"Молодежь Эстонии" | 11.09.08 | Обратно

Русская молодежь Эстонии: положение и ожидания нового поколения

Так называется исследование, которое провели в Эстонии известные социологи. С одним из авторов исследования Ирис ПЕТТАЙ беседует наш корреспондент Нелли КУЗНЕЦОВА.

Фото Алексея СМУЛЬСКОГО

— В этом исследовании внимание эстонских социологов сосредоточилось именно на русскоязычной молодежи. И это кажется чрезвычайно важным, особенно в свете печально известных апрельских событий прошлого года. Что изменилось за прошедший год? Что осталось неизменным?

— Начну с того, что исследование проведено по заказу мэрии Таллинна. И это закономерно. Для руководства города, половину населения которого составляют представители нетитульной нации, важно иметь достоверное аналитическое исследование настроений, проблем, потребностей различных национальных групп, своевременно и правильно оценивать факторы риска, возможность возникновения кризисных ситуаций. А уж в том, что касается молодежи, это совершенно необходимо. Ведь молодые люди, как известно, являются социально очень активной группой населения. Их позиции, их настроения, их социальное поведение очень существенны для планирования развития города, тем более такого, как столица Эстонии. Мы и хотели уяснить в ходе исследования, насколько молодое русскоязычное поколение удовлетворено своей жизнью, своим положением в нашей стране, чего хочет, как оценивает свои перспективы.

Знаете, что особенно бросилось в глаза? Оказалось, что главный индикатор, определяющий многое в положении, в настроениях русскоязычного населения в сегодняшней Эстонии, — это именно возраст.

— Что вы имеете в виду? Разница, конечно, должна быть. Но столь ли она существенна?

— Представьте себе... Некоренное население достаточно четко, я бы сказала, делится на две части: те, кто моложе 40 лет, и те, кто старше. Молодые люди по многим показателям сильно отличаются от среднего и уж тем более от старшего поколения.

В ходе исследования мы старались понять, почему это так.

— И почему же?

— В Эстонии уже выросло поколение, которое родилось в независимом, самостоятельном эстонском государстве. Из тех, кому 15-19 лет, лишь 2% родились за пределами Эстонии. Среди 20-29-летних таких уже больше — 15%. Из поколения 30-39-летних вне пределов Эстонии родились 25%. А из тех, кому 40 и старше, лишь каждый третий родился в Эстонии.

У каждого второго русского эстоноземельца в возрасте до 29 лет в Эстонии родились также отец и мать. Так что речь идет уже о втором поколении, живущем в Эстонии. Это очень существенный фактор. Для сравнения скажем, что из поколения 40-летних и старше лишь каждый седьмой появился на свет у матери, родившейся в Эстонии.

Это обстоятельство вносит в жизнь людей, их судьбы большие изменения. Мы ведь все, очевидно, понимаем, какой труд, какой огромный расход энергии требуется от человека, чтобы переехать на жительство в страну, где все чужое, приспособиться к здешним обычаям, образу жизни, к самой атмосфере, найти работу, жилье и т.д. А молодому поколению тратить эту энергию не пришлось. Им намного легче. В определенном плане они тут свои, здесь их дом. Им энергию, силы можно тратить лишь на то, чтобы учиться, готовиться к будущей жизни.

Большинство из них — это граждане Эстонии. Исследование показало, что самый высокий удельный вес граждан ЭР — среди 20-29-летних (82%). Из тех, кому 15-19 лет, эстонское гражданство имеют 69%, из 30-39-летних — 58%, чуть больше половины. А в старшем поколении только каждый третий имеет эстонский паспорт. В этом поколении много граждан России — 41%.

В массе своей молодые люди владеют эстонским языком уже хорошо или на среднем уровне. Среди 15-39-летних таких — 80-88%, в старшем поколении лишь половина владеет эстонским языком.

Молодые русскоязычные люди знают, в сущности, три языка — русский, английский и эстонский. Среди 15-19-летних английским на хорошем уровне владеют три четверти молодых людей, из 20-29-летних — половина. С возрастом, увы, число знающих английский заметно уменьшается. Среди тех, кому 40 и больше, знатоков английского уже только 8%.

Все это дает молодым русскоязычным немалые преимущества по сравнению с более старшим поколением.

У подрастающей, входящей в жизнь русской молодежи будут, я думаю, хорошие позиции на рынке труда.

— Не хотите же вы сказать, что молодые эстонцы им проигрывают? Пока этого не видно.

— Пока не видно, быть может. Но подождем немного. Эстонская молодежь, к сожалению, теряет русский язык. Среди эстонцев, которым сегодня 15-19 лет, русским владеют только 28%. Сравним со старшим поколением эстонцев. Из тех, кому за 40 и больше, русским владеют 84%. Эта потеря русского языка может в немалой степени ограничить их конкурентоспособность на рынке труда. Это уже начинает сказываться. Тем более, что каждый третий человек в Эстонии — русскоязычный, и, не зная русского языка, уже труднее получить место в банке, в системе страхования, в торговле, в гостиничном бизнесе и т.д.

— Вы считаете, что русскоязычная молодежь занимает равные с эстонцами позиции в материальном плане? Подтверждают ли это результаты исследования?

— В общем, да. Если брать возрастную категорию до 29 лет, то практически эстонцы и русские, я имею в виду, конечно, русскоязычных, живут примерно одинаково. И вполне благополучно. Это в материальном плане достаточно хорошо обеспеченные люди. А вот после 30 лет картина меняется, в этой возрастной категории хорошо обеспеченных людей по сравнению с эстонцами почти в два раза меньше. А уж после 40 — тем более... Иными словами, с возрастом уровень обеспеченности резко падает.

— А тех, кто не учится, не работает, тех, кто беден, кто оказался на улице, — их среди молодых сколько?

— Бедный слой, если можно так выразиться, составляет среди тех, кому от 15 до 29 лет, — 15%. Это, в сущности, каждый 7-й...

Хочу еще раз подчеркнуть: те молодые русскоязычные люди, которые родились здесь, имеют эстонское гражданство, владеют тремя языками, живут или могут жить на том же уровне, иметь те же возможности, что и молодые эстонцы в их возрасте.

— Вы нарисовали довольно благостную картину. Но ведь те ребята, которые в апрельские дни прошлого года собрались на Тынисмяги, протестуя против переноса памятника, как раз и были, в основном, из «категории благополучных». Как это объясняет ваше исследование? Может быть, они и вышли на Тынисмяги, так бурно протестуя, что, чувствуя себя здесь, в Эстонии, дома, на своей родине, хотят, чтобы к ним относились с должным уважением, чтобы к их мнению прислушивались?

— Я бы сказала, что есть такая закономерность: в бурных протестных выступлениях обычно прежде всего участвует молодежь. Именно молодежь... Ей нечего терять. Люди постарше думают о своих семьях, детях, о том, что могут быть арестованы, могут потерять работу, квартиру и т.д. Молодежь не боится подчас жертвовать собой во имя, как она думает, достижения своих прав.

И все-таки я считаю, что у нас выросло хорошее поколение, в целом позитивное. В ходе исследования мы спрашивали, довольны ли молодые люди своим положением, своими достижениями в обществе? Из тех, кому от 15 до 19 лет, своей позицией довольны три четверти. Так же, как и эстонцы в этом возрасте...

— Но они еще не сталкивались по-настоящему с жизнью.

— Да, с возрастом ситуация меняется. Из тех, кому от 20 до 29 лет, довольны своим положением 64%. Это тоже довольно высокий уровень, хотя более низкий, чем у эстонцев. В целом доля недовольных среди русскоязычных составляет 43%.

Все это можно понять. Молодые люди оканчивают школу, вуз, начинают искать работу, сталкиваются с ситуацией на рынке труда и начинают чувствовать, что у них больше барьеров, меньше возможностей, чем у эстонцев. Каждый третий начинает ощущать этот груз проблем.

Но все-таки картина в целом довольно благоприятная. Результаты исследования подтверждают это. Хотя проблемы, безусловно, есть. Я бы даже сказала, что это благополучие — скорее внешнее.

Самая главная, наиболее тревожащая проблема — слабая связь молодых русскоязычных людей с эстонским государством.

— Как тут не вспомнить известные стихотворные строчки: «Мы живем, не чуя под собой страны...» Можно любить эти улицы, парки и скверы, родителей и друзей, которые здесь живут, знать, что здесь могилы бабушек и дедушек, и при этом не знать, не чувствовать, не принимать официальной Эстонии.

— Знаете, 10 лет назад, пытаясь оценить, что главное, что наиболее важно для русскоязычных людей, их интеграции в этой стране, мы определили 12 признаков, или критериев, называйте, как хотите, куда входили и знание госязыка, и гражданство, и желание связать свое будущее с Эстонией, и интерес к ее истории, традициям и культуре, стремление иметь друзей среди эстонцев, умение работать в эстонском коллективе, отношение к российским и эстонским телеканалам, и т.д. Мы предложили респондентам выбрать в этом перечне наиболее важные, наиболее существенные критерии. Вот сейчас, десять лет спустя, мы повторили этот опрос, предложив людям сделать то же самое, выбрать 4 наиболее важных, жизненно необходимых критерия.

— Очень интересно. И что же получилось?

— А как вы думаете, совпали ли ответы у русских и эстонцев?

— Думаю, что нет...

— Ошибаетесь. И эстонцы, и русские поставили на первое место эстонский язык.

— Но ведь при этом они имели в виду совершенно разный смысл. Разве это не ясно? Эстонцы вывели на первое место свой язык, думая о необходимости его защиты, а русские — потому, что с ним проблемы, потому что знание или незнание его многое определяет в жизни.

— На второе место по важности эстонцы вывели лояльность к эстонскому государству, а у русских на втором месте — возможность связывать свое будущее с Эстонией, лояльность к государству они оставили на 4-м месте, а третье отдали проблемам гражданства. В целом эта иерархия ценностей, это определение наиболее важных и менее существенных критериев говорят прежде всего о том, что людей тревожит, о том, чего им не хватает. И мы видим, наши исследования достаточно четко это показывают, что русскоязычным людям не хватает чувства родины.

— Даже тем, кто здесь родился?

— Им не хватает чувства уверенности, стабильности.

— Это понятно. Но скажите, на каком месте в этом перечне важных критериев русскоязычные люди ставят телеканалы, каким из них оказывают предпочтение? Ведь у нас так много говорят о давлении российского информационного пространства, о том, что мы все, русскоязычные, находимся «в плену» у российской пропаганды...

— Вот телеканалы оказались где-то в самом конце списка. Выяснилось, что они далеко не так важны для людей, как это кажется иным политикам. Так же, впрочем, как и отстранение от России, о чем мы тоже спрашивали наших респондентов. Но посмотрите, в числе первых четырех пунктов стоят все те же самые, привычные, давно известные проблемы с гражданством, с языком. Это, я бы сказала, все-таки поверхностные, формальные признаки. Люди, отвечая на вопросы, ничего, в сущности, не сказали о чувстве родины, о любви к ней, о своих эстонских друзьях. Мы практически не получили полноценного, ясного ответа, как тут люди интегрируются, что они сами думают об этом, как ощущают свою интегрированность или отсутствие таковой. Да, молодежь владеет языком, имеет эстонское гражданство, но она все же не чувствует себя уверенно в этой стране. Наверное, у нас, я имею в виду эстонцев, были слишком идеализированные представления, явно завышенные ожидания того, как пойдет интеграционный процесс. Но за каких-нибудь 15-18 лет вряд ли возможно добиться настоящей интеграции. Тут нужно терпение, терпение и еще раз терпение.

У меня недавно был любопытный разговор с одним зарубежным журналистом. По его словам, нет ничего плохого, во всяком случае, катастрофического, в том, что эстонцы и русские живут как бы в разных мирах. В Америке ведь тоже есть целые районы в городах, где приезжие люди, скажем, те же русские, живут замкнуто, не зная языка, не общаясь с американцами. Ходят в свои магазины и рестораны, смотрят и слушают своих артистов, вполне удовлетворяются общением друг с другом.

Я объяснила ему, что в такой большой стране, как Америка, где многомиллионное население, это не приносит большого вреда. Но для маленькой Эстонии наличие такого раздельного существования может стать гибельным. Посмотрите, как разделилась Эстония в прошлом году во время событий, связанных с Бронзовым солдатом. Посмотрите, какой разный отклик у русскоязычного и эстонского населения получил военный конфликт в Грузии. Эстония как бы разделяется на две части, когда возникает какая-либо критическая ситуация. Это вызывает огромное напряжение в стране. Это плохо для Эстонии.

Вспомните, после «бронзовой» ночи у эстонцев сразу возник вопрос: безопасно ли жить в Таллинне? Мои знакомые говорили, что по дороге в Ласнамяэ они боялись в автобусе говорить по-эстонски.

— Ну, это отголоски прежних времен, начала 90-х годов, когда в печати полно было статей о русских оккупантах, мигрантах, о «русском гетто», так именовали, как мы помним, Ласнамяэ. Но эта антирусская, антироссийская риторика оскорбляет, унижает всех нас, русскоязычных людей. Недавно, кстати, нарвские энергетики ясно дали понять это министру иностранных дел Урмасу Паэту.

— Думаю, у государства нет канала, нет возможностей разговаривать с русскоязычным населением так, чтобы люди верили. Во время событий в Грузии и Осетии вновь заговорили о необходимости телеканала для русских. Но просто создания телеканала мало, даже если бы такое решение состоялось. Надо, чтобы с экрана говорили авторитетные в глазах русскоязычного населения люди.

Что делать? В эстонцах живет этот давний страх перед Россией. Что же касается русских, то, как говорит моя коллега, социолог Иви Проос, тоже автор исследования, они любят Россию виртуальной любовью. Возвращаться туда, жить там не хотят, но всегда сочувствуют ей, одобряют все ее действия, с пониманием относятся к тому, что делает ее правительство.

— Наш великий поэт недаром сказал «Люблю Россию я, но странною любовью...» Так любят мать, какой бы она ни была. Но что дальше? Куда мы идем? Как будем жить?

— Все-таки что-то очень постепенно, но меняется. Главный критерий тут — дети. Как они будут чувствовать себя в Эстонии? Две трети русскоязычных, имеющих эстонское гражданство, считают, что жизнь их детей будет безопасной. Из тех, кто имеет серый паспорт, 52% думают, что их детям будет хорошо. 45% российских граждан, живущих в Эстонии, тоже считают, что особого беспокойства судьба их детей не вызывает. Это говорит о том, что нам есть о чем думать, над чем работать.