"Молодежь Эстонии" | 29.09.08 | Обратно

Большая дипломатия берет паузу

Дмитрий КОСЫРЕВ,
политический обозреватель «РИА Новости»

Дмитрий Медведев: «События на Кавказе показали, что медлить с новым договором о европейской безопасности нельзя». Фото Сергея ГУНЕЕВА

Если кто-то забыл первую внешнеполитическую акцию нового президента России на европейском направлении, то сам Дмитрий Медведев ее только что напомнил. События на Кавказе показали, что медлить с новым договором о европейской безопасности нельзя, заявил он на церемонии вручения верительных грамот послами иностранных государств в Кремле.

Понятно, что никто в Европе, и тем более в США, не готов сейчас поддержать разговор на эту тему. Но исчерпались и все прочие темы для разговора между Россией и Западом — по крайней мере, до президентских выборов в США в ноябре. Говорить о мелочах уже сложно без более серьезного разговора. Всем ведь понятно, что конфликт вокруг Грузии — лишь частное проявление кризиса, который назревал целых 17 лет, с начала создания совсем нового мира. Всем теперь ясно, что нельзя было строить отношения с Россией так, как это делалось до сих пор. Более того, и не только в России тут дело, по отношению к ней всего лишь проявлялись те же самые ошибочные рефлексы, которые США и ЕС постоянно демонстрируют в отношении множества других стран, неожиданно резко набравших влияние в мире, прежде всего в отношении Китая.

В общем, ситуация похожа на ту, когда создавалась ООН. Созрел полный пересмотр всей системы международных отношений, и то, что именно эпизод с грузинской агрессией оказался спусковым механизмом, — это случайность. А тут еще экономический кризис начался всерьез и везде.

Пока пауза длится, есть смысл посмотреть, на чем остановились стороны конфликта перед тем, как замереть в нынешнем подвешенном состоянии.

Дипломаты все еще ругаются, доказывая, что они с самого начала — то есть годами — все делали и говорили правильно. Наиболее характерный пример тут — выступление госсекретаря США Кондолизы Райс в Фонде Маршалла в Вашингтоне. Там она напомнила всем желающим о «мрачном повороте» в истории России, «со свертыванием личных свобод, произвольным применением закона, процветающей на различных уровнях российского общества коррупцией и с параноидальным, агрессивным импульсом, который проявлял уже себя раньше в российской истории».

Последнее — это как раз ответ Москвы на нападение Грузии на Цхинвал. Если кому-то интересно, то официальная точка зрения администрации США до сих пор состоит в том, что виновата в начале войны все равно Россия. Действия России в Южной Осетии были «заранее подготовленным вторжением на территорию своего независимого соседа», говорит Райс. И действительно, как признать открыто, что агрессию совершил американский клиент и выкормыш (в тихом ключе это уже было сделано неоднократно)? Особенно признаться в провале сейчас? Так возникает изящная фраза Райс, смысл которой в том, что неважно, кто первый начал, важно, что Россия была готова ответить и вторгнуться. На этой позиции администрация, понятно, и заморозится до самых выборов.

Такая же пауза взята Евросоюзом. Тут происходят интересные мелочи, сводящиеся к понижению градуса спора. В среду, например, председатель Еврокомиссии Жозе Мануэль Баррозо уточнил, что «экстренный саммит Евросоюза 1 сентября принял решение не продолжать переговоры по новому соглашению с Россией до тех пор, пока российские войска не будут выведены с территории Грузии, за исключением Южной Осетии и Абхазии, — это позиция ЕС». Раньше применялась формулировка «позиции, которые существовали на 8 августа», которую можно было понять как угодно. Так что новое соглашение с Россией можно обсуждать. Вот только каким оно будет?

Ну, а о том, что в Вашингтоне и столицах ЕС на самом деле думают о президенте Грузии Михаиле Саакашвили и его военной провокации, свидетельств сколько угодно. Как и о том, что настоящий кризис происходит скорее в отношениях Европы и США: европейцам совершенно не понравилась тактика выращивания Вашингтоном режимов-провокаторов, создающих неожиданные кризисы не в Новом свете, а именно в Европе. Перечислять все факты на этот счет уже не так и интересно. Ясно и то, что новая реальность — в виде отдельного от Грузии существования Абхазии и Южной Осетии — всеми принята.

Интереснее другое: готов ли хоть кто-то как в ЕС, так и в США — и, кстати, в Москве — к тем масштабным переговорам, которые сейчас требуются? Что такое, например, тот самый «новый договор о европейской безопасности», о котором говорил Медведев, — кто видел его основные положения? И что означают слова российского президента о сферах особых интересов России – хоть кто-то видел свидетельства, что ничьих других интересов в этих сферах Россия не будет признавать?

Ясно, что по крайней мере Москва уже не вернется к реалиям этих 17 лет, когда ясно было, что все идет не так, но никто никого не хотел слушать.

В принципе понятно также, о какой безопасности сегодня можно вести речь и от каких устаревших привычек в общении как с Россией, так и с другими неевропейскими странами Западу давно пора бы отказаться. Здесь должны быть пункты о том, что никто не должен делить страны мира на категории (демократии и авторитарные режимы, например) и принимать на основе этой классификации какие-то меры. Всем ведь понятно, что классификацией может когда-нибудь заняться не только Запад. И понятно, что в основе поведения «старых» мировых лидеров лежит страх перед назревающими в мире переменами. Как гарантировать плавный и безопасный для всех переход к новому миру — вот в чем вопрос.

Можно расширить понятие безопасности, включив сюда акции, которые предпринимают не государства, а, например, «независимые» СМИ. Российское общество испытало немалый шок, узнав, что писали об осетинской войне СМИ в США и ЕС: до такой степени забыть о правде, морали и приличиях можно только в военной обстановке. Еще можно вспомнить о создании путем манипуляции избирательным процессом враждебных режимов на границах России. Ведь и это оружие — как и любое оружие — не может надолго оставаться чьей-то монополией. Наконец, еще один вид угрозы безопасности — это навязывание кому-то стиля жизни или ценностей. И здесь тоже ничья монополия не вечна.

На сколько этот разговор может затянуться? На годы? Или до следующего кризиса?