходов вовне. В места массового скопления самих производителей. Роберт Рождественский в свое время горестно заметил: «Человек - машина / По переработке / Всевозможно-всяческой пищи на дерьмо».

Чтобы не погрязнуть в указанной неблаговидной субстанции, нужно регулярно приводить в порядок не только тело, но и душу. И дело не в систематическом использовании клизмы, как советует некий телеперсонаж Малахов. Клизма тут не поможет. Помогут обыкновенные средства профилактического характера. Тело можно водить в баню и систематически чистить ему зубы. С душой сложнее. Ее сущность неуловима и непонятно где пребывает. Весьма вероятно, что ее эфирно-рыхлая структура вольготно раскинулась на площади нашего астрального тела и как губка впитывает весь хлам нематериального порядка. То есть к астральному телу, как к вместилищу души, нужно относиться бережно и держать на расстоянии от упомянутых гадостей.

Многомиллионная армия телезрителей должна помнить, что телевизор - это аппарат, по смыслу очень похожий на ассенизационную машину, работающую в другую сторону. Не выкачивает, а закачивает. И к тому, что оттуда бесперебойно вываливается, нужно относиться с опаской. Не каждый сумеет увернуться. У того, кто не сумел, происходят медленные, системные и кардинальные извращения понятий. Произрастает телевизионное мировоззрение. Именно им сформированы наши представления о Москве.

Она знакома всем не по сути, а по бездне всевозможных, прилагательных смыслов. Это город, столица, Кремль - как политическое понятие, МКАД, Газпром, олигархи, общероссийская тусовка, лобное - во всех смыслах - место, вселенское казино, фабрика звезд и так далее. Все то, чем безнадежно и трагически завалено это, в общем-то, приличное место. Понятно, что теперь уже поздно. Все это не прибрать, не разгрести, не загрузить и не вывезти. Просто нет такой помойки. Но хотя бы для самого себя нужно уяснить, что Москва - это прежде всего понятие. И свои представления о главном нужно систематически освобождать от рухляди, и с освободившейся стержневой сути надо периодически протирать пыль. И жить по понятиям, подчищенным до их сияющей сути. Естественно, не в уголовном смысле.

В Москву, в Москву ...

Приятно сгонять в Москву - разогнать тоску. Не в смысле вульгарных тусняков, с хохотом и повизгиванием на аншлаговых концертах петросяно-галкинского толка. Этой пестрой и разноликой плесени, связанной с Москвой фактом проживания и размножения, теперь хватает и в Таллинне, во время их плановых чесов, или, как принято теперь говорить, на системной разводке лохов. Разгонять тоску следует возле ценностей фундаментальных, вросших в русскую суть в прямом и переносном смысле слова. Возле того, что невозможно транспортировать и показывать за деньги.

Дорога - это своеобразное предисловие к ее цели. Вечером вас ожидают таможенные дела по обе стороны границы, а утром - чашка кофе и пролетающие за окном вагона пейзажи Подмосковья, украшенные скромными элементами доморощенной рукотворности. Кстати, непонятно, почему Подмосковье со всех сторон. Почему нет, скажем, Надмосковья? И вообще, существует ли, скажем, Подпарижье?

Подмосковье уставлено скворечниками. По весне возле них, должно быть, возникают массовые драки между скворцами, вернувшимися на родину для размножения, и людьми, которые упомянутые скворечники называют по-разному. Скромные люди называют это садовыми домиками, наглые - дачами. Ну и естественно, по новой русской традиции - фазендами. У каждой социальной группы свой уровень российского подражательного пафоса. У политиков - Белый дом, у простонародья - фазенды. В честь подобных дачных гнездований известная российская газета носит гордое название « соток». Подобный массовый способ отдыха, квадратно-гнездовым способом, вызывает унылое недоумение. Неужели сюда рвутся по пятницам москвичи, закупоривая пробками все транспортные артерии, ведущие из города?

Возле Ленинградского вокзала, куда прибывает поезд, расположена архитектурно украшенная шайба станции метро «Комсомольская», возле которой - своеобразный, ни к чему не обязывающий фейс-контроль. Там уныло топчется не имеющая никакого отношения к ленинскому комсомолу трагичная толпа невольничьего рынка дешевой рабочей силы. Кого там только нет!.. Хоровод братских республик, презревших пролетарское родство и сломя голову бросившихся в омут разнообразных независимостей. Там как раз те, об кого новая система ценностей вытирает ноги. Таджикско-молдавско-украинское братство ждет работодателя. Здесь же расслабленно занимаются своими бесхитростными делами представители разноликого московского бомжатника - выразительная социальная отрыжка московского олигархического бытия. Бомжи подбирают недокуренные бычки, топчут в компактное состояние пивные банки, пьют «тройничок» и так далее. Мало ли дел у трудолюбивого московского бомжа. Милиционеры, попарно и врозь, сориентированы ко всей этой неуправляемой человеческой массе бритыми затылками, задумчиво смотрят куда-то вдаль, в район памятника Бетанкуру, и иногда грызут семечки. Ностальгический элемент по далекому деревенскому прошлому.

Предуведомление

Ворота Москвы - площадь трех вокзалов - характерны какой-то неопределенной, динамично-напряженной обстановкой, невольно порождающей осмысленные реакции на обрушившуюся здесь действительность. С этого места следует усилить контроль за собственными вещами.

Все хорошее имеет свою оборотную сторону. Бездельный турист, жмурясь от впечатлений и рассеянно любуясь архитектурным прелестями столицы, слабеет в важной теме собственной бдительности. На зазевавшегося туриста в столичном преступном братстве есть своя воровская специализация.

Воруют активно и профессионально. В нормальной жизни принято считать, что неприятности если и случаются, то не с вами. Скажем, если грабят квартиру, бьют морду или выгребают содержимое сумки, то это у знакомых ваших знакомых. Москва - не тот случай. Все перечисленное и многое другое может произойти именно с вами. И потом знакомые ваших знакомых будут рассказывать именно про вас. Плюс подобных неприятностей только один - обогащается собственный личный опыт. В прошлом году в один из эстетически осмысленных моментов моего московского бытия, когда, разинув рот, я любовался скульптурной группой, скомплектованной скульптором Манизером из пограничника и собаки, на станции метро «Площадь Революции», из моей плотной, кожаной, застегнутой на все «молнии» сумки безукоризненно и профессионально вытащили полный комплект жизнеобеспечения - кошелек и бумажник. В бумажнике был паспорт и билет, по которому я предполагал выехать домой. Выехать не получилось. Любование московским метро и другими столичными прелестями затянулось на неделю. Повествование о том, как я оформлял выездную визу - это уже другой жанр. Тоскливый и раздражающий, с каким-то стоматологическим, изматывающим занудством. Не дай Бог остаться в России без документов...

Никуда не деться от надоевшей сентенции - все познается в сравнении. Ну разве смог бы я испытать ту удушающую восторгом радость отъезда из Москвы, если бы этот отъезд не оттеняли случившиеся неприятности? И на выездную визу я смотрел не просто как на вульгарный документ, а как на некий мистический знак. Оказалось, что жизнь не кончилась.

Государственный музей изобразительного искусства им. Пушкина и прилегающие окрестности

Это неправильно - начинать рассказ о Москве, москвичах и гостях столицы с описания убогого тусняка возле трех вокзалов и неприятностей, связанных со столичными щипачами. Справедливее было начать с описания очереди в выходные дни в московские музеи. Это явление характерное, традиционное и не показное. Москвичи и гости столицы искусство любят и к нему тянутся. Московские выставки - явления грандиозные и исполняются в масштабах серьезных всемирных событий. В этом определении - ничего чрезмерного. Экспозиции готовятся тщательно, въедливо и тематически исчерпывающе. Выставка Амедео Модильяни, в ГМИИ им. Пушкина, проводилась с марта по июнь этого года, перед этим готовилась не один год, и на нее были собраны все выдающиеся произведения мастера из лучших музеев мира. Выставку венчал превосходного полиграфического качества и исчерпывающей содержательности, роскошно иллюстрированный альбом. Покупая изящный, ограниченно тиражированный издательский шедевр, вы задвигаете увиденное в обиход собственного культурного бытия на все время собственного будущего. Приятно спустя время открыть его и, уже в домашнем покое, пережить увиденное.

Превосходным альбомом сопровождалась только что завершившаяся выставка «Новый свет. Искусство Америки». Выставки подобного уровня не стоит устраивать там, где много непревзойденного, классического искусства. На его безупречном фоне очень сильно ощущается этнографический характер того, что привезли из лучших музеев Америки. Лично мне запомнился «Портрет женщины в синем платье» работы Джона Мидлтона Копли. Очень многое связывает с характерным звучанием его фамилии. В Копли протекает моя трудовая жизнь...

Грандиозный комплекс великого музея расположен на Волхонке. К сожалению, в исторически знаковых окрестностях - не только хрестоматийно безупречное. Напротив ГМИИ им. Пушкина в роскошном особняке разместилась экспозиция музея Ильи Глазунова, гонимого любимца властей всевозможного политического окраса. Туда очередей нет. В холодную погоду это удобно.

К разряду столичных особенностей можно отнести эстетические склонности сановных чиновников к разнообразным формам поощрения творческой посредственности. Они одарили Москву еще одним вызывающим недоумение прижизненным музеем придворно-приторного живописца Шилова.

За храмом Христа Спасителя тянется вверх с набережной Москвы-реки памятник Петру I работы самого плодовитого формовщика бронзы Зураба Церетели. «Мин херц» на мачте. Обронзовевшим зверинцем его же работы загажена часть Александровского сада. Возле Национальной библиотеки как-то неловко сползает с горшка бронзовая фигура великого Достоевского работы еще одного академика и всевозможного члена, скульптора Александра Рукавишникова. Настойчиво влезает в историю русского искусства сюрреалистично-реалистичный любимец бомонда Никас Сафронов.

Как ни странно, эта невероятная смесь бреда со здравомыслием, изысканного вкуса с вопиющим безвкусием по-своему впечатляет. Ты как бы находишься в беспредельной шкале ценностей. Идешь, скажем, по Сытинскому переулку, с досадой смотришь на насильно впихнутые в панораму исторической улицы современные стекляшки и вдруг натыкаешься взглядом на чудесный деревянный особнячок XIX века издателя Сытина. С резными медальонами, с фронтоном и колоннадой, исполненной из лиственничного кругляка и покрашенной в белое. На душе теплеет от этой скромной и изысканной реплики провинциального, русского прошлого, тихо исполняющего непревзойденную роль покоя в современном столичном безумстве. В таких местах и понимаешь, как надо, а как не надо. Во всех смыслах. Это своеобразная школа воспитания вкуса.

Вот здесь впору начать повествование о главном и интересном. Но, как известно, досадные паузы происходят именно на самых интересных местах.

Москва доставляет два очень сильных, взаимоисключающих удовольствия в такой последовательности: сначала с удовольствием туда въезжаешь, потом с удовольствием примерно такой же силы выезжаешь. Но в значительной степени для того, чтобы вскоре опять получить эти два удовольствия.