"Молодежь Эстонии" | 26.06.08 | Обратно

«... я понял, что должен вернуться в Эстонию»

Фото Элины ПЯЗОК

В интервью газете Diplomaatia президент Тоомас Хендрик Ильвес вспоминает, как 20 лет тому назад воспринималась Западом «поющая революция», как Запад противостоял ей.

В 1984 году, рассказывает президент, он приступил к работе аналитиком в исследовательском институте радиостанции «Свободная Европа». Институт опирался на огромное число открытых источников, направлением его деятельности были все коммунистические страны, кроме Китая. «В политическом смысле начало моей работы было жутким, - признается Ильвес. - В СССР у власти был Черненко… Но затем появился Горбачев. О первых переменах дали знать катастрофа в Чернобыле и первые публикации о ней. В 1986 году Тынис Авиксон опубликовал в газете Noorte Hääl заметку о том, как эстонцев по сути насильно депортировали в Чернобыль ликвидировать последствия аварии на АЭС, – просто хватали и отправляли. Возник даже небольшой бунт. Я прочел и подумал: интересно – раньше о таком не писали».

К тому времени Ильвес уже наладил контакты в Эстонии. С 1985 года он регулярно встречался с Леннартом Мери, когда тот бывал на Западе: «Он звонил мне, я сразу же ему перезванивал, чтобы Леннарт не тратил на разговор денег, которых у него не было. Мери подробно, часами, рассказывал за мои деньги о событиях в СССР…

Я приобрел тогда радиоприемник «Океан», на который можно было ловить ультракороткие волны советских радиостанций. На Западе такой приемник купить невозможно, так как УКВ – частоты, на которых работает полиция… По «Океану» слушали порой много часов подряд передачи Vikerraadio, чтобы знать о событиях в Эстонии. На этом материале делали свои оперативные передачи. Декларацию о суверенитете 16 ноября «Свободная Европа» передала в тот же день».

Но в принципе, признается Ильвес, материалы достать было трудно, это осложняло исследовательскую работу. Но поскольку важным источником информации был Леннарт Мери, то «я был всегда начеку, с большим вниманием воспринимал все, что относилось к событиям вокруг Пандивере, фосфоритам, диктионемовым сланцам. На Западе такие вещи никого не интересовали».

Вскоре досрочно из заключения были освобождены Ахонен, Мадиссон и Парек, в Эстонии начали публиковать книги самиздата. Потом наступил 1987 год, митинг в парке Хирве – первое выступление оппозиции, не повлекшее за собой никаких репрессий.

«В отношении к событиям в парке Хирве, - рассказывает Ильвес, - у руководства радиостанции была явная паранойя. Мы знали заранее, что выступление будет, но говорить в эфир об этом не могли – реклама таких событий после Венгрии 1956 года и сомнительных передач венгерской редакции «Свободной Европы» была запрещена. Правила были строгими: никакой предварительной рекламы. Но поздней почему-то Rahva Hддl и другие каналы в Эстонии раструбили, будто митинг в парке был организован нами. Руководство радиостанции прослушало наши записи и не нашло ничего подобного. Мы были истинными эстонцами: послушными - раз нельзя, то нельзя. Кое-кто в Эстонии на нас за это сильно обижался».

Первая публикация, положительно отозвавшаяся о «Свободной Европе», появилась в тартуской газете Edasi за подписью Тийта Пруули в августе 1988 года.

О событиях в Эстонии дважды были публикации в International Herald Tribune. Первым вышел реферат Ильвеса заметки Тыниса Авиксона о Чернобыле. Второй в августе 1988 года была заметка какого-то финна, наблюдавшего из окна гостиницы «Виру» митинг в парке у памятника Таммсааре.

«Лично для меня переломным моментом была середина апреля 1988 года, - признается Ильвес, - когда я получил еженедельники Sirp ja Vasar и прочитал материалы пленума творческих союзов… Это было невероятно! Я рассказал о пленуме в статье по-английски, но руководство радиостанции сочло, что я сошел с ума. Обещало все перепроверить. Состоялось большое совещание, на котором высокопоставленные аналитики обсуждали, возможно ли в Эстонии такое, и пришли к выводу, что невозможно. Вызвали кого-то из эстонской редакции и заставили прочесть первоисточник по-эстонски, тот подтвердил: да, действительно, на пленуме говорилось именно то, что изложено Ильвесом. Тогда аналитики пришли к выводу, что, вероятно, еженедельник Sirp ja Vasar – большая провокация со стороны СССР в отношении «Свободной Европы».

События в связи с пленумом повлияли на дальнейшую биографию президента. Ильвес был назначен руководителем эстонской редакции радио, а его место аналитика заняла бывшая практикантка Рийна Кионка. Пленум перевернул биографию и в том смысле, что Ильвес решил вернуться в Эстонию.

Очень многим в те годы не нравилось происходящее в Прибалтике.

Ильвес вспоминает свой тогдашний разговор с немецким советологом Петером Ланге - бывшим прибалтийским немцем, в свое время отбывавшим срок в Сибири. «Он считал: прибалты должны прекратить свои идиотские требования свободы. «Это не в наших интересах, вы должны остаться в составе СССР». Спустя время тот же Ланге принес извинения за свой былой радикализм. Аналогичного с Ланге мнения придерживался еще в 1994 году и германский посол в Вашингтоне признававшийся Ильвесу: «Должен вас огорчить, Германия не поддерживает вашего стремления в ЕС. Это не в наших интересах».

На Западе царил общий скептицизм. Его разделяли и Строуб Тэлбот, и Ролан Дюма, заявлявший в августе 1991 года, что Франция не может поддержать независимости прибалтийских республик, поскольку они немедля станут колониями Германии. Ситуация в Америке была чуть иной, тем не менее литовской, латвийской и эстонской редакциям «Свободной Европы» была спущена директива: «Эстонская редакция не пропагандирует независимости, но поддерживает альтернативные формы ассоциации Эстонии в состав СССР».

Как вспоминает Ильвес, он позвонил тогда Мари-Анн Риккен, а та, в свою очередь, позвонила четырем конгрессменам, которые и надавили на руководство «Свободной Европы». В конечном итоге директива была отменена. Тем не менее в Госдепе США считали, что в СССР должна сохраняться стабильность. Свою роль в этом играла «доктрина Лоренса Иглбургера», касавшаяся Югославии. Смысл ее состоял в том, что любой ценой целостность этой страны необходимо сохранить, в противном случае будет кровопролитие. Доктрина влияла на всю внешнюю политику США. В соответствии с этим считалось: СССР надо сохранить, иначе наступит ужас.

Но мнения постепенно менялись. Произошла корректировка: сохранить СССР, но без Прибалтики. Как бы то ни было, подводит итог тех лет Ильвес, «общее отношение к нам не было позитивным», «все, что тогда нам говорилось, возможно, и не попадало в газеты, но остается в памяти, оно даже было намного ужасней, чем рассказано… Но если все же оценивать события 1991-2007 годов, то можно сказать, что эстонцы, будучи в меньшинстве, в своих оценках всегда были адекватней, чем доминирующая идеология».