"МЭ" Суббота" | 12.09.08 | Обратно

Светлая память

Александр БОРИСОВ

Панорама “Балтийской мануфактуры”. 1925 год. фото из архива автора

Эпизоды из истории естественной жизни и преждевременной смерти комбината “Балтийская мануфактура”

Мир утратил резкость, четкость и определенность. Многие явления называют именами их противоположностей. Спад называют ростом. Разруху – возрождением. Воровство – приватизацией или перераспределением. Мародерство, преодолевшее масштаб мелкотравчатого бандитизма с хулиганским посвистом и вульгарным крышеванием, обрело стать респектабельной коммерции и бизнеса.

В этой смысловой жути и фактической неразберихе, названной судьбоносным обновлением, выражаясь в лексических традициях времен социального равенства, из мозолистых рук пролетариата выскользнуло то, что раньше называлось промышленностью. Теперь ее нет. Осталось осиротевшее понятие экономики, которое неприкаянно болтается среди прочих лишенных содержания понятий современной сюрреальности.

Даже плохое не бывает настолько плохим, чтобы из него при незначительном душевном усилии не извлечь какой-нибудь завалящий урок, смысл или пользу. Например, на фоне здоровых больной выглядит плачевно. А на фоне умершего он весьма здоров. Чем хороши нынешние времена? Тем, что обогатили нашу жизнь печальной памятью по безвозвратно утраченному. И, следовательно, всегда есть повод выпить. Или просто помянуть.

Вот и помянем безвозвратно, преждевременно и беспричинно почивший комбинат “Балтийская мануфактура”.

В 1925 году в честь юбилея была издана изящная книжка “1900 – 1925. Акционерное общество Балтийской бумагопрядильной и ткацкой мануфактуры в Ревеле”. Ее содержание лаконично, бесстрастно и безукоризненно с точки зрения идеологических влияний. Для ненавистников советского прошлого это важно.

“Устав акционерного общества Балтийская бумагопрядильная и ткацкая мануфактура” был утвержден императором Николаем II в Ливадии 28 октября 1898 года. Для постройки будущей фабрики была куплена земля около Цигельскоппельской дороги. “23 февраля 1899 года началась постройка фабрики, и в марте следующего, 1900 г. на месте прежнего болота уже поднималось громадное кирпичное здание главного корпуса фабрики, по своим размерам не только в тогдашнее время, но и в настоящее (1925 г. – А.Б.) – одно из самых громаднейших города Ревеля. Главный корпус весь построен из красного кирпича, причем рассказывают, что во время постройки фабричного корпуса были законтрактированы все более или менее значительные кирпичные заводы на значительном расстоянии вокруг Ревеля на поставку кирпича для постройки фабрики на целый год”.

Основателями акционерного общества были: потомственный почетный гражданин Джон Карлович Эльфенбейн и ревельский гражданин Евгений Юлианович Блок. Первым директором пригласили в 1899 году технического директора фабрики “Кренгольмская мануфактура” Джона Ричардовича Карра, уроженца Англии, интеллектуала, безоговорочного авторитета в своем деле. На этой должности он оставался до кончины в 1911 году. Председателем правления акционерного общества долгие годы состоял действительный тайный советник, впоследствии член Государственной думы Алексей Яковлевич Прозоров.

На фотопортреты отцов–основателей не только приятно, но и поучительно смотреть. В их лицах сбалансированная гармония разумных людей, интеллектуально-духовная суть которых существенно перевешивает еле видимое физиологическое содержание с присущими ему наклонностями разнообразных потребительских страстей. Теперь таких лиц практически нет. А если и есть, то вне досягаемости. В областях, не афишируемых, вдалеке от того, что хлещет неудержимыми потоками масс-медийных нечистот.

Вернемся к историческим фрагментам. До катастрофических революционных особенностей, обвалившихся в 1917 году на великую Российскую империю, фабрика работала так, как подобает работать здоровому организму, получающему добротное питание. Если в 1900 году на фабрике работало лишь 188 рабочих и служащих, то за восемь лет число их увеличилось до 2054. Деревянные двухэтажные дома, которые до сих пор можно видеть на улице Ситси, были построены в 1901 – 1923 годах и сдавались за очень умеренную плату семьям мастеров и рабочих. В одном из домов четыре комнаты были отведены под фабричную амбулаторию – аптеку, где фабричный врач и две медсестры ежедневно и бесплатно принимали страждущих и также бесплатно отпускали необходимые лекарства.

В первые годы существования на территории фабрики были построены дома для старших мастеров и служащих, а также приятный, в скромную меру изысканный деревянный особнячок для директора (в советские времена в нем находилась бухгалтерия). Изрядно потрепанный временем, обветшавший и тихо гниющий особнячок можно видеть и теперь.

Фабрика перерабатывала хлопок из Средней Азии и производила главным образом тонкие миткали и прочие ткани для Петроградских ситценабивных фабрик. Потом случилась Первая мировая война, и предприятие переключилось на специфические заказы военного времени. Она была завалена заказами Главного петроградского интендантства, что подтверждает кощунственную поговорку: “Кому – война, кому – мать родна”. Однако вместе с войной пришло время тотальной революционной и оккупационной бестолковщины и невразумительности.

И тут хочется пространно процитировать выдержку из упомянутой ранее юбилейной брошюрки, ибо в представленном историческом эпизоде, на наш взгляд, содержится нравоучительный и назидательный урок. В котором, впрочем, проку нет, так как применить познанное уже не к чему. Все закрыто, растащено или перепрофилировано.

И все же: “Когда за Первой мировой войной наступила революция и за ней немецкая оккупация, фабрика оказалась в совершенно безвыходном положении; прекратились всякие сношения с Россией и вместе с тем не стало возможным получать среднеазиатский хлопок. Чтобы, однако, кое-как просуществовать и не закрывать фабрики, были произведены опыты выработки тканей из льняной пряжи, и в конце концов было приступлено к выпрядке пряжи из остатков хлопка, очесов и т.п., для чего были выписаны особые машины. Таким образом, хоть производство упало, фабрика все же продолжала работать (не считая самых незначительных перерывов) все время революции и последовавшей немецкой оккупации. После немецкой оккупации деятельность и производство опять начали постепенно расширяться ...” Комментировать здесь, в общем-то, нечего. Хороший хозяин бережет, временщик – уничтожает. Трудности исторических этапов не сильно влияют на качество личностей, рекрутированных историей для решения государственных задач.

Социально стабильно, экономически успешно, наращивая производственный потенциал, постоянно обновляя парк ткацкого и прядильного оборудования новейшими достижениями в этой комбинат жил до последних времен. Он с легкостью пережевывал сложности политического характера, лениво реагировал на тайные соглашения, на время поперхнулся Второй мировой войной и благополучно дожил до новейших времен тотальных распродаж всего, что, как говорят в народе, плохо лежало. Ну, и тем более того, что лежало хорошо. То есть всего движимого и недвижимого, дышащего и не очень. “Балтийскую мануфактуру” продали уважаемым, но неведомым представителям Сингапура.

Сегодня блистательный образец промышленной архитектуры и успешной экономики XX столетия завершил свое существование. Все железное распродали или сдали в металлолом, все бумажное – в макулатуру. В том числе две библиотеки, основанные, кстати, в 1903 году для просвещенных нужд работников комбината. Не разворованные остатки библиотеки художественной литературы долгие последние годы плесневели в бомбоубежище предприятия. Редкостную по полноте и содержательности техническую библиотеку сдали в утиль. Исторические здания предприятия, вероятно, трансформируют с учетом современных традиций туристических имитаций. Выпотрошенное промышленное тело лишат сути, набив гламурной требухой гостинично–офисного содержания. Процесс очень напоминает изготовление чучела поверженного медведя. Кроме того обещают воткнуть сингапурский небоскреб.

В этом месте невосполнимого промышленного обвала разбрелась по разным дорогам обездоленная советская интеллигенция. Ввиду навалившегося безделия обострились параноидальные чувства национального сверхдостоинства. Все не титульное отправилось в глухоту сегрегации, украшенную бутафорскими гирляндами интеграционных программ с ложными прелестями грядущего космополитического братания непонятно с кем и зачем. Все, что отмечено титульными достоинствами, угнездилось в хорошо оплачиваемых новообразованиях государственных и общественно бесполезных служб, пребывает в обстоятельном и безбедном существовании, в объеме, который согласен оплачивать Евросоюз. А все не титульное, проживающее в современной Эстонии, по логике определения, относится к нациям эпилога. Пришлых и не титульных выпускников советских вузов, демонтированных из новейшей истории Эстонии вместе с предприятиями, пропустили через санпропускник мелкорозничной торговли. Ни одна страна ни в какое время не имела такого обилия технических и гуманитарных профессионалов с качественным высшим образованием за прилавками киосков.

Потому и остается с теплым ностальгическим чувством вспоминать недавнее прошлое. В бесхитростных историях свое очарование. Может быть, потому, что они ближе к нам своим обыденным уютом, без навязанной интриги напряженного и преисполненного драматизма бытия. Человеку было хорошо в обстановке стабильной душевной устойчивости, в теплом и сердечном мире родных, друзей и коллег. В мире, где умеренные достижения фиксировались благодарностями в трудовых книжках, почетными грамотами, чествованиями в трудовых коллективах, фотопортретами на досках почета передовиков производства и медалями “Ветерану труда”.

Энергичному современнику, проскочившему по причине юного возраста мимо советского прошлого и успевшему привыкнуть к прелестям современных корпоративных мероприятий в боулингах, пейнтбольных сражениях или на буржуазных курортах, этого не понять. Пусть поверит на слово.