"МЭ" Суббота" | 30.05.08 | Обратно

Московские сцены

Этэри КЕКЕЛИДЗЕ

Сцена из спектакля «Король Лир» (театр «Сатирикон»). Фото Клима Самгина

Восемь вечеров в разных московских театрах оставили в памяти как восторг, так и разочарование. Диапазон впечатлений – от затаенного дыхания до сухой констатации факта спектакля как такового. Очень полезно бывает видеть срез театральной столицы – не фестивальной сгущенности, а обычного путешествия по репертуару.

Закадровые сожаления

Конечно, восемь вечеров для более-менее полного обзора сегодняшней театральной картины Москвы очень мало. Да и время – середина мая – уже не гарантирует, что играется все, что стало событием сезона. Так и не удалось увидеть «Берег утопии» Тома Стоппарда, трилогию замечательного английского драматурга о русской революции и русских революционерах, поставленную главным режиссером Молодежного театра (РАТИ) Алексеем Бородиным – последний раз в этом сезоне она была сыграна еще в конце апреля. Так что до следующего сезона увидеть эти три постановки не удастся, но зато можно прочесть, все три пьесы собраны в сборнике, выпущенном издательством «Иностранная литература» - лишним не будет, русская революция вещь непростая, сами в ее оценках путаемся, так что с точкой зрения просвещенного англичанина лучше ознакомиться заранее.

Не удалось попасть к «женовачам» - все поголовно именно так именуют «Студию театрального искусства», новый театр, костяк которого составляют выпускники курса Сергея Женовача. Таллиннцам этот коллектив знаком по двум спектаклям, которые прошли осенью прошлого года в рамках «Золотой Маски» в Эстонии» - «Мальчикам» по Достоевскому и «Мариенбаду» по Шолом-Алейхему, и кто видел, тот уже не забудет этих замечательных молодых актеров, уже умеющих так виртуозно работать. «Женовачи» как раз готовились к своей первой премьере в своем собственном театральном здании, которое они наконец-то получили, и поэтому в сводной афише напротив названия театра в эти дни были сплошные прочерки.

Не шел в эти дни и спектакль, который очень хочется увидеть – «Король Убю» в Et Cetera, которым руководит Александр Калягин, как раз недавно сотый раз сыгравший главную роль в этом фарсе Жарри. Зато удалось посмотреть и сам театр, и два его представления. И думается, что именно «Король Убю» с его немыслимым сочетанием провокативности, реальности, вызова, грубой фарсовости как нельзя лучше должен подходить к этому невероятному зданию, которое при всей своей основательности кажется таким ненастоящим, будто завтра в нем запросто может все поменяться местами – и многочисленные окошки и башенки, и разностильные, разнокалиберные, но одинаково удобные кресла (внимательные билетеры подсказывают: «Ваши кресла полосатые» или «Ваши кресла с высокой спинкой»), и ложи, носящие имена - «Ложа Годо» или «Ложа Митрофанушки», например...

Как раз в эти дни в Москве проходил фестиваль искусств «Черешневый лес», начинался ежегодный международный театральный фестиваль «Мелиховская весна», собравший спектакли, поставленные в разных странах по произведениям Чехова. И почти полностью оформилась программа очередного международного фестиваля им. Чехова – о ней я обязательно расскажу в ближайших номерах газеты, потому что как всегда это будет грандиозное мероприятие, длящееся почти три месяца, и неплохо заранее знать, что ждет любителей театра будущим летом, если они, конечно, на эти спектакли попадут...

Да, много чего увидеть не удалось. Зато много удалось увидеть.

«451 по Фаренгейту»

Об этой постановке, осуществленной в театре Et Cetera режиссером Адольфом Шапиро, в Эстонии много писали – еще бы, на главную роль режиссер пригласил нашего замечательного режиссера и актера Эльмо Нюганена. Да и сам выбор произведения известного фантаста Рея Брэдбери выглядит достаточно интригующе: что сегодня в нем увидел такой тонкий режиссер как Адольф Шапиро? Что расслышал он в этой повести, так поразившей воображение читателей в начале второй половины прошлого века (английский оригинал вышел в 1953 году, на русском роман появился в начале 60-х)?

Многое из того, что предвидел Брэдбери, в наши дни стало обыденностью или приближается к этому: хотя нет еще в современных жилищах полностью телевизионных стен, но домашние кинотеатры давно перестали быть редкостью, как и наркотическая привязанность многих людей к телеэкранам. Хотя в наше время люди еще не забыли про хождение пешком или про полевые цветы, но экологические проблемы уже становятся личным делом каждого – каким воздухом дышим, какие продукты едим...

Но потрясал роман не этим пророчеством – речь в нем шла о времени, в котором власть находится в руках пожарных, которые уже не тушат пожары, поскольку дома стали огнеупорные, а, напротив, сжигают книги, то есть воюют с разумом и мыслью: 451 градус по Фаренгейту есть температура, при которой горит бумага. Бесконечные телевизионные шоу на домашних стенах превращают людей в зомби, убивают в них любое живое чувство, отучают думать – за них думает телевизор.

Очевидно, режиссер (он же автор инсценировки) в главном герое Гае Монтэге, человеке, который из пожарного сумел стать человеком, стал читать и думать, а значит, стал врагом Системы, увидел Героя, необходимого сегодняшней России. Не зря в спектакле пожарные, выезжая на вызовы-доносы, находят в домах Достоевского и Солженицына, не зря дамы, обсуждая очередное телевизионное шоу, клянутся в любви к президенту и повторяют: «Я, как и все, голосовала за него». Цитаты из сегодняшней российской действительности щедро рассыпаны по всему тексту спектакля («Крестятся те, на ком клейма негде ставить») и мгновенно опознаются зрительным залом.

Но странное дело – вроде бы и остро, и современно, и вполне по-диссидентски – а смотрится как дидактическая публицистика, иллюстрирующая известные тезисы о том, что такое хорошо и что такое плохо. Умом понимаешь – а сопереживание возникает только в какие-то редкие моменты. Вот герой рефлекторно отшатывается от цветка, который подносит к его лицу странная Девушка, обожающая дождь и пешие прогулки, – он впервые так близко увидел простой одуванчик. Вот брандмейстер Битти (актер Виктор Вержбицкий, сыгравший в «Дневном дозоре» главного злодея) испытывает Монтэга вопросом, чиста ли у него совесть, впиваясь глазами в его лицо – он уже знает, что их дуэль началась, а Гай пока не догадывается. Вот старый профессор Фабер, инвалидное кресло которого может смело называться «все мое ношу с собой» (в нем многое из того, что необходимо для обычной нормальной жизни – и книги, и очки, и даже шелковый абажур над лампочкой), буквально вжимается в его спинку, напуганный визитом Монтэга... Фабера играет замечательный питерский актер Сергей Дрейден.

Но главный в этом спектакле – Монтэг. Эльмо Нюганен играет человека, который поздно начал читать. Тема позднего прозрения становится для него ключевой. Сначала он смутно понимает, что движется к конфликту с привычным миром, и боится этого противостояния. Но с каждым новым свидетельством того, что кто-то другой, в данном случае Битти, имеет власть над его жизнью, протест Монтэга - Нюганена становится все более явным. И понимаешь, почему именно Нюганен нужен был Шапиро на роль Монтэга: превосходно говорит по-русски, он свой – и в то же время чужой, другой, не такой. И манера читать стихи – прекрасная, но не такая. И умеет быть сдержанным на сцене, не теряя глубины. И – как заключительная точка – он может озвучить другую речь: в финале Монтэг по-эстонски дублирует цитату из Библии: «И по ту и по другую сторону реки древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья древа – для исцеления народа».

Эта триада: Битти - Монтэг - Фабер – на самом деле есть главные составляющие конфликта (если угодно, можно перевести на язык политики – власть, оппозиция, народ), но это понимаешь чисто умственно. Конфликт в таком его варианте, судя по всему, неразрешим - недаром Пилигримы (здесь это Хранители Книги, люди, хранящие в памяти тексты сожженных книг), к которым примкнул Монтэг, решены в спектакле уж совсем как в ранних фантастических романах, описывающих будущее, – в тогах и изъясняются высоким штилем. Правда, поют у костра под гитару, да еще и вспоминают Брэдбери...

... А по экрану-занавесу в начале и конце спектакля бегут строки: «Он шел, не думая ни о чем, во всяком случае ни о чем особенном. Но вдруг словно ветер ударил его в лицо...» Так начинается прозрение...

В этом же театре идет «Морфий» по Михаилу Булгакову – его поставил приобретающий все большую известность Владимир Панков в жанре «саунDрама», соединивший в этом придуманном им термине и звуковую дорожку, и драму. Музыканты студии «саунDрама» (кстати, студия и значится как автор музыки) все время на сцене, они же и играют и зэков, и санитаров, и всех действующих лиц, появляющихся в этом очень крепко сбитом зрелище, в котором соединились разные истории одного героя – врача, который начал спасаться от боли морфием, его неудачного брака с певицей – Аида в фантастически красивом костюме поет свою партию, и участвует в фантасмагории наравне с больничной сестрой, жалеющей своего мальчика-врача — это уже третья история... Молодой артист Алексей Черных жестко и нервно играет все стадии распада личности. Это очень бьющий по нервам спектакль – не формой, а именно сутью своей, хотя форма его не просто изобретательна, но замечательно точна.

«Фоменки» в большом и малом

Просто не верится, что «Мастерская Петра Фоменко», наконец, получила новый театр и свою большую сцену, но это факт – и уже состоялась первая премьера, «Бесприданница» в постановке мастера. Новое здание стоит через дорогу со старым, просторные фойе устроены на разных уровнях, много света, а за стеклом – панорама реки с Москвой-Сити на другом берегу.

В «Бесприданнице» Фоменко Ларису играет уже очень известная Полина Агуреева (таллиннцы видели ее в «Одной совершенно счастливой деревне»), Карандышева – Евгений Цыганов, которого падкая на титулы пресса именует новой звездой (кинозрители могут увидеть его в главной роли любовника-мотогонщика в фильме эстонского режиссера Андреса Пустусмаа «Красный жемчуг любви»), Паратова – Илья Любимов, Огудалову – Наталья Курдюбова... Петр Фоменко поставил спектакль о людях, которые не могут любить никого, кроме самих себя. И Лариса здесь такая же, неукротимо рвущаяся к своей цели, и Карандышев, похожий на современного клерка, и мало чем выдающийся Паратов, и Огудалова – каждый сам по себе, каждый в особицу, несмотря на тесный клубок переплетающихся интересов...

А в малом зале у «фоменок» - спектакль с невероятно легким дыханием – «Самое важное», поставленный Евгением Каменьковичем по роману Михаила Шишкина «Венерин волос». Спектакль-чудо – как можно было из пятисотстраничного, многослойного, с чередованием обрывков разных историй, без, казалось бы, единого сюжета романа, несколько лет назад получившего премию «Национальный бестселлер», сотворить такое легкое, кружевное сценическое полотно – режиссерский секрет. Но Евгению Каменьковичу в полной мере удалось распутать запутанные авторской фантазией ходы и смыслы, и увидеть и рассказать простую и трогательную историю про русского интеллигента, оказавшегося волею судеб на чужбине, и который не перестает думать о той уже далекой для него стране, про человека, оставшегося на старости лет в одиночестве, который пишет письма сыну, именуя его придуманным именем Навуходонозавр, и не отсылает их, про мужчину, который пережил несчастную любовь в юности и расстался с женой Изольдой, тоскующей по первому мужу (естественно, Тристану), про несостоявшегося писателя, всю свою жизнь читающего дневник знаменитой певицы Изабеллы, у которой своя сложная жизнь, про фантазера, для которого и школьная учительница Гальпетра (Галина Петровна, фантастически смешная и точная работа Ксении Кутеповой), и Тристан с Изольдой, и Ксенофонт, и эллины есть одна-единственная настоящая реальность. При этом сам он живет в благополучной Швейцарии и служит переводчиком-толмачом в ведомстве, которое призвано решать – давать или не давать эмигрантам из современной России вид на жительство.

Действующих лиц в программке перечислено примерно сорок, а играют их всего восемь актеров, при этом двое исполняют только по одной роли: Толмач - Иван Верховых и Изабелла – Мадлен Джабраилова. Но Мадлен Джабраилова играет свою героиню от детства до старости, с невероятной легкостью скользя по этой временной шкале – детство, семья, обязательный лимонный сок, первая любовь – мальчик Алеша, погибший на фронте в Первую мировую, один любовный роман с артистом, роман с продюсером, своя семья, слава, и – сцена, сцена, сцена... И — ах, как быстро промелькнула жизнь!

Все, чем славятся «фоменки» - легкое дыхание, акварель, кружево – в «Самом важном» есть все, и все чарует. Это «этюды и импровизации», уверяет нас программка. Это калейдоскоп самой жизни – уверяет нас спектакль. Художник Владимир Максимов сумел так лаконично и изобретательно распорядиться небольшим пространством малой сцены, что места хватило на все – и на жизнь, и на видения, и на ненаписанную книгу: названия глав появляются над красными дверцами-ширмами в глубине сцены, там падают как снег листы бумаги, а за ними и Рим, и Ксенофонтовы эллины, и все-все-все... А вообще-то это музей, куда ненавидимая и обожаемая училка Гальпетра водила учеников, и где время от времени все скользят в войлочных тапках как на коньках.

Темп спектакля стремителен, сцены сменяют друг друга с калейдоскопической легкостью, но при этом смысл происходящего никуда не девается, все отыгрывается точно, и каждое превращение убедительно и достоверно.

Именно в тот вечер, когда я его смотрела, представитель «Золотой Маски» вдогонку к основной премии «за ансамбль» вручала четверым актрисам особые знаки отличия от спонсоров – Мадлен Джабраиловой, Ксении Кутеповой, Полине Кутеповой и Галине Кашковской... И это тоже было самым важным.

«Король Лир» Константина Райкина

За Лира Райкин получил «Золотую Маску» как лучший исполнитель мужской роли. И получил абсолютно заслуженно – он поднялся до вершины трагедии.

Такого Лира, честно говоря, видеть еще не приходилось. Крепкий, спортивный, исполненный мужественности – какой он старик? Его еще на сто лет вперед хватит. Этот Лир вообразил себя равным Богу – вот и раздал королевство дочерям, чтобы просто посмотреть, что из этого получится. В петербургском спектакле по той же шекспировской трагедии, поставленной Львом Додиным в Малом драматическом, зятья и дочери вынудили Лира отдать им власть и страну – и он предпочел безумие знанию будущего. Лир Константина Райкина молит о безумии, когда видит, чем обернулось его самомнение... «Лир» режиссера Юрия Бутусова поставлен вне времени, вне географии и вне истории – это какие-то обломки мира: огромные двери, огромный умывальник, какой-то дощатый помост и только три пианино на заднем плане – видно, дочерей здесь учили музыке... Это и есть королевство Лира – немудрено возомнить о себе все что угодно. И именно у этих музыкальных инструментов разыграется потрясающий по силе финал – когда Лир будет вновь и вновь сажать своих мертвых дочерей – Корделию (наталья Вдовина) в белом платье, Гонерилью (Марина Дровосекина) в желтом, Регану (Агриппина Стеклова) в желтом - на крутящиеся стулья, а они будут с них сползать и падать, задевая случайные клавиши, пока свет окончательно не потухнет... В этом «Лире» все неприкрыто и все напоказ, тут не ошибешься: распад семьи, распад страны, распад личности – все связано друг с другом, все определено, по-другому не бывает и быть не может...

«Горе от ума» на Чистых прудах

Как жаль, что спектакль этот почти наверняка не приедет в Таллинн (очень хочется в этом предположении ошибиться!) – его фантастический второй акт рассказывает о режиссере Римасе Туминасе и его понимании русской классики даже лучше, чем его же знаменитый «Маскарад», поставленный в вильнюсском Малом театре, и «Ревизор» в Вахтанговском... Лермонтов, Гоголь и Грибоедов оказались для знаменитого литовского режиссера (ныне он главный в Вахтанговском) очень близкими – и русскою тоской, и смехом сквозь слезы, и острым оскорбленным умом, и болью непонятости...

Режиссерская фантазия это внутреннее ощущение от общего сочетает с хрестоматийными текстами, ориентируясь не на педантичную точность внешнего рисунка, а именно на передачу самой сути авторского произведения. Нужно сказать, что Римас Туминас не одинок в таком подходе к классике – и финн Кристьян Смедс, и бельгиец Люк Персиваль, например, ставят Чехова так, что не сразу определишь, какая именно это пьеса, но то, что это Чехов – не ошибешься никогда. Как ставить смысл пьесы – загадка не для слабонервных.

Этой постановкой Туминаса большинство критиков возмущается, но некоторые, для которых неприкосновенная хрестоматийность текста не самое дорогое, если уловлен смысл, как раз говорят о том, что режиссеру удалось стряхнуть пыль и глянец с комедии Грибоедова. Дело еще в том, что у многих на памяти спектакль Товстоногова с Юрским-Чацким – героем, не понятым обществом и временем. А у Туминаса, наоборот, Чацкий не понимает ни общества окружающего, ни времени – уехал на запад за свободой, вернулся с новыми идеями, а здесь они и не нужны никому... Здесь свой мир – не идеальный, конечно, но свой: захотите нас понять – поймете, а не захотите – так и Бог с вами, без вас проживем... Мы-то вас не трогаем, что ж вы-то так сразу от всего своего отказываетесь? У Туминаса и французик из Бордо появляется только в воображении Чацкого – нету здесь никаких французиков, наваждение это, своих Репетиловых хватает...

Можно спорить с режиссером, но нужно понять его мысль, почему у Фамусова не бал, а дворовое представление, которое многоликие Петрушка и Лиза, воплощение самой игры, разыгрывают по жестокому романсу «Гляжу как безумный на черную шаль», а музыка Фаустаса Латенаса, вырастающая из очаровательного вальса Грибоедова, постепенно к финалу вырастает в разнузданное буйство, и почему так по-свойски хохочут Фамусов с Лизой, вспоминая про княгиню Марью Алексеевну... Но это, без сомнения, грибоедовское «Горе от ума», это его горечь и желчь...