"МЭ" Суббота" | 26.09.08 | Обратно

Сибирская жемчужина

Йосеф КАЦ

Деревянная сказка Старого Томска. фото автора

О существовании Томска – точнее, о его своеобразии – мне довелось узнать, пожалуй, раньше, чем о любом ином из городов Сибири.

Причем благодаря довольно своеобразным обстоятельствам: роскошный альбом, посвященный деревянной архитектуре древнего сибирского города, был в начале девяностых практически обязательным атрибутом интеллигентных семей Риги. Приезжая в гости к своим тогдашним пассиям, я неизбежно замечал его – гордо красующегося на книжных полках в гостиных и столовых.

Фамилии бывших подруг осели в телефонных справочниках как минимум трех континентов. В денационализированных квартирах доходных домов прописались конторы и офисы. При переездах частично растерялись, частью осели у букинистов слывшие некогда символом культурности и образованности домашние библиотеки. Полтора десятилетия спустя новейшее переиздание альбома «Деревянная архитектура Томска» смотрит на меня с полки в книжном магазине, расположенном за многие тысячи километров от балтийских берегов, в двух шагах от центральной томской магистрали – улицы, по-прежнему носящей имя Ленина.

Деревянная книга

Подарочное издание немалой даже по европейским меркам цены – едва ли не единственное счастливое исключение. В целом же задумавшего ознакомиться с Томском посредством путеводителя ждет разочарование: если дефицит чего-либо в полумиллионном городе и ощущается, так это добротной краеведческой литературы. И вовсе не потому, что таковая не издается. «Выпустили к четырехсотлетию, – вынуждены признаваться продавцы. – Четыре года назад. Так все уже раскупили»…

Поверить в это не сложно. Томск – город, кажется, самой судьбой предназначенный стать туристической Меккой. Местом паломничества не только жадных до экзотики иностранцев, но и всех увлеченных историей Сибири. И даже более того – прошлым уникальной городской цивилизации XIX – начала ХХ века. Оставшийся в стороне от основной трассы транссибирской магистрали, не затронутый напрямую стихийной урбанизацией двадцатых-тридцатых годов и по сей день пытающийся сопротивляться бездумной «коммерциализации» наших дней, Старый Томск вполне заслуживает того, что бы писаться с заглавной буквы. Словно название книги – книги, не напечатанной казенной гарнитурой николаевского ампира и даже не выписанной средневековым церковным полууставом. А в буквальном смысле вырезанной на деревянной доске. Точнее – на бересте: традиционном материале исконных здешних промыслов.

Причудливы и не похожи одна на другую страницы этой «книги». Виньетками югенд-стилевого декора удивляют они в творениях архитекторов столетней давности. Полустертой арабской вязью зачаровывают они в домах Татарской слободы. Завораживают псевдобарочной резьбой наличников в переулке имени неведомого товарища Нахановича. Щемят порой сердце «вымаранными абзацами» — прорехами хрущевских пятиэтажек или внестилевых построек десятилетней давности. И заставляют до бесконечности перечитывать и перечитывать их – по несколько раз кряду пытаясь запечатлеть в фотообъективе кажущуюся сказочной красоту.

Гений места

Улица тянется в гору. Тянется круто и упрямо. Сохраняя в своем названии память об Октябрьской революции, она все равно выводит к Воскресенскому собору: «переведенной» на язык местных архитектурных форм реплике гениального Растрелли. Даже в самые атеистические времена, когда Томск лишился практически всех церковных доминант своего силуэта, на дерзко устремленное в сибирское небо европейское барокко у «воинствующих безбожников» не поднялась рука. Чего не скажешь о других башнях Старого Томска – судя по фотографиям, они вернулись в городскую панораму совсем недавно. Крытое лемехом шлемовидное завершение реконструированной башни деревянного Кремля. Увенчанная флагштоком башенка на здании магистрата: термин этот, казалось бы, более присущий средневековым городам Европы, на устах у томичей вот уже третье столетие. И, конечно же, – словно сошедшая с иллюстрации к знакомым с детства стихам каланча над бывшей пожарной частью.

Сотрудники разместившегося в ней Городского музея охотно пускают всех желающих подняться на нее. Бросить взгляд вниз – на стелещуюся чуть в стороне серебристо-серую гладь Томи. На петляющую по пути к ней где-то в рощах под горой речку Ушуйку. На тянущиеся чуть ли не до самой линии горизонта современные микрорайоны. И на бескрайние сибирские леса. Через которые – чуть перефразировав слова классика – хоть скачи неделями на лошади, хоть кати сутками по железной дороге – «ни до какого иноземного государства не доедешь». Да и зачем? Чувство странной самодостаточности, не знакомое жителям расположенных друг от друга на расстоянии дневного пробега конной упряжки старинных городов Европы, наполняет вдруг душу. Отзываясь желанием спешить навстречу новым и новым открытиям на перпендикулярных улицах «сибирских Афин».

Конечно же, они – не только архитектурная старина. Но и стотысячное братство студентов расположенных в Томске шести государственных вузов. И аляповато-наивные, но искренне любимые томичами «памятники» «Народному счастью» и «Антон Палыч Чехову», достаточно нелестно отозвавшемуся в свое время о местных нравах и обывателях. И баснословно дешевый общественный транспорт, в котором даже молодежь не слишком уважающего закон и общественный порядок вида аккуратно покупает билетики и уступает места пенсионерам. И та теплота и открытость, с которыми работники музеев, книжных магазинов, местных СМИ готовы показать родной город и рассказать о нем. Иными словами – тот симбиоз патриотизма и открытости миру, который древние римляне, наверное, и называли «гением места», будучи, разумеется, не в силах даже и представить, что термин этот будет когда-нибудь применен к не ведомой им Сибири.

* * *

Говорят, посетившей Вильнюс Наполеон Бонапарт высказал желание разобрать тончайшее каменное кружево костела святой Анны и перевезти его из этой «варварской страны» на парижский остров Сите – по соседству с Нотр-Дамом. За несколько десятилетий до того прусский король уже предпринял нечто подобное: приказал перенести приглянувшийся ему средневековый фасад одного из данцигских домов в одну из своих загородных резиденций. Чем, кстати, спас архитектурный памятник от гибели в годы Второй мировой войны – старинные кварталы отошедшего к Польше Гданьска пришлось, как известно, отстраивать в буквальном смысле заново…

Сходные мысли порой могут возникнуть у того, кто впервые соприкоснется с жемчужиной Сибири – старинным городом Томском. Но пробудут они с гостем недолго. До той поры, пока ему не посчастливится лично познакомиться с жителями этого удивительного города – томичами. Подлинными патриотами – в самом высоком, не запятнанном околополитическим официозом смысле этого слова. И пожимая им на прощание руку, понимаешь: поддаваться пессимизму не стоит. Эти выдюжат без посторонней помощи. И уж точно – без навязчивой опеки. Они, сибиряки, – такие. Люди, создавшие Старый Томск, сохранят его для будущих поколений – сомнений в этом быть не может. Но в первую очередь – для самих себя. Ведь они того полностью заслуживают.