"Молодежь Эстонии" | 08.01.09 | Обратно

И жизнь, как бой...

Нелли КУЗНЕЦОВА

Говорят, история народа — что монолит, на главы ее можно разделить лишь в учебниках, а в жизни — как расторгнуть сына с отцом, отца с дедом и прадедом? Историю создают дела людские, судьбы человеческие, и в этом смысле судьба Георгия Дзевульского — история, которую знать полезно, потому что это отражение истории страны, о которой мы еще далеко не все знаем.

Мы разговаривали с Георгием Николаевичем Дзевульским через несколько дней после того, как вместе со своими товарищами, старыми сослуживцами он отметил свое 80-летие. И он все вспоминал о них, тех, с кем служил вместе, с кем воевал. И я понимала, что и в этот раз, и в другой, сколько бы мы с ним ни встречались, он будет рассказывать о них, о тех, кто жив сейчас, и кого уже нет, но которых он все равно помнит и о которых говорит, как о живых, — обо всех этих людях необыкновенной смелости и огромного мужества, достойных не только газетного очерка, а и большой, толстой книги. Но восемьдесят лет исполнилось все-таки ему, и написать я собираюсь именно о нем, и поэтому старательно переводила разговор на его собственную жизнь, собственную судьбу.

А она поразительна. И остается только удивляться, что, пережив все то, что пришлось ему пережить, он сохранил себя таким, каким мы видим и знаем его сейчас: крепкий, хотя и не слишком высокий, уверенный в себе, немногословный человек, с прямой спиной, с офицерской выправкой, которая так крепко въелась в него, что остается, даже несмотря на то, что он давно уже расстался с армией.

Он родился в Винницкой области. Сейчас, говорят, по всему миру собирают бывших винничан, поскольку создается, да уже, собственно, создано Винницкое землячество. Георгий Николаевич тоже вспоминает Винницу, хотя она отзывается в нем не только счастливыми воспоминаниями юности, но и горькими, тяжкими впечатлениями, которые так и живут в нем всю жизнь, осев тяжелым комом где-то в глубине души.

Ему было лет 11-12, когда городок, в котором жила его семья, захлестнула война. Уже через несколько дней после того, как в город вошли немецкие части, в подвал одного из домов были собраны комсомольцы. Утром их повели на расстрел. И мальчишки, среди которых был и Георгий, прячась в кустах, размазывая по грязным щекам слезы, кусая губы, чтобы не закричать, смотрели, как расстреливают их старших товарищей, тех, которых они знали по школе, по комсомольским субботникам, всех этих 70 человек. Может быть, тогда впервые, рожденная этой бессильной яростью, возникла мысль, что надо быть, надо стать военным, чтобы не допустить всего этого.

В семье Дзевульских было четыре сына, и все четверо стали офицерами. Старший брат ушел сразу же с советскими частями, освободившими городок от фашистов, тем более, что дивизией, освобождавшей город, командовал генерал Дзевульский, родной брат их отца.

В Эстонии Георгий Николаевич Дзевульский оказался в 1960 году после окончания Артиллерийской академии в Харькове. Он был направлен в зенитно-ракетный полк, базировавшийся в Эстонии.

А вот потом, через 7 лет началась невероятная пора его жизни, такая пора, о которой долгие годы не принято было говорить, о которой нельзя было даже упоминать.

Мы все знаем, конечно, что во Вьетнаме шла жесточайшая, долгая, кровопролитная война. Мы слышали о напалме, которым сжигались целые деревни вместе с людьми. Мы видели документальные кадры. Мы смотрели и до сих пор смотрим американские боевики с лучшими голливудскими актерами, рассказывающие не только о самой этой войне в джунглях, с потоками крови, с оторванными ногами, руками и головами, но и о том, как долго, болезненно давал о себе знать, да и сейчас еще дает так называемый вьетнамский синдром, как и сейчас еще идут разборки, кто кого и когда предал. Но мы ничего не знали о том, что и наши российские, советские солдаты и офицеры были во Вьетнаме. Даже сейчас, спустя столько лет, об этом не упоминают в газетах, об этом не снимают фильмы. Табу все еще не снято или снято не до конца. А ведь они живы, эти люди. После Вьетнама с ними не работали психологи, психотерапевты, никто не пытался их лечить, восстанавливать их психику. А ведь они тоже пережили много. И потом должны были сами, силой собственной души возвращаться в нормальную жизнь, где были жена и дети, нормальная работа, где не было бомбежек, крови, смерти.

Георгий Дзевульский провел в Северном Вьетнаме 11 с половиной месяцев. И это были сутки, наполненные бомбежками, обстрелами. Случались дни, когда число налетов доходило до 20 и больше. Американцы стремились разрушить систему ПВО страны. И два дивизиона, два советских дивизиона противостояли этому. Под плотным огнем меняли расположение техники, чтобы уберечь ее, не дать ей выйти из состояния боевой готовности. Ночью, как говорил Дзевульский, технику разворачивали, а днем снова убирали ее в джунгли. Тяжелая, непрерывная, опасная работа...

А жили в бамбуковых постройках, если это можно назвать жизнью. Особенно тяжело было зимой. Даже нулевая температура при той невероятной влажности джунглей казалась страшной. Почти все они, кто остался жив, конечно, привезли с собой из Вьетнама жесточайший радикулит. Георгию Николаевичу он и до сих пор напоминает о тех тяжелых вьетнамских месяцах.

Странно, быть может, но Дзевульский ничего не говорит о героизме, о бесконечном терпении, о чувстве долга, хотя, наверное, все это там было. Как, быть может, и то, о чем не хотелось бы вспоминать... Он вообще не произносит никаких громких слов. Может быть, в его представлении это беззаветное мужество и терпение, и привычка выполнять задание, несмотря ни на что, просто входят в понятие офицерской службы, офицерской чести. Как и скромность, как нежелание рассуждать «о подвигах, о славе...» Мы бы и не узнали, наверное, о его боевом вьетнамском прошлом, если бы не орден Боевого Красного Знамени. Такой орден получить в мирное время сложно, почти невозможно. А у Дзевульского он есть. Вот тогда мы и узнали...

Как, впрочем, узнали и о его алжирской командировке. Там он был советником, вернее, консультантом командира алжирской бригады по формированию армии. Снова — чужая страна, непривычный климат, непонятные обычаи. Притаившиеся опасности. И постоянное напряжение... Сам он говорит, что в Алжире ему очень помог полученный во Вьетнаме опыт. Вот и понимай, что за этим стоит...

Такая вот жизнь. Ия Геннадьевна, жена, говорит, что и много позже, уже в Кейла-Йоа, где стояла бригада, в которой он служил, он вскакивал по ночам, выкрикивая сквозь сжатые зубы отрывистые команды. Вьетнам, Алжир, война, воинская служба жили, да и сейчас живут в нем, отзываясь разными голосами.

Люди, прошедшие войну, где бы она ни была, говорят, что война — тяжелая, кровавая, часто грязная работа. Но во всякой работе надо прежде всего думать. Бой — это творчество, как ни парадоксально это звучит. Это состязание умов, таланта, если хотите, выдержки, инициативы командиров. Когда все вокруг гремит, когда не знаешь, будешь ли ты жив в следующую минуту, когда никто не может поднять головы от земли, — поймать момент, когда надо дать команду, так, чтобы люди послушались тебя сразу... Это дорогого стоит.

Сейчас, увы, не модно говорить о мужестве военных людей, о том, что они пережили на своей воинской службе. Но как бы ни складывались межгосударственные отношения, какие бы ни строились режимы, как бы ни менялись времена, мы должны знать, что рядом с нами живут эти обычные, на первый взгляд, люди, которые пережили и сделали столько, сколь нам и не снилось. И наше уважение к ним безгранично.

Сегодня полковник в отставке Георгий Николаевич Дзевульский руководит Клубом военных пенсионеров. Он член президиума Союза ветеранских организаций Эстонии. Сегодня его работа — это забота о ветеранах, их нуждах, их интересах. И надо думать, он делает и будет делать это с той же добросовестностью, с той же выдержкой, настойчивостью, как и в прежние свои боевые времена.

С юбилеем вас, Георгий Николаевич!