"МЭ" Среда" | 06.02.08 | Обратно

Спасенные надеждой

Епископ Филипп Журдан...

Вторая энциклика Папы Римского Бенедикта XVI, опубликованная в конце прошлого года и недавно переведенная на русский язык, носит название Spe Salvi («Cпасенные надеждой»). «Эта энциклика - скорее размышление, - говорит апостольский администратор Католической церкви Эстонии Филипп Журдан, - цель которого осветить проблемы нынешнего времени и общества светом веры. Часть ее предполагает веру в Христа, другая анализирует нынешнее положение дел, cтремление людей обрести надежду и возможности этого достичь, а потому предназначена для всех, кто полагает, что в ней сказано чтото важное о человеке». Некоторые проблемы, затронутые в энциклике, и их отражение в нашей жизни стали предметом беседы епископа Филиппа ЖУРДАНА и директора Института международных и социальных исследований Таллиннского университета профессора Райво ВЕТИКА.

...и директор Института международных и социальных исследований Таллиннского университета профессор Райво Ветик. Фото Элины ПЯЗОК

Профессор Р. Ветик: Я прочел энциклику с большим интересом и согласен с тем, что она важна и для верующих, и для неверующих, потому что вдобавок к темам, касающимся религии, большая ее часть затрагивает проблемы современного общества. Мне как социологу приятно поговорить об этом с теологом, поскольку новые идеи и мысли часто появляются на стыке различных воззрений. Мне показалось очень важным четкое разделение в энциклике двух подходов к понятию надежды, базирующихся на двух различных подходах к человеку: первый основан на учении Христа, второй сложился в современной науке. Эти подходы, в свою очередь, обусловили разные видения общественных процессов и должны, согласно Папе, друг друга дополнять. Либеральная идеология, возникшая на волне наук нового времени, принесла большие технологические и научные достижения, но, например, две мировые войны прошлого столетия - тоже своего рода ее плоды. Мы находимся сейчас в переходном периоде: нам стало понятно, что общественные процессы не так просты, как провозгласила идеология прогресса, и надо обращаться к источникам, которые смотрят на мир несколько иначе, а христианство - один из них. Один из моих вопросов в связи с энцикликой, как объединить два полюса: с одной стороны, общечеловеческое понятие надежды, связанное с Богом, а в действительности - с сущностью человека, который по природе своей несовершенен и внутренне разделен, а с другой стороны, то понятие, которое используется в повседневной жизни и связано с повседневными целями, действиями во имя их достижения, опорой на разум, надеждой на их осуществление. Мы не можем ограничиться только одним подходом, и об этом говорит сам Папа Римский, который считает, что христианская церковь должна быть в этом отношении самокритична, поскольку оставляет индивидуума на втором плане. В то же время модернистские идеологии неоправданно отодвигают на второй план те аспекты человеческой природы, которые более глубоки, чем индивидуализм.

Епископ Ф. Журдан: Мне кажется, для Папы Римского, в первую очередь, важно то, что надежда нужна любому человеку, вне зависимости от того, где он ее обретет. И это антропологическое понятие. Человек живет не только в настоящем, но проецирует себя в будущее, желая понять, в чем оно состоит. Бенедикт XVI упоминает марксизм и другие идеологии, которые теологи называют между собой «земной сотериологией», учением о спасении в социальном контексте. Надежда - то, где находят общий язык и верующие, и неверующие: все мы живем надеждой, все на что-то надеемся. Другой вопрос, как мы используем это в жизни. Иногда Католическая церковь оставляет впечатление, что надежда на вечность важнее, чем нынешняя жизнь конкретного человека, но это не так: мысль о том, что надежда на вечную жизнь - побег от реальности, появилась лишь после Ренессанса, создав интеллектуальное противоречие, которого раньше не было. Стараясь свести различающиеся концепции, Папа говорит, что идеология развития сама по себе хороша, но одно линейное развитие ни к чему не приведет. Так, Карл Маркс, разрабатывая теорию создания совершенного общества, забывает о свободе человека, о том, что его спасение невозможно только извне, улучшения и упорядочения внешних условий для этого недостаточно. Папа Римский утверждает, что спасение человека должно происходить изнутри, и поэтому идеологии, ориентированные исключительно на экономическое и политическое развитие, хотя и могут быть полезны, не достигнут своих целей. Общество очень важно, человек существо общественное, но при ответе на вопрос, как реально обрести надежду, принимается в расчет, прежде всего, человеческая душа. И в свете этого понятно, что когда человек ищет вечной жизни, он ищет и нынешнюю жизнь, улучшая и дополняя ее в надежде на вечную. Мы встречаемся с Богом не только в церкви в высоком смысле, но и в делах повседневной жизни, освящая их целями, простирающимися в будущее, или «привлекая будущее внутрь настоящего». Энциклика в этом плане очень оптимистична, поскольку показывает, что спасение человека возможно, если помочь ему открыть его индивидуальную судьбу. Есть, правда, проблема, связанная с заблуждениями тех верующих, которые считают, что надежда на вечность исключительно индивидуальна: если я ищу радости и счастья, это значит - своей радости, своего счастья. Хорошо, что человек ищет счастья и вечной жизни, но Христос учит нас любить ближнего, и кто-то должен думать и о современном обществе.

Профессор Р. Ветик: Меня интересует, как идеи христианства и Католической церкви могут быть применимы в повседневной жизни, и, наверное, есть смысл поговорить о конкретном примере - апрельских событиях, ставших в прошлом году самой острой проблемой в эстонском обществе. Эстонцы и русские неодинаково оценивают эти события, связанные с этим надежды или безнадежность по структуре своей различны. Если смотреть на доминирующие мнения в эстонских газетах, возникает ощущение, что теперь все в порядке, с кризисом удалось справиться благодаря решительным действиям правительства, что многим эстонцам это придало уверенности в том, что государство может их защитить, надежды их укрепились. Если же посмотреть русские газеты, все наоборот - действия правительства отняли всякую надежду у многих людей. Как бы церковь интерпретировала этот конфликт, как преодолевать такого рода конфликты?

Епископ Ф. Журдан: Проще ответить, как интерпретировать конфликт, чем как его преодолеть. Апостол Павел говорил: «Все мы дети Божии» - и это единство человеческой сущности означает, что все мы должны уважать друг друга и любить со всеми недостатками и слабостями. На мой взгляд, в результате произошедшего появилось нечто позитивное. Раньше казалось, что эстонский народ живет - и это справедливо - с надеждой на то, что государство восстановлено, открылись возможности, каких раньше не было, и можно создавать свое общество без всяких указаний извне, но при этом забывает или не осознает, что часть населения живет без этой надежды, без ощущения того, что тоже участвует в строительстве общества. По-моему, теперь больше говорят об этой проблеме, я вижу это, например, на уровне экуменической церковной деятельности. Раньше мы просто не задумывались, что определенные тексты надо перевести и на русский язык, а сейчас то и дело возникает вопрос о том, что ту или иную информацию следует осветить в русских массмедиа. И это хорошо, поскольку, если о проблеме говорят, тем самым уже ее решают. Да, мы живем с надеждой, действуем во имя ее осуществления, но мы должны видеть и тех, кто живет без надежды, а потому крайне уязвимы, поддаются влиянию извне. Человек нуждается в надежде, иначе он начинает отрицать, протестовать бессмысленным образом, примерно так же, как неуверенные в себе подростки, шокирующие окружающих внешним видом. Что же касается рецептов, я думаю, что правильный подход к надежде - это не только открытие религиозного измерения человека, но и осознание его свободы, понимание того, что общество не может все предопределить. Пусть кто-то не говорит по-эстонски, или у него нет семьи, или он не справляется с жизнью, но он в любом случае свободен, чтобы выстраивать свою жизнь, он не игрушка общества. И христианская вера подчеркивает эту свободу, в то время как идеологии XX века иногда чрезмерно рациональны и заставляют человека думать, что он не может изменить свою судьбу, вынуждая тем самым менять ее негативным путем. Конечно, церковь может дать много для осознания человеческой свободы, но нужно помнить, что ее влияние как социального института ограниченно, ее власть в том, что идет от веры, в том, что она дает душе и сердцу конкретного человека, а не обществу как таковому.

Профессор Р. Ветик: Интересно сравнить рецепт церкви и рецепт социологов при ответе на вопрос, как совместить в жизни эстонского общества конфликтные надежды представителей разных национальностей. Христианство предлагает исходить из того, что люди едины по своей сущности, вне зависимости от национальности, обладая и повседневными надеждами и экзистенциальной. Для социолога все сложнее: есть эстонцы, есть русские, среди которых, в свою очередь, выделяются группы, которые можно назвать радикальными и умеренными. И вот типичный рецепт ученого: если умеренные группы с обеих сторон сумеют договориться между собой, а в истории много примеров того, что это возможно, то удастся выработать выигрышную стратегию для всего общества, поскольку умеренные группы лучше представляют его общие интересы и могут лучше провести их в политику. В какой-то мере рецепты христианской церкви и социологии дополняют друг друга: если христиане больше обращают внимание на человеческую природу, то социологи говорят, что этнические конфликты больше связаны с общественными проблемами, например, зачастую дефицит ресурсов или рабочих мест провоцирует конфликты в обществе, приобретающие этническую окраску.

Епископ Ф. Журдан: Что вы считаете в таком случае причиной апрельских событий?

Профессор Р. Ветик: Причины разные, и исторического плана, и связанные с парламентскими выборами. Во-первых, это, конечно, борьба за голоса на выборах в Рийгикогу, которая привела к переносу Бронзового солдата. Во-вторых, то, как создавалось государство, какие были установлены политические структуры, как были приняты законы о гражданстве, языке и другие, вызвавшие у местных русских ощущение не своей страны, второсортности, дискомфорта. И это напряжение вырвалось в апреле. Есть также внешнеполитические причины, в том числе Россия, которая за последние 5-6 лет очень изменилась в плане самоопределения и восстанавливает былое величие, беря на вооружение идеологию и символы из советского прошлого. Великая Отечественная война – символ победы, как и военные памятники, ставшие из символов скорби символами победы. И многие живущие здесь русские это разделяют, они имеют стопроцентное право гордиться памятью предков, погибших в боях за победу, и Россия это всячески подчеркивает. Но у эстонского государства другое понимание последствий Второй мировой войны, и у эстонцев – другие чувства, которые проявились, когда проблема вышла на повестку дня.

Епископ Ф. Журдан: Как, по-вашему, сейчас она больше или меньше?

Профессор Р. Ветик: В какой-то мере меньше, в какой-то - больше. Меньше, как вы отметили, поскольку мы видим, что она существует. До этого говорилось: раз люди не протестуют, значит, проблемы нет. Больше, поскольку правительство сделало значительную политическую и человеческую ошибку, интерпретируя апрельский кризис как результат отношений между Таллинном и Москвой, а свои действия - как необходимость принятия встречных мер. Остается впечатление, будто не существует в Эстонии русских людей, для которых этот монумент действительно важен. Это не мелочь, которая могла бы просто забыться, это присутствует в сознании человека, в его идентитете, это память о прошлом, вносящая новое измерение в настоящее. Но этот повод гордиться прошлым, своей историей подавлен, и пока мало надежды на то, что дела пойдут к лучшему. Если же говорить о политической ошибке, то многое свидетельствует о том, что правительство, подставив себя на роль врага России, подыграло Путину и его администрации, которым, учитывая серьезные демографические, социальные и другие проблемы в стране, в определенной мере нужно внедрить в сознание русского человека мысль о существовании внешних врагов, каковыми стали уже почти все соседи России. И если даже рядовой россиянин в прошлом году считал Эстонию самым большим врагом России, то это проблема и эстонского правительства: неразумно проводить политику, приводящую к подобному положению дел.

Конечно, есть также множество внутренних причин апрельского кризиса, таких, как межпартийная борьба, и мне кажется, что церковь могла бы помочь в том, чтобы подчеркнуть аспект единства всех людей, живущих в Эстонии, показать, что это значительно больше, чем различия. Различие каких-то эмоций и определенных надежд, несомненно, останется, оно обусловлено исторически, его не изжить, но если согласиться, что есть два уровня надежды и на более глубоком уровне мы едины, то, исходя из этого, мы можем пытаться искать ответ.

В энциклике как раз присутствует эта мысль, и там же я нашел подтверждение своим теоретическим идеям в сфере исследования политики интеграции. В странах ЕС большинство подходов опирается на идеологию прогресса, и понятие интеграции осмысляется в том же плане: есть идеалы равных прав, равной задействованности в общественной жизни, при достижении которых интеграция, предположительно, состоится. Мне кажется, христианский подход заключается в том, что проблемы интеграции гораздо глубже, поскольку человек по природе своей разделен и несовершенен. В этом смысле нельзя осмыслять интеграцию только в терминах упомянутых ранее идеалов. Надо иметь в виду, что в отношениях социальных групп людей вовлеченность будет автоматически означать и отрицание: невозможно только включать - если кого-то включаешь, кого-то третьего исключаешь. В теориях интеграции, основанных на идеологии прогресса, эту мысль как-то обходят, а потому и лозунги выглядят утопическими, как материалы съездов компартии: мы все станем когда-то абсолютно счастливыми и образуем одну большую семью. Христиане же говорят, что это в принципе невозможно, что человек был и будет несовершенен. Как социолог я добавил бы, что и социальные группы были и будут несовершенны, и определенное различие интересов здесь неизбежно, а потому очень важно, чтобы эти различия не замалчивались, а обсуждались и высказывались, в том числе и в интеграционной политике. Я считаю, что интеграция - это не значит сделать людей счастливыми, политика интеграции не может решить все наши проблемы, и нереальные лозунги лишь вводят людей в заблуждение и вызывают разочарование. В отношении эстонцев и русских с самого начала можно предположить, что некоторые вещи мы понимаем по-разному, а потому мы должны обговорить, в каких случаях это нормально, а в каких случаях это нужно преодолеть и каким образом.

Епископ Ф. Журдан: Я думаю, есть некоторые основные ценности, которые нас объединяют, и интеграция была бы возможна, если была бы сфокусирована на личности. Бенедикт XVI поддерживает эту идею, еще раньше об этом говорил Иоанн Павел II, философ, сторонник персонализма, рассматривающего мир с позиций того, что человек представляет собой личность, и это гораздо сильнее, чем остальные свойства: культура, язык, характер и т.п. Открыть, что означает личность, объяснить, осмыслить – это может стать началом любой политики, основой успеха общественного развития в целом. Общество состоит не из индивидов, более или менее одинаковых, но принадлежащих к разным группам, а из личностей. И это личностное существование - большое богатство, и об этом старается говорить церковь. Если помнить, что человек - не личный код с ИД-картой, а личность, то это, наверное, может помочь и в решении конфликтов, включая этнические, иначе мы так и будет задаваться вопросом, что нас объединяет с другими культурами и этносами? Но если бы мы состояли только из социальных характеристик, то отними все, и ничего не останется, не будет основы для интеграции. А если каждый из нас откроет, что есть основное ядро, имеющее различные проявления, то интеграция с другими возможна. Об этом много говорил Иоанн Павел II, правда, не как об интеграции, а как о солидарности, но, думаю, для него интеграция и означает солидарность, готовность к поиску общих интересов. «Солидарность, - говорил он, - добродетель, которая объединяет людей, группы и государства». Человеческая добродетель – это гораздо глубже, чем общественная структура. Если человек сам по себе отличается добродетельностью и солидарностью, то и общество солидарно, а если только общественные структуры направлены на достижение солидарности, а сам человек нет, то это неплодотворно.

Записал Игорь Журьяри