"Молодежь Эстонии" | 16.12.08 | Обратно

Память о настоящих людях остается

Лев ЛИВШИЦ

Вильгельм Кюхельбекер был узником тюрьмы Вышгородского замка. Фото Алексея СМУЛЬСКОГО

«Он человек, достойный уважения
и сожаления, рожденный для любви
к славе, но и… для несчастья».
Жан Жак Руссо

Сегодня мы поговорим о судьбе человека, мечтавшего о прекрасном будущем для своего народа. Мечтатель потерпел поражение в этой борьбе. Декабристы были первыми и слишком опередили свое время.

Письма, дневники, мемуары… Тысячи исписанных разными почерками листов… Они хранятся в Пушкинском доме Петербурга. И когда знакомишься с этими бесценными документами эпохи, обнаруживаешь в них свидетельства того, что многие участники восстания декабристов были связаны с Эстонией.

По высочайшей милости

Есть в Пушкинском доме одно письмо. По всей видимости, оно не дошло до адресата. Спустя десятилетия его обнаружили в бумагах Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии. Оно очень короткое: “Я пишу вам только несколько строк - не потому, что нет времени на большее, но потому, что слишком много чувств обуревает меня: я покидаю в Динабург, меня переводят в Ревель”.

Автор этого письма, отправленного родным в Петербург, поэт Вильгельм Кюхельбекер, осужденный за участие в восстании 25 декабря 1825 года на каторожные работы, но не отправленный на сибирские рудники и по “высочайшей милости” более десяти лет скитавшийся по тюрьмам. Наглухо закрытый экипаж вкатил в крепостные ворота Вышгородского замка, и узника ввели в мрачный каземат. Из Ревеля в Петербург отправили срочное донесение о том, что ““важный преступник в Ревельскую крепость доставлен и посажен за строжайшим присмотром в особый покой здешнего замка”.

Вильгельм вспомнил светлый домик мызы на холме, счастливое детство, как читал книги и мечтал о подвигах. Но впечатления детских лет не могли пройти бесследно, и уже много лет спустя в письме к брату, тоже декабристу, писал из тюремной камеры: “Здесь тихо наши дни текли!/ И мы ... средь жизненных сует/ Всегда и всюду видеть будем/ Тебя, родного неба, свет!

В 1770 году из Саксонии в Петербург прибыл дворянин Карл Кюхельбекер. Человек образованный, к тому же деловой. В России при Павле I успешно продвигался по служебной лестнице, стал директором дворцово-паркового ансамбля Павловска и получил в награду имение Авинурме в Эстонии. Там, в Павловске, родился его старший сын Вильгельм. Дворцовый переворот и убийство Павла I в 1801-м оборвали карьеру немецкого эмигранта при русском дворе, после его смерти в 1808 году все семейство осталось почти без средств.

Царскосельский лицей

В 1811 году в Царском Селе был создан лицей, который замышлялся для подготовки высокопоставленных чиновников. Содействие родственника, известного генерала Барклая-де-Толли подоспело вовремя - он устроил Вильгельма в это привилегированное учебное заведение.

На первых порах нелегко пришлось Вильгельму в лицее. Неуклюжий, вечно занятый своими мыслями, готовый взорваться как порох при малейшей обиде, Кюхля (как называли его лицеисты) был предметом насмешек. Он даже с горя пытался утопиться в пруду, но ничего не получилось, его благополучно вытащили. Пушкин тоже посмеивался над Вильгельмом, но очень скоро оценил его. Написанные Вильгельмом поначалу неумелые и тяжелые стихи вызывали насмешки, и Пушкина в том числе. Вильгельм обижался на него, но при этом преклонялся и восхищался его стихами, и превратилось это в трогательную любовь к нему, и он пронес ее через всю жизнь. А первое напечатанное стихотворение Пушкина “К другу стихотворцу” обращено именно Кюхельбекеру.

Лицей Вильгельм окончил с серебряной медалью и был определен, как и Пушкин, в Главный архив Иностранной коллегии. Но “шаркуном”-чиновником он не смог стать по своей природе, вот и получилось, что бедствия постерегали его всегда. Поначалу все складывалось неплохо. Вильгельму нашлось место преподавателя русской словесности в пансионате, где учились Лев Пушкин, Соболевский, Нащокин... Все они горячо любили энтузиаста-словесника. Одновременно он взял частные уроки - обучал ленивого мальчика Мишу Глинку (будущего композитора). Кажется, это был единственный период жизни Кюхельбекера, когда директор лицея Энгельгард написал про него: “Он живет, как сыр в масле… преподает и в каждом номере “Сына Отечества” срабатывает целую кучу гекзаметров. Кто бы подумал, когда он у нас в пруду тонул, что его на все это станет”.

Однако уже весной 1820-го его мирные дни были нарушены. Узнав, что Пушкину грозит царская расправа, он ринулся на защиту друга. В Вольном обществе любителей словесности прочел стихотворение “Поэты”: “И ты - наш новый корифей, -/ Певец любви, певец Руслана!/ Что для тебя шипенье змей,/ Что крик и Филина и Врана?/ Лети и вырвись из тумана,/ Из тьмы завистливых времен…” Сразу после публичного чтения этих строк министр внутренних дел получил донос на Кюхельбекера. Тучи сгущались теперь уже над головами двух поэтов. К счастью, помог третий. Дельвигу предложили место секретаря при богатом вельможе Нарышкине, отъезжавшем в заграничное путешествие, и Дельвиг отказался от него в пользу Кюхельбекера.

6 мая 1820 года уехал в ссылку Пушкин, 8 сентября отправился за границу Кюхельбекер. С тех пор они встретились один только раз и пробыли вместе всего несколько минут, пока их не растащили жандармы. Обязанности секретаря Кюхля исполнял с прохладцей. В Германии посетил Гете. В Париже прочитал несколько лекций, которые были полны свободолюбивых идей. Он немедленно был выслан в Россию. Вернувшись из Европы, был отправлен на Кавказ чиновником “по особым поручениям”.

“Мой брат родной по музе, по судьбам…”

Однако “особых поручений” он не исполнял, да и дуэль с очередным обидчиком заставила генерала Ермолова отправить его в Петербург. Здесь, оказавшись в предгрозовой атмосфере приближающихся событий, он всего за полмесяца до восстания примкнул к группе Рылеева. В следственных материалах по делу декабристов о Кюхельбекере сказано: “Принят в Северное общество в последних числах ноября 1825 г. На совещаниях не был, а 14 декабря узнав о замысленном возмущении, принял в оном живейшее участие…”. Все точно в деталях, но разве документ мог выразить тот восторг, который охватил натуру самоотверженного человека при мысли о грядущей свободе! Разве могли судьи понять, что перед ними добряк, не способный и мухи обидеть, но готовый отдать жизнь за общее дело?

Как ни странно, приметному внешне, ничего не смыслившему в конспирации Кюхле удалось скрыться из Петербурга, добраться до Варшавы, и только там 19 января 1826 года он был арестован по приметам. Более 10 лет скитался по тюрьмам, прежде чем был выслан на поселение в Восточную Сибирь.

Тюрьмы и ссылки не сломили его волю, не переменили убеждений. Он много работал, писал стихи и прозу, переводил Шекспира. И всегда с теплым чувством вспоминал “колыбель своих первоначальных дней”. Неудивительно, что действие одного из самых известных его произведений - повести “Адо” происходит в родных местах, в Авинурме и на берегу Чудского озера. Это рассказ о том, как эстонские старейшины готовили восстание против немецких рыцарей и послали в Новгород сына одного из них - Нора. Пока посланец был в Новгороде, рыцари раскрыли заговор, захватили его организаторов, их вождя Адо и готовили его казнь. Возлюбленная Нора, дочь Адо Мая тоже отправилась в Новгород. С помощью одного из русских князей Нор освобождает Адо, женится на Мае и погибает, сражаясь с рыцарями.

Умер Кюхельбекер, удивительный романтик, русский Дон Кихот в далеком Тобольске в августе 1846 года. Умер человек, о котором за два месяца до восстания – 19 октября 1825 года Пушкин писал из Михайловского:

Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво;
Но юность нам советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты…
Опомнимся - но поздно! И уныло
Глядим назад, следов не видя там,
Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было.
Мой брат родной по музе, по судьбам?

Навечно вобрав в себя стоны и тяжкие думы, безмолвны камни темниц. Ржавеет железо, стираются надписи на каменных плитах, но память о настоящих людях остается!