"Молодежь Эстонии" | 25.11.08 | Обратно

Закон и порядок

К семинару была подготовлена и выпущена книга Александра Осипова и Ильи Никифорова «Национально-культурная автономия. Идея и реализация, эстонский опыт». Фото Алексея СМУЛЬСКОГО

Семинар под названием «Перспективы русской национально-культурной автономии в Эстонии» прошел в Таллинне по инициативе Центра информации по правам человека. «Информационный повод для семинара — попытки нескольких человек создать русскую культурную автономию.

Это неоднозначные попытки, и мы решили, что если основные споры о культурной автономии, о Законе о культурной автономии происходили лет 10 назад, даже больше, то не вредно было бы напомнить, что это такое, зачем и почему», — сказал директор Центра информации по правам человека Алексей Семенов. С обстоятельными докладами выступили московский историк, этнограф и юрист Александр Осипов и таллиннский журналист и политолог Илья Никифоров. К семинару была подготовлена и выпущена книга Александра Осипова и Ильи Никифорова «Национально-культурная автономия. Идея и реализация, эстонский опыт».

Александр Осипов, сотрудник правозащитного объединения «Мемориал» и автор фундаментальной монографии, посвященной теме национально-культурной автономии, первым делом отметил тот факт, что национально-культурной автономии как самостоятельного объекта не существует. Московский ученый убедительно обосновал, в том числе и опираясь как на европейский, так и российский юридический и политический опыт, что т.н. законы о культурной автономии представляют собой своего рода «политическое послание» властей (в Эстонии — эстонских, в России — российских), в котором эти самые власти дают понять национальным меньшиствам, что тем делать надлежит, а что — нельзя. Наиболее характерное предписание — отказ национальным меньшинствам в праве вмешиваться в политику.

Журналист и политолог Илья Никифоров был согласен со своим московским коллегой, отметив, что слова «культурная автономия» используются одновременно в нескольких смыслах, что создает изрядную путаницу: «культурная автономия» это и общий демократический принцип либеральной политики, и форма организации на этнической основе, и персональное право.

К сожалению, в Эстонии «культурная автономия» рассматривается исключительно в смысле специфической организации, безотносительно общих демократических принципов и прав человека. Очень важно и то, что в контексте бытующего в Эстонии определения «культурной автономии» мы описываем эстонское общество в терминах национального государства, указываем на иерархию и субординацию языков и культур, очерчиваем границы, отведенные национальным меньшинствам, рисуем перспективу, намекаем на риски и обещаем преференции. Таким образом, определение «культурная автономия» в Эстонской Республике — это описание нашего общества во всем его политическом, культурном, экономическом и ментальном измерении, и именно таком, в каком оно замышлялось в первой половине 90-х годов.

В связи с Эстонией поднимались риторические вопросы: «Почему русские не создали своей культурной автономии?» и «Почему немцы были мотивированы на ее создание?» Профессор Сергей Исаков отметил, что в 1925 году закон создавался заведомо для небольших и богатых национальных групп, русские же, почти половина которых была крестьянами в Занаровье и в Печорском крае, были бедны и не могли себе позволить дополнительного налогообложения для создания автономных культурных самоуправлений.

Илья Никифоров добавил, что «культурная автономия» для немцев в довоенной Эстонии явилась компромиссом после неудачной попытки создания Балтийского герцогства, Рижского мира и поражения мятежных частей ландесвера. А сложившийся за столетия более высокий социальный статус целой национальной группы стимулировал желание сохранить свое положение, выделившись юридически из общего социального организма. Либерализм культурной автономии в Эстонии придавал не сам закон о культурном самоуправлении, но определенные традиции местного общества, наличие к 1918 году меньшинственных театров, школ, высших учебных заведений, издательств и т.д. Что не стало для властей препятствием в проведении после 1934 года целенаправленной политики ассимиляции (эстонизации).

Социолог Дмитрий Михайлов заявил, что он в свое время принимал участие в разработке действующего ныне закона. Закон был разработан в рамках реституции, но с существенными изъятиями, признал Михайлов, отметив в основном намеками, что одним из побудительных мотивов принятия в 1993 году Закона о культурной автономии было опасение, что на Северо-Востоке Эстонии могут проявиться сепаратистские тенденции. При этом г-н Михайлов настойчиво повторял, что Закон о культурной автономии абсолютно аполитичен и Станислав Черепанов допустил ошибку, совместив роли лидера Русской партии и инициатора «культурной автономии».

После принятия в 1993 году Закона о культурной автономии правительству ЭР понадобилось 10 лет для принятия нормативных актов, регулирующих процесс выборов Совета по культуре национального меньшинства.

В ходе обсуждения большинство выступавших согласилось с тем, что действующий Закон о культурной автономии не расширяет, а сужает совокупность прав лиц, принадлежащих к национальным меньшинствам. По смыслу и букве закона культурная автономия национального меньшинства есть не более чем простая общественная организация, частно-правовое юридическое лицо, подобное любому другому объединению по интересам. К сожалению, правовой смысл культурной автономии не соответствует возлагаемым на нее ожиданиям и не оправдывает предусмотренные ограничения.

Возникновение и упадок институтов «культурной автономии» в Эстонии имели политическую почву, уверен Илья Никифоров, а политическое измерение состоит в общем направлении национальной политики государства. Если государственная программа «Интеграция в эстонском обществе 2000—2007» подробно рассказывает о культурной автономии как одном из ключевых моментов, то уже программа интеграции на 2008—2013 гг. тему «культурной автономии» практически не обсуждает. Присущее эстонским политикам понимание культурной автономии в единственном смысле (как особой организации) ведет к тому, что учреждения культурного самоуправления, по существу, нужны будут лишь для легитимации права национальных активистов на обладание властными ресурсами. А как показывает исторический опыт стран Балтии, амбициями национальных активистов всегда можно пожертвовать в «общегосударственных интересах». «МЭ»