"Молодежь Эстонии" | 05.02.09 | Обратно

Память, ты друзьям живущим молодость верни

Нелли КУЗНЕЦОВА

Нина Ивановна Павлова (в центре) с блокадницами на приеме в российском посольстве. фото Алексея СМУЛЬСКОГО

Так уж получилось, что на этой неделе сошлись две важные, памятные даты: окончание Сталинградской битвы и снятие блокады Ленинграда в 1944 году. И потому вновь хочется вернуться к этой встрече в российском посольстве, когда бывшим блокадникам были преподнесены памятные гильзы с ленинградской землей, взятой с тех мест, где шли наиболее ожесточенные бои.

Большинству из тех, бывших блокадников, защитников города на Неве, что пришли на встречу в российское посольство, уже за 80 лет. Многие из них нездоровы, и было видно, что они с трудом поднимаются по лестнице. Но не прийти в посольство, где разговор шел о 65-й годовщине снятия блокады, они не могли. И в этом есть, если хотите, тот же отблеск мужества, несгибаемой стойкости, неравнодушия, которые помогли им выжить в те страшные 900 дней и ночей, которые помогли им отстоять город.

Говорят, что ученые всерьез задумались, во всяком случае, об этом были сообщения на лентах новостей, почему, как, каким образом живы до сих пор люди, прошедшие сквозь такой ад, что привязывает их к жизни, держит их в ней. Быть может, и в самом деле, это еще неразгаданная научная загадка, некий неразгаданный феномен. Но я видела, как танцевали с блеском, с задором, с жаром, совсем по-молодому Нина Ивановна Павлова и Владимир Исаевич Метелица. А ведь каждому из них за 80... Далеко не каждый молодой мог бы так станцевать. «Я просто собрал все свои силы, — смеялся потом Владимир Исаевич, — как перед боем или перед спортивной схваткой». Быть может, дело как раз именно в том, что канал жизненной энергии, открывшийся в них когда-то, когда каждый их день начинался со слова «надо», и дает им силы до сих пор? Пусть это звучит наивно, пусть звучит совершенно ненаучно, но они, эти люди, и сейчас отличаются особой энергетикой.

Вот тот же профессор Ханон Барабанер. Создатель и бессменный руководитель Института экономики и управления... На встрече в посольстве он вспоминал, что в годы блокады жил на Лиговке, недалеко от знаменитых Бадаевских складов, где так ярко пылало подожженное бомбой продовольствие, спасительная еда для города. Это он вспомнил бессмертные слова Джамбула «Ленинградцы, дети мои, ленинградцы, гордость моя...» И я помню, как мы молча стояли кружком в Белом зале посольства, и я словно видела на лицах этих бывших блокадников отсвет зарева тех давних времен. Кто-то из них сказал, что когда в дни празднования 65-й годовщины освобождения в городе имитировали налет, у многих в горле встал ком и глаза защипали слезы. Кто-то из поэтов, прошедших войну, хорошо сказал: «Я не участвую в войне, война участвует во мне...» Вот так и в них живут воспоминания о блокаде, о тех страшных 900 днях и ночах. И обо многом из того, что им пришлось тогда пережить.

Они, эти люди, сумели создать вокруг себя особенную атмосферу, во всяком случае многие из них, и потому так тянутся к ним люди, так хорошо, тепло, приятно быть рядом с ними. Это, если хотите, особое братство людей, прошедших сквозь тяжелейшие испытания.

Вспоминаю Анну Александровну Архипову, она многие годы была одним из лучших школьных директоров Тарту. Немного, наверное, найдется людей, в которых было бы столько тепла, доброты, внимания к людям. Может быть, это родилось, раскрылось в ней в те блокадные годы? Впрочем, иначе мыслить они не умели. Муж Анны Александровны, известный в Эстонии и многими любимый профессор Рэм Блюм в те давние годы мальчишкой, подростком работал на знаменитом Ижорском заводе, который выпускал свою грозную продукцию под бомбежками и обстрелами.

Вспоминаю Михаила Исааковича Гиршовича, поразительного, мужественного человека, руководителя ветеранской организации Еврейской общины. Даже болезнь не помешала ему прийти на этот прием в посольстве, потому что он, прием, был связан со столь важной, памятной датой, потому что, наверное, хотелось побыть среди «своих», у которых общие воспоминания. Тем более, что в этот день бывшим блокадникам, защитникам города на Неве вручали гильзы с ленинградской землей. Земля Отечества... Она бесконечно дорога всем этим людям, она дорога всем нам. Кстати, послу Николаю Николаевичу Успенскому, его супруге Ларисе Михайловне тоже вручили в этот день бесценные гильзы, привезенные Андреем Лазуриным и его ребятами из Front Line. Поколение внуков — так назвал своих ребят Андрей, и они, эти ребята, не оказались в стороне в те дни, когда отмечалась столь важная для всех, для нашего народа дата.

Все вспоминаю Эллен Ранд... Какая поразительная судьба у этой скромной, такой неброской внешне женщины.

...Она, семилетняя, осталась одна в промерзшей насквозь квартире, когда все в ней уже умерли. Ей и самой оставалось только умереть. И тогда, в эти самые последние минуты жизни, как говорит Эллен, в квартиру вошла женщина. Сама Эллен не знала и никогда не узнала имени этой русской женщины. Но она, эта женщина, вытащила умирающую девочку из квартиры, дотащила ее до автобуса, отправлявшегося к Ладоге, к «Дороге жизни». У нее, этой девочки, не было никаких документов, когда ее привезли в детский дом. Но ее приняли, обогрели, дали новые имя и фамилию. И она долго была Шестаковой с придуманным для нее годом рождения.

А потом в Майкоп, где оказался детский дом, вновь вошли немцы. И тогда жители города стали разбирать детдомовских детей, пряча их в своих домах, в своих семьях. Русская семья вылечила, вырастила, выучила Эллен, и она навсегда осталась благодарна этой семье. «Я — интернациональный ребенок», — сказал она о себе, улыбнувшись. А я снова подумала, через что ей пришлось пройти.

Повзрослев, Эллен стала ходатайствовать о возвращении ей эстонской фамилии. В память о матери, арестованной в 38-м году и погибшей где-то в сталинских лагерях. В память об отце, погибшем в начале войны. В память о бабушке, умершей от голода в блокадном Ленинграде. И в память о сестре, которая, уходя тушить зажигалки в часы налетов, оставляла ей, маленькой, кусочек черного, твердого хлеба, блокадную пайку. И она, маленькая Эллен, часами сидела и неподвижно смотрела на эту пайку, из всех сил уговаривая себя до нее не дотрагиваться.

И вот парадокс: она, Эллен, по ее словам, пропитана русской культурой. Но она и эстонка, здесь жили, трудились, любили, умирали поколения ее предков. И она не может изменить их памяти, как не может забыть и все то, что сделано для нее русскими людьми.

Как известно, репрессированные в 40-50-е годы эстонцы, их потомки получают в Эстонии пособия. Ей, эстонке, эстонской гражданке, сказали, что-де мать была арестована в России, пусть Россия и платит ей, Эллен, за это. Она не получает и того пособия, которое причитается бывшим блокадникам, поскольку она не российская гражданка. Как быть с такими людьми? Она как бы выпала из времени, из общих обстоятельств, которые пережили все, что пережила и она. Она оказалась как бы в странном, пустом промежутке, призрачном коридоре, между теми и этими.

Но слава богу, как сказала Эллен, ее приглашают в общество блокадников, ее приглашают в числе их и в российское посольство. Ей среди этих людей тепло, она здесь среди своих.

О каждом из этих людей, бывших блокадников, защитников города, можно рассказывать часами. Это необыкновенные судьбы. Сами они постарались рассказать о себе в созданной ими книге «Блокадный дневник». И это, быть может, суховатые, в чем-то наивные, но пронзительные по своей силе, чувству, заключенному в них, рассказы. Но все кажется, что этого мало, мало. Они ведь — живая история страны. Все хочется к ним присмотреться получше. В чем их сила? Что дает им энергию жить, смеяться, работать? Это какой-то особый сплав стойкости, энергии, доброты, связи с другими людьми. Не дай бог нам пережить то, что пережили они. Но многому можно у них научиться...

P.S.Петербургские блокадники протестуют сейчас против приватизации парка Победы на Московском проспекте в Питере, где, по слухам, собираются возводить развлекательный комплекс. Но разве может быть такой комплекс на месте кирпичного завода, где в годы блокады сжигали трупы умерших от голода и погибших от бомбежек?